оворю о других словах, проскальзывающих иногда в твоём сознании в острых ситуациях, которые связаны с половыми сношениями. Ведь секс, это же самое яркое проявление любви, при чём тут ругань?»
Я молчу. Ирочка с интересом наблюдает за мной. Ну виноват, ну не изжил ещё…
«Ясно. Как говорит папа, нет соображений. Изживай, Рома. Я, конечно, потерплю чуть-чуть, но мне это неприятно»
Вот так. И думать не моги…
Она приближает ко мне свои глазищи, в глубине которых пляшет смех.
— Трудно жить с ангелом, Рома?
Бывает. Но без тебя жить просто невозможно.
Она тянется ко мне. Долгий, тягучий поцелуй. Хорошо, что мы стоим в пробке…
Уже в ноябре Ирочка устроилась преподавателем в школу. Учителем начальных классов. Почему начальных? Именно в этом возрасте легче всего закладывается иммунитет против зла. А почему именно в эту школу?
Она смотрит мне в глаза, и я понимаю.
«И не просто в эту школу, а именно в этот класс, Рома. Именно в этом классе учатся сразу двое ребят и одна девочка, которые скажут своё слово, когда будет решаться судьба этой страны. Ты знаешь, что сейчас здесь идёт негативная селекция? Умные, хорошие дети вырастают и уезжают отсюда, а всякие… да, уроды остаются. Так вот, Рома. Эти трое не должны уехать. Они будут нужны здесь, и только здесь. Надо сделать так, чтобы они это поняли — здесь их дом, здесь призвание всей их жизни. В ином месте они проживут свои жизни зря»
Она сидит, скрестив длинные ноги по-турецки. Золотые кудрявые волосы отросли ещё сильнее, уже ложатся на плечи. Я любуюсь ей, и одновременно чувствую стыд — инопланетянка учит наших детей любить свою Родину. Докатились…
Она сладко потягивается, закинув руки за голову. Чувствует моё любование.
«А когда задача будет выполнена, я, вероятно, перейду в другую школу. Куда? Да откуда мне знать, я же не координатор. Или вообще сменю род деятельности. Буду психиатром в больнице, или вообще какой-нибудь гадалкой-колдуньей, или даже директором международного брачного агентства. Будущее покажет»
Она, как белка, вскакивает с дивана, прыгает мне на колени. Обнимает меня, прижимается.
— Я знаю только одно, Рома. Я буду с тобой рядом всегда.
Господи, как я счастлив!
— Ха, какие люди!
Я оторопело смотрю, как на заднее сиденье с хрустом вваливается Коля-Хруст.
— Привет, давно не виделись! Откуда ты взялся?
Я растерянно пожимаю его руку, и моя совсем не маленькая ладонь тонет в его лапище. Коля в чёрном костюме и чёрном же длиннополом пальто. Уже не простой рэкет — подымай выше.
— Докладываю. Да не тебе, сявка. Особому агенту. По вашему указанию прибыл. Готов к работе, миледи.
Ирочка смеётся.
— Здравствуй, Коля. Рома, это я его вызвала. Для солидности. На сегодня он наш шофёр и телохранитель. Коля, я тебя просила?..
— Всё исполнено в точности, мадам. Рома, тормозни-ка здесь.
На тротуаре, прямо возле нас, вглядывается в поток машин высокая девушка в шубке, из-под которой виднеется длинное вечернее платье. Коля высовывается из машины, приоткрыв дверцу, машет рукой. Девушка быстро усаживается на заднее сиденье, встряхивает копной чёрных густых волос.
— Познакомься, Тома, я тебе о них рассказывал сто раз. Моя супруга.
— Тамара, — девушка прямо, открыто смотрит на меня и Ирочку. Кареглазая смуглая брюнетка, высокая и стройная, хотя и чересчур крепкая, на мой взгляд. Впрочем, рядом с Колей она выглядит донельзя хрупкой. Интересно, а я, при моих метр семьдесят пять? Скорее всего, смотрюсь худосочным заморышем, интеллигентом в седьмом поколении, а моя Ирочка — и вовсе нереальным бесплотным созданием.
— Ирина, — моя Ирочка так же открыто, дружелюбно смотрит на неё. Я мало-мало разбираюсь в женской психологии, и могу утверждать: подавляющее большинство молодых женщин смотрят друг на друга оценивающе. Здесь — ничего похожего. Такой взгляд могут позволить себе только женщины, абсолютно уверенные в себе и своём спутнике жизни. Женщины, которым в принципе незачем ревновать.
— Рома, давай пересядем. Я же ваш шофёр.
Он пересаживается на водительское сиденье, кряхтя, отодвигает кресло до упора. Всё равно тесновато. Такому малому пристало ездить на КРАЗе. Интересно, что он наговорил своей Тамаре про нас?
«Правду, только правду и ничего, кроме правды, Рома» — улавливаю я Колину мысль, — «как ты ангелу Ирочке крылья обломал и свои штаны утюжить заставил»
Хохот сотрясает кабину. Смеются все. Балбес, ох и балбес!..
Постой-ка. Тамара, выходит, тоже улавливает?
«Да, Рома. Ничего, что на «ты»? Куда деваться… С кем поведёшься. Только я простой исполнитель. И работаю сейчас в милиции, инспектор по малолеткам»
Вот как. Рад познакомиться, коллега.
Мы едем, пробираясь через пробки, сворачивая в переулки и дворы, кое-где не брезгуя тротуарами. Нормально для Москвы.
«Нет, всё-таки не продумано тут у нашего архангела, у папы твоего. Такой даме, да с таким шофёром-телохранителем полагается «мерседес»».
Ирочка смеётся.
«У папы всё продумано до миллиметра, можешь не сомневаться. Если бы был нужен «мерседес», был бы «мерседес». Но это явное излишество. И Тамару я побеспокоила потому же, чтобы твоя выдающаяся личность, Коля, не давила окружающих. Дама с охраной — слишком вызывающе, сегодня тут соберётся народ попроще. А так вроде и ты с дамой, не так явно. Кстати, моя идея»
«Ну ты ж умнесенька дивчина. Вся в папу. Ещё бы мужика тебе умного, да где взять?»
Колин бритый затылок нависает над подголовником. Вот как бы треснуть…
В зеркало заднего вида я наблюдаю широко ухмыляющуюся Колину физиономию.
«Только парализатор в ход не пускай, Рома, я же за рулём. Приедем все в синяках, рванине, на покорёженной тачке. Зачем нам такой имидж?»
Снова все смеются. Ладно, Коля, резвись…
— Так, всем внимание — Ирочка переходит на голос — Подъезжаем к самому крыльцу. Коля, ты высаживаешь меня и Рому, паркуешь машину, через семь-восемь минут — ровно чтобы, глянь на часы — заходите с Тамарой, сразу в гардероб. Мы уже будем в зале, подходите к нам, дальше будет видно. Вопросы?
— Не беспокойтесь, Ира-сан. Всё будет исполнено в точности.
Хорошо, когда за дело берутся толковые люди. Музыка в зале не гремит, а мягко играет, позволяя партнёрам свободно общаться между собой: друг друга слышно, а посторонних — нет.
Я вспомнил дискотеки, на которых иногда бывал в пору своей студенческой юности. Дикая ополоумевшая толпа, бешеная круговерть разноцветных огней, грохот хэви-металла, истошные вопли «типа певцов», перекрываемые визгом девчонок-малолеток, прыщавые шпанята, косящие под крутых пацанов. Стеклянные глаза обкуренных. Терпеть не могу дискотек.
Нет, это вполне пристойная тусовка. Если бы ещё не мысли окружающих…
Напускная весёлость, вежливые улыбки. Женщины в боевой раскраске, словно танкисты, рассматривающие через свои накрашенные прицелы поле боя, выбирающие потенциальных жертв и цепко отмечающие соперниц. Мужчины, распираемые авторитетом и солидностью, как протухшие консервы. И раздевающие взгляды.
Изображение радости от встречи со старым другом.
— Ба, какие люди! Ты как здесь? Рад тебя видеть!
«Вот сволочь, опять выкрутился. Ничего не берёт. И не сдохнет, бычара, ещё сто лет…»
Так вот она какая, настоящая мужская любовь.
— Представляешь, он мне ещё когда шубу норковую купил, я ему и говорю…
«Да, вот так, киска. И напрасно ты п…ду бреешь, не обломится тебе ничего»
Ну что же, бывает и женская любовь.
Слава Богу, что такие мысли не у всех. У большинства всё же преобладают вполне нейтральные мысли и эмоции, нередки и настоящие тёплые чувства. Нет, определённо за нас, за человеков, стоит побороться.
«…Да, тёлочка ничего. Мелковата только. Нет, определённо ничего. А с виду — типичная училка, под деревню невинную косит. Интересно, сколько возьмёт?..»
Я вздрагиваю. Это о моей Ирочке. Где же ты, сучонок?
«А, уже подцепила какого-то лоха. Может, муж? Точно! Не, такому придурку — и такая тёлка. Несправедливо… Исправим?»
Вот он. С виду вполне состоятельный малый, лет под тридцать. Лощёный, успешный. В компашке себе подобных. Слегка выпивший, и от того до невозможности смелый. Вот только от мыслей его несёт, как от помойного ведра. Ладно… Нужен повод…
«Рома, не смей! Рома, не так! Ты завалишь операцию!»
Импозантный малый между тем приближается, с явным намерением.
— Простите, могу я пригласить вашу даму?
— Ни в коем случае! — широко улыбаясь, отвечаю я. Задача упрощается.
— Почему? — похоже, хмель вышиб из малого остатки невеликого умишка. Или он так не привык к отказам, что и мысли не допускает… Задача предельно упрощается.
— Потому что ты скот, — очаровательно улыбаясь, опережает меня моя Ирочка.
Малый косо, нелепо оседает на пол. Обморок от неумеренного употребления. Да, для начала обморок.
— Помогите, тут молодому человеку плохо! — артистка, ну артистка.
«А ты хотел его… ему… да, набить морду. Правильно сказала?»
Правильно, правильно. Почему не дала? Зря.
«Не отвлекайся. Был скот, и нет скота. Теперь либо человек, либо труп. Работаем!»
Я танцую с Тамарой, хотя мне немного неловко. Она и так выше меня, а на шпильках тем более. Под моей рукой переливаются мускулы голой Тамариной спины. Нет, Тамара, ты красивая, правда, только я хочу танцевать с ней. С моей Ирочкой.
Тамара сочувственно улыбается. Служба.
«Рома, как не стыдно обижать девушку. И вообще, мои команды в ходе операции не подлежат даже мысленному обсуждению. Дома мы с тобой потанцуем, правда. Вот приедем домой, я сниму этот дурацкий чехол, прижмусь…»
«Тогда наш танец будет очень коротким. Нет, родная. Сперва мы будем танцевать как есть сейчас, потом ты снимешь свой чехол и станцуешь для меня одна, а я буду смотреть и любоваться. И чтобы на шпильках. Можно?»