«Может быть, потому, что падать легче, чем подниматься?»
Жемчужно-серые глаза смотрят в упор.
«Ты понимаешь. Ты всю меня понимаешь. Какая я счастливая!»
Долгий, тягучий поцелуй. Чуть не до крови.
«Завтра я куплю тебе дельтаплан…»
«Дельтаплан? Мне не нужен дельтаплан. Зачем мне дельтаплан?»
«Но ты так хочешь летать, я же вижу»
«Это правда. Хочу и буду. И, кстати, мне пора размяться»
Она мягко высвобождается, уходит в комнату. Я с интересом смотрю — неужели?..
Она вновь выходит на балкон, одетая в зеленовато-серое облегающее трико с капюшоном. Поправляет на себе широкий, металлически блестящий зелёный пояс, очень похожий на пулемётную ленту. На шее блестят дешёвенькие хрустальные бусы.
— Надо срочно купить разную одежду, вот что. Мне же совершенно нечего надеть — один термокостюм! Завтра ты свободен? Поможешь мне, ладно?
Она легко вспрыгивает на перила, и меня пронзает дикий страх:
— Ты что?!!
Но я уже понимаю — страх глупый.
Она смеётся.
— Вся техника по сути своей протезы, и где можно, надо обходиться без протезов. Но если нельзя обойтись, глупо пренебрегать техникой. Отойди на шаг, ты попадёшь под действие поля, будет неприятно.
Я послушно отступаю.
Она плавно разводит руки. Изображение начинает кипеть, пузыриться, ещё секунда — и над перилами дрожит знойное марево. Всё! И даже ветра на этот раз нет. Антигравитация, левитация или как там?
«Называй как хочешь. Но учти, я скоро вернусь, и буду страшно голодная»
«У меня осталась рыба. Хочешь? Ты теперь человек, привыкай»
«Рыбу хищному зверю. Мне яичницу, из пяти яиц. Нет, из шести»
«Ты не объешься?»
«Ничего, я привыкла. Я же летучая. И тебя сделаю таким, милый мой. А транспортный пояс для тебя будет готов послезавтра. Да, и послезавтра мы летим на базу, все наши хотят пожелать нам обоим счастья. Это же называется свадьба, да?»
Я счастливо улыбаюсь, закинув голову. Мне кажется, что в сером, туманном октябрьском небе играют радуги.
Мы вступаем в первый круг рая.
Глава 3Неизбежность этого мира
— Чем смеяться, помог бы лучше!
Ирочка крутилась так и этак, но мудрёное вечернее платье не поддавалось. Я наблюдал за ней с весёлым сочувствием.
— Давай-давай, овладевай навыками. Что за женщина, которая не в состоянии надеть платье!
Она выгнула бровки, закусила губку. Изогнулась, как ящерка.
— Ты прав, конечно. Но кто это придумал, вот эти верёвочки? Нет, ты объясни мне — крыльев нету, а спина зачем-то вся голая…
— Это для удовольствия мужчин. В данном конкретном случае — для моего удовольствия.
Ирочка хмыкнула.
— Если для твоего удовольствия, то это дурацкое платье следует и вовсе снять. Я не права?
— Права, как всегда. Но видишь ли, какое дело… если ты его снимешь, мы никуда не пойдём. Только до дивана.
Ирочка рассмеялась. Обернулась от трюмо, белкой подскочила ко мне, взяла меня за щёки ладошками.
— Я только за, мой хищник. Однако работа есть работа.
Я вздохнул. Разумеется. В наше время никто не отправляется на бал — виноват, тусовку — просто веселиться. Только работать. Налаживать контакты и связи. И мой ангел Ирочка тем более. Дело предстояло нешуточное — вербовка очередного агента влияния.
Человек, которого мы должны были привлечь на свою сторону, давно созрел. Более того, он почти перезрел. Ещё немного, и под тяжестью повседневной злобной реальности, лишённый дружеской поддержки, потерявший любимую жену и единственного ребёнка, он перегорел бы, замкнулся, став нелюдимым мрачным типом, каких и без того миллионы. Миллионы погибших заживо.
Папа Уэф вычислил его недавно, и мы стали готовить вербовку. Нет, не так. Не вербовку. Спасение умирающей светлой души человека, в перспективе — спасителя многих других. Обычное дело, цепная реакция добра, как называет это моя ненаглядная.
Строго говоря, основную часть работы проделала моя Ирочка, а как же — она ведь у меня особый агент. У меня работа попроще. Рядовой исполнитель — подай-принеси, съезди, поговори, прикрой.
Спаси и сохрани.
Ирочка между тем окончательно оглядывает себя в зеркалах. Пытается поднять ногу, возмущённо фыркает. Ясно, длинная узкая юбка с непривычки… Плюс туфли на шпильках — изощрённое орудие пытки.
— Нет, Рома, я не могу. Можно, я сниму этот чехол и надену термокостюм?
Всю зиму мы с Ирочкой прожили странной двойной жизнью.
Днём я колесил на своей потрёпанной «скорой», где продолжал шофёрить. Впрочем, теперь я не особо напрягался, стараясь заработать лишнюю копейку. Зато в нерабочее время меня гоняли теперь в хвост и в гриву, видимо, ввиду возросшей квалификации.
«…Роман, здесь Аина. Надо быстро подъехать в Сверчков переулок»
Стало быть, сегодня она — контролёр ситуации.
«Где это?» — Москва велика, и даже работая водителем на «скорой», трудно изучить её всю. Тем более, это не наш участок.
«Это между Мясницкой и Покровкой»
«А-а, знаю»
«Рома, у тебя всего пять-шесть минут. Успеешь? Если нет, придётся искать обходной вариант»
«Успею, я уже еду туда. Я рядом»
«Отлично. На углу Сверчкова и Девяткина увидишь девушку в рваных колготках»
«С ней беда?»
Бесплотный шелестящий смех.
«Ужасная беда. Споткнулась, упала, порвала колготки. Не отвлекайся. Подъедешь, предложишь подвезти до дому. До её дома не доедешь, свернёшь через дворы, сделаешь вид, что поломался. У дома №…, у второго подъезда по её улице встанешь, ровно в 16–55, плюс-минус полминуты. Справишься?»
«Сделаю, Аня» — как ветеран ангельской службы, позволяю себе небольшую фамильярность. Впрочем, ангелы народ необидчивый, добрый.
Вот и переулок. А вот и девушка в рваных колготках, тянет руку, ловит частника. Я здесь, милая!
«Аня, можно вопрос?»
«Да, Рома»
«Ей грозит опасность?»
Я ощущаю улыбку Аины. Здорово я всё-таки продвинулся в области телепатии.
«Она должна встретить молодого человека, который выйдет из того подъезда. Это очень нужно, Рома. И это самый надёжный и быстрый вариант, просчитано… Вообще-то порвать ей колготки, да ещё так точно, ни раньше, ни позже — вот где была морока»
Надо же. Да, папа Уэф действительно считает на сто ходов вперёд.
Я распахиваю дверцу.
— Девушка, садитесь! Куда вам?..
А вечером у меня начиналась вторая жизнь. Главная.
«Ира, Ир…Ты уже дома?»
Меня словно обдаёт теплом костра.
«Да, родной мой. И очень жду»
От платной стоянки до дома всего ничего, но эту дистанцию я всегда одолеваю бегом. Рысцой. Охрана на стоянке и соседи так привыкли, что не обращают внимания. Ну бегает чувак, может, спортсмен, или от инфаркта убежать пытается, хотя по возрасту вроде и рановато. Его дело.
А я просто не могу идти пешком. Мне надо её увидеть. Как всё-таки ползёт лифт. Да скорее же!
Мы жили теперь возле Битцевского лесопарка, в «трёшке» на последнем этаже шестнадцатиэтажного дома, с прекрасным видом из окон. Последний этаж — это было обязательное требование Ирочки, и уже через день у нас в прихожей висела связка ключей от пожарного хода на крышу (а заодно подвала, лифтовой и электрощита). Деловая у меня супруга! А в свой старый курятник я не заглядывал уже больше месяца.
Она ждёт меня в глубине прихожей. Тоненькая фигурка маячит в дверном проёме, и я кожей ощущаю, как ей хочется кинуться ко мне. Но Ирочка терпеливо ждёт, пока я сниму такую тяжёлую и нелепую человеческую обувь и верхнюю одежду. Сама она дома никакой одежды категорически не признаёт, только при необходимости. Я не против, скорее за.
«Ну вот ты и пришёл наконец…»
Она уже рядом, и я ощущаю на своём затылке твёрдые тонкие пальчики. Я обнимаю её льнущее ко мне упругое тело. Огромные, сияющие серые глаза занимают всё моё поле зрения. Вот… вот… сейчас… будто пёрышком…
— Ай, больно, — я ощущаю на своих губах привкус крови, — и ты ещё меня обзываешь хищником!
— Ну извини, опять у меня не вышло. Сейчас исправим…
Лёгкое, щекочущее касание маленьких губ. То-то!
Машина идёт ровно, легко. Талая вода брызжет из-под колёс. Надо же, уже март. Нет, всё-таки новый «Ауди-100» — это вам не убитая «шестёрка»…
Моя жена чуть улыбается, без труда улавливая бегущие в моей голове мысли. Я искоса смотрю на Ирочку. Хороша, ох, до чего хороша! Серьёзно подготовилась. Даже глаза и губки подкрашены, хотя обычно она любую косметику терпеть не может, да и не нуждается в ней. На ней колье из бледно-голубых сапфиров, не затеняющих сияние серых глаз — всё продумано. Это, разумеется, обычный прибор невидимости, но не щеголять же на балу в нитке дешёвеньких хрустальных бус. И шубка в тему. Я чувствую некоторую ущербность, словно сермяжный крестьянин, завладевший сказочной принцессой. За что мне такое чудо, Господи?
Она смеётся.
«За любовь, Рома, за что же ещё? Потому что ты хороший»
А, зараза, опять пробка!
«Рома, я давно тебя хочу спросить» — Ирочка сидит рядом, но мы общаемся мысленно. Так привыкли за последнее время. — «Почему ты всё время думаешь разные слова, не относящиеся к конкретной ситуации? Ну вот, к примеру, где, как и чем ты сейчас можешь заразиться?»
Я в лёгкой растерянности. И на всё-то она смотрит вот так, с неожиданной стороны. Ну как объяснить очевидное?
«Нет, я теоретически учила про ругань» — Ирочка поправляет на плечах меховую шубку, — «но смысла уловить иногда не могу. Ну вот, к примеру, ты говоришь или думаешь про… ну, хулигана — «урод». Это понятно — тяжёлые врождённые отклонения в психике и базовой морали. Понятно, хотя и неверно — чаще всего это элементарные дефекты воспитания, лишь иногда наложенные на генетическую ущербность, врождённую склонность к насилию и жестокости. Или слово «козёл» — тоже понятно, глупое, упрямое и дурно пахнущее животное. То же и «баран». Но при чём тут зараза? Я уже не г