«Это твой Первый полёт, Рома. Ты не понимаешь, чего достиг — существо, генетически не приспособленное к полётам. Я горжусь тобой, родной мой, правда! Нет, больше, гораздо больше — я люблю тебя»
Закат отгорел. Сумерки незаметно сгущаются, мягко скрадывая очертания предметов, мрак копит силы в тёмных углах комнаты. Включить уже свет, что ли?
Нет, не хочу. Яркий свет враз расставит всё по местам, вернёт меня в реальность грубо и бесцеремонно, оборвав поток воспоминаний. Да и рисунок уже закончен.
С белеющего альбомного листа на меня смотрит моя Ирочка. Такая, какой она ещё недавно была, пока ей не встретился на пути хищный и не совсем разумный абориген дикой планеты, не имеющий ничего, кроме любви.
Я вздыхаю. Не обманывай себя, хищник, не так уж ты глуп, чтобы не понять. Любовь станет для тебя оправданием в том, и только в том случае, если ты сможешь спасти и сохранить свою любимую. Любовь должна удлинять жизнь, а не укорачивать.
Всё тихо в квартире. И только где-то в самых глубинах моего подсознания выбирает отпущенное нам двоим время невидимая адская машина.
Тик… тик…
Ну когда же она вернётся, наконец! Мне без неё плохо…
«Ау, любимый! Ты дома?»
«Конечно, родная. Ты где?»
Шелестящий бесплотный смех.
«Меня везут домой, в твои объятия. Этот Виталий — человек слова. Я сейчас позвоню тебе по сотовому, ты выйди к подъезду, встреть меня, пожалуйста»
«Зачем звонить? Я и так выйду, встречу»
В моём мозгу возникает картина — кот, рассматривающий толстый учебник по высшей математике. Намёк ясен.
«Тогда это будет выглядеть так, будто ты всё это время торчал в тёмном подъезде, моё счастье. Или мне сейчас начать лекцию про телепатию? Соображать надо. И вообще, с каких пор ты стал обсуждать команды в ходе операции? Разболтался, никакой дисциплины»
«Виноват, сэр. Больше не повторится, сэр. Жду звонка, сэр»
«Другое дело. Всё, не отвлекай. Я продолжаю работу с клиентом»
В груди у меня тепло, и я знаю, отчего. Ведь она же вполне могла избежать этой беседы, лишнее нервное напряжение, отвлекающее внимание во время сложной работы. Но если есть у неё хоть малейшая возможность — всегда поговорит, хоть о пустяке, хоть парой слов. Потому что ей без меня плохо. Маленькая моя!
— …Уф, денёк!
Ирочка скидывает ненавистные туфли на шпильках, с наслаждением зашвыривает их в дальний угол прихожей. Проходит в комнату, расстёгивая на ходу застёжки своего платья, змейкой выскальзывает из него. Летят на диван колготки, вместе с трусиками. Обычное дело. Свобода, свобода!
— Удалось?
— Сейчас, сейчас. Вот только смою с себя все эти взгляды… Гадость, хуже сырого мяса!
Она уже в ванной. Можно ловить мысли, но я хочу её видеть. Топаю следом, дурнем торчу в дверном проёме, наблюдая, как она моется в душе.
— Панцирь Антарктиды треснул. Для полного таяния льдов времени было маловато, но начало есть. Ладно. Ему нужна женщина, Рома. Такая, которая смогла бы заменить…
Я в недоумении. Как, и эту проблему решать моей Ирочке?
Она даже перестала плескаться.
— А кому же? Это же моя работа — спасать и сохранять. Взялся — ходи. Правильно сказала?
— Рома, давай обсудим кое-что. Вот ты сегодня собирался слегка повоевать…
— Нет, родная. Я собирался поправить рыло и мозги одному типу, оскорбившему мою жену.
— А если бы он тебя побил? Крупный, здоровый самец…
— Война без потерь не бывает. Но я бы справился, будь уверена.
— Да верю, верю. Особенно в таком состоянии… Плюс перстень, плюс Коля в резерве. Плюс я.
— Чего ты добиваешься?
— Пойми, Рома. Всех гадов не перебьёшь, как точно выражается Коля-Хруст. Вот ты вполне мог сегодня сорвать операцию, которая долго и тщательно готовилась. И из-за чего? Из-за какого-то скота? Да ведь он не представлял для меня ни малейшей опасности. И если хочешь знать, про меня сегодня думали примерно то же ещё пять или шесть скотов, я уловила. Это не считая просто раздевающих взглядов, которых вообще миллион.
— Чего ты хочешь? Чтобы всякая сволочь тебя оскорбляла, а я смотрел на это с олимпийским спокойствием? Верно, всех гадов не перебьёшь. Но если есть хоть малейшая возможность, их следует бить. Это тоже слова твоего любимого Коли, между прочим.
Она мягко гладит меня по лицу, лаская взглядом.
— Любимый у меня только один, и он сидит передо мной. Ну хорошо, попробую иначе. Вот у вас есть такая профессия — старатели. Люди, которые добывают золото или алмазы. Они целыми днями копаются в грязи, им холодно и неуютно. Но добыча стоит того. Так вот, Рома. Я — старатель человеческих душ, и я не боюсь грязи. И все, кто работает на вашей дикой планете, грязи не боятся. Добыча стоит того. А кто не любит грязи, в миссионеры не идёт. Мало ли других, более чистых профессий.
Она смотрит почти умоляюще.
— Обещай мне, Рома, без команды не стрелять. Ну пожалуйста!
Ну что ей ответить? Я тяжко вздыхаю.
— Не могу обещать тебе этого. Даже с риском тебя обидеть. Всё верно — я глуп, я могу сорвать тщательно продуманную операцию из-за какого-то никчёмного скота. Но я перестану себя уважать, если буду спокойно смотреть и слушать, как оскорбляют мою жену. А это, родная, гораздо опаснее. Правильно сказал?
Она смотрит строго, но в глубине глаз я угадываю притаившийся смех.
— Это бунт? Отказ выполнять команды карается и у нас, Рома.
— Надеюсь, ты не поставишь меня к стенке?
— К стенке? Ах, да… Нет, Рома. У нас даже нет трибуналов.
— Весьма сожалею, что не смог быть вам полезен, мэм. Готов понести наказание.
Она в задумчивости прикусила губку.
— Ладно. Придётся исключить твоё участие в подобных случаях. Пусть папа решает.
Ирочка встаёт, потягивается, и вдруг прыгает мне на колени. Сияющие глаза рядом.
— Ты здорово осложнил мне работу, но знаешь — я почему-то довольна.
Долгий, тягучий поцелуй.
— Нет, какая я всё-таки счастливая. Найти такой алмаз на дикой планете!
— Ну ещё бы. Между прочим, во мне почти четыреста тысяч каратов!
И мы валимся от хохота.
— Ты как хочешь, а мне надо размяться. Иначе я не усну. Слишком много всего. Полетели?
— Ты же только что помылась, даже волосы не до конца просохли. Простудишься!
— Кто, я? Биоморфы не простывают от такого пустяка, к тому же на мне термокостюм.
Ирочка стоит у балконной двери, одетая в серо-зелёный термокостюм, поправляя на себе металлически блестящий зелёный пояс, похожий на пулемётную ленту. Вылитая Анка-пулемётчица.
«Мне не нравится твоё сравнение, Рома. Я знаю, что такое пулемёт — примитивное дикарское оружие, предназначенное для массового убийства людей. Пулемётчица — оператор этого оружия. Что во мне общего с ней?»
«Ну виноват, опять не то ляпнул. Между прочим, кто-то обещал заниматься со мной, чтобы я поумнел. Не вижу результатов. Что ты можешь сказать в своё оправдание?»
Ирочка рассмеялась так, что аж присела.
— Ну ты и наха-ал!.. Ладно, урок первый. Одевайся!
Она бросает мне свёрток, я ловлю его на лету. Мой термокостюм.
Второй бросок. Я ловлю на лету зелёную змею пулемётной ленты. Мой транспортный пояс.
Ирочка натягивает на голову капюшон.
— Значит, так. Поймаешь меня, я буду танцевать для тебя на шпильках. Танец живота. Нет, больше — изображу для тебя на столе женщину-змею. И вообще, ты всю ночь будешь делать со мной всё, что захочешь.
— Здорово. А если не поймаю?
Она берёт меня за щёки ладошками. В глазах бесится смех.
— Тогда ты будешь делать со мной всё, что захочу я. И попробуй только отлынивать!
Воздух свистит, обжигая щёки холодом. Март в Москве в сущности месяц зимний, и после захода солнца недобитый мороз выползает из своего убежища, пытаясь восстановить утраченные позиции. Не обморозиться бы!
Передо мной маячит, мечется размытое тепловое пятно. Ирочка специально ослабила уровень маскировки, чтобы я мог её обнаружить в полёте. То же сделал и я — состязание должно быть честным. Но обнаружить её и поймать — две большие разницы. Если не три.
Я стараюсь изо всех сил, преследую её, как зенитная ракета вражеский самолёт, парируя все попытки оторваться или уйти вбок. У меня преимущество в скорости: я гораздо тяжелее Ирочки, а пояс устроен так, что более тяжёлый перемещаемый объект может развить большую скорость, подобно тому, как быстрее падает более тяжёлый парашютист в затяжном прыжке. Что-то вроде поляризации гравитационного поля, или как-то там ещё — нет пока таких точных терминов в земных языках. И невесомость, будто в космическом полёте — ни малейших перегрузок. Только такое дикое управление отнимает немало сил.
Тепловое пятно совсем близко, в десяти шагах. Вот… вот… сейчас! Сейчас по телу пройдёт неприятно — щекочущая волна, когда я пройду сквозь маскирующее поле, и на расстоянии вытянутой руки передо мной возникнет моя ненаглядная, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, желанная. Сработает защита «от дурака» на наших поясах, уравнивая скорости, предотвращая опасное столкновение, и я заключу в объятия свою жертву. Нет, теперь не уйдёшь! Значит, так. Сперва танец живота, да-да, на шпильках, а затем — женщина-змея на столе…
Пятно делает резкий финт, я не успеваю притормозить. Рывок! Нет, бесполезно…
«Не поймал, не поймал! Что, сила есть — ума не надо?»
«При чём тут ум, ты просто легче, и потому маневреннее. Ну, погоди!»
«Даю ещё попытку! Хочешь женщину-змею на столе? Лови!»
Тяжёлая пулемётная лента пояса нагрелась, начинает тихонько жужжать — перегрузка. Мои шансы стремительно тают…
— Я есть хочу вообще-то!
Ирочка деловито шмонает холодильник. Нет, нет — обыскивает, она же не любит таких слов. Я любуюсь её точными, лёгкими, стремительными движениями. Тонкие руки с длинными чуткими пальцами сноровисто выкладывают на стол сыр, масло в обьёмистой прозрачной маслёнке, фрукты — симпатичную дыньку, крупные яблоки, груши, гроздь бананов. И само собой, виноград. Очень редко наши трапезы обходятся без бананов и винограда.