зображение психофизических и прочих параметров человека. Да будем говорить прямо — схема человеческой души. Во как! Я вглядываюсь: нет, не одной души. Двух. Вот они, разного цвета конструкции, и Ирочка пытается их совместить.
— Рома, глянь. Как ты находишь эту женщину?
Я смотрю на возникшее в воздухе изображение. Одетая в домашний халатик невысокая женщина средних лет. Мягкий овал лица, глубокие карие глаза. Рот большеват… Вот нос в порядке. И брови густые, чёрные, только что не срослись на переносице. М-да, фигура полновата. А так ничего. Нет, фигура всё равно…
Ирочка вздыхает, делает в воздухе неуловимое движение пальцами, и халатик исчезает. Изображение голой женщины медленно вращается. Да, теперь явно видно — полные груди отвисли, талия заплыла, живот выпирает… Откормилась девушка…
— Слушай, кто это? Ты зачем показываешь мне эту эротику?
Ирочка удивлённо смотрит на меня.
— Какую эротику? При чём тут эротика? Эту женщину зовут Нина, и её необходимо познакомить с моим подопечным. Ну, Виталием, ты же помнишь. Я вот и думаю, как она ему понравится? Нет, родство душ налицо, ты посмотри, — она показывает мне сложные фигуры тёмно-красного и ярко-зелёного цвета, тесно сплётшиеся в одну, — посмотри, как входят, почти без зазоров. Но вы, мужчины, народ бестолковый, смотрите сперва глазами, а уж потом… Словом, можно её в таком виде познакомить?
— В таком, безусловно, нет. Ты будешь знакомить их в бане?
Ирочка валится на пол от хохота, и я смеюсь вместе с ней. Опять ляпнул…
— Ой, не могу… Интересная идея. Ты у меня просто фонтан оригинальных идей. Но хватит придуриваться. Мне важно знать, можно ли их свести вместе прямо сейчас. Ведь первый контакт — дело очень тонкое и хрупкое. Пока нет ничего общего, пока связь между людьми ещё тоньше паутинки… Вот не положит он глаз, ну не понравится она ему, и всё. В подсознании у него возникнет стереотип — «чужая». И она почувствует его холодность, женщины обычно это чувствуют, они и у вас не так эмоционально глухи, как мужчины. И обидится, отстранится. И вся моя работа насмарку, из-за каких-то отвисших грудей. Что скажешь?
Да уж. Всё нередко так и бывает. Ну что поделаешь, если мужики часто клюют на красивых глупых куколок, а добрые, умные, но некрасивые пользуются ограниченным спросом?
— Слушай, Ир… Ты будешь их знакомить где, если не секрет?
— Да не секрет. Тут у них в одном ресторане рабочая… ну, вечеринка. Тусовка, да. И в этом же ресторане окажется и Виталий, я позабочусь о наличии повода. Всё будет сделано аккуратно и незаметно для обоих, детали я продумываю сейчас.
— В ресторане… Ладно. Вот что я тебе скажу. Это вы там у себя привыкли — совершенство тела, совершенство духа. Разгуливаете нагишом, где хотите и когда хотите, как наши земные папуасы, и если я правильно понял — никогда особо одеждой не занимались. А у нас на Земле женщины выдумали массу разных тряпок и прочих хитростей, чтобы скрывать природные и благоприобретённые недостатки своего тела. Твоя задачка решается очень просто — ей просто не следует одеваться в глубокое декольте и платье в обтяжку, вот и всё. И более того — я полагаю, эта женщина и сама оденется так, как надо, без твоего участия. Если не дура, конечно…
— Нет, Рома, не дура. Определённо не дура. Значит, ты полагаешь…
— Я полагаю, что когда у них дойдёт дело до разглядывания её голых грудей, их некоторая отвислость уже не будет иметь решающего значения. Решающее значение будет иметь родство душ.
Ирочка сладко потягивается.
— Ты умница. Нет, ты умник… Словом, ты снял камень с моей души. Быть по сему. Послезавтра начнём операцию, сперва предварительные ходы… а в пятницу — прямой контакт! От лица командования объявляю тебе благодарность. Ты заслуживаешь награды, мой хищник.
— Вот этот пунктик подробнее, пожалуйста.
В её глазах пляшет смех, и она переходит на мысль.
«А что бы ты желал?»
Я улыбаюсь. А то тебе неизвестно…
«Прямо сейчас?»
Она в раздумье закусила губку, и я понимаю — ещё осталась кой-какая работа. Ничего, работа не волк…
«Прошу выдать мне причитающееся. Немедленно»
Она ещё колеблется, и чтобы окончательно взять данную ситуацию под свой полный контроль, я кладу руку на её бедро, медленно веду вверх, вверх…трогаю её за…
Я чувствую дрожь её тела. Всё. Сейчас я получу всё, что мне причитается…
Она уже спит, легко дыша мне в шею, отчего мне чуть щекотно. Самое родное моё существо… Спи, спи…
А меня сон не берёт. Я думаю. Я уже привык, что все мои мысли становятся достоянием моей ненаглядной, и ничуть не отягощён этим. Ведь и её мысли все мои, и нам ещё ни разу не было стыдно друг за друга. Но сейчас, когда она спит, у меня есть свои, единоличные мысли. Это, конечно, особой практической ценности не имеет, но иногда приятно.
Как это здорово у них — раз-раз, и подобрал суженую. Как сложить конструктор «Лего». И не надо мучиться сомнениями. А если ошибка компьютера? Картинка совпадёт, а в жизни…
«Так не бывает, Рома. Этим проблемам у нас уделяют столько времени и сил… Больше, чем вопросам телепортации, и почти столько же, сколько проблемам воспитания детей. Это же крайне важно — найти свою половину, без этого о каком счастье может идти речь?»
Она открывает глаза. Подслушала, да?
«Конечно. Я любопытная. Ты не спишь, и я не сплю… А хочешь, я покажу, как это у нас с тобой?»
Я растерянно моргаю. Как? И на нас есть?
«Естественно, Рома»
Она садится на диване. Делает неуловимое движение бровью. В воздухе вспыхивает яркая объёмная картинка — сложная фигура красно-зелёного цвета. Объёмное изображение наших душ, сложенных вместе.
«Вот смотри. Видишь, как входят? Ни одного зазора. Но это не всё. Присмотрись внимательнее. Понял?»
Я всматриваюсь. Что-то здесь… Чутьё механика мне подсказывает, что-то не так…
Ага, понял. Это неразъёмная деталь, её нельзя разобрать, не сломав.
«Точно, Рома. Видишь вот эти выступы? И здесь, и здесь. Вот так. И ещё добавлю — процесс срастания всё углубляется. Когда мама впервые составила эту карту, эти вот выступы были мельче. Тогда нас ещё можно было разъединить, разлучить навсегда, правда, непоправимо искалечив. Сейчас — только убив»
Я сглатываю слюну. Выходит, мама Маша уже тогда, при первом разговоре…
— Да, Рома, — Ирочка переходит на звук. — Уже тогда она поняла необратимость случившегося с нами.
Она вдруг коротко рассмеялась.
— Если бы хотя чуть-чуть… Ты сейчас сидел бы в своём курятнике, днём чинил дикарские механические повозки, а вечерами готовил удочки в предвкушении рыбной ловли. И ничего не помнил бы обо мне.
Меня пробирает дрожь.
— Да, Рома, да. Моя мама очень добрая, но не до такой степени, чтобы принести меня в жертву бескрылому аборигену дикой планеты. Просто у неё не осталось выбора. А ты думал, это просто слова?
Закат уже отгорел, и сумерки медленно вползают в комнату, незаметно съедая краски. На город опускается дымка смога. Днём солнце не позволяло всякой гадости опуститься вниз, вышвыривая её с московских улиц мощными восходящими потоками весеннего воздуха. Но как только солнце прекратило свою работу, вся гадость, витавшая над Москвой весь день, тут же ринулась вниз, стремясь затопить весь город. Так всегда бывает — вся мерзость и гадость любит ночь.
Сегодня мы с Ирочкой поменялись местами. Обычно я прихожу домой позже, ведь меня гоняют по городу в хвост и в гриву, как и положено гонять рядового исполнителя. У Ирочки работа более умственная, чаще кабинетная — то есть она может обдумывать свои хитроумные ходы-комбинации и дома. Но и «в поле» ей приходится работать нередко, она всё-таки не координатор, как папа Уэф. Вот сегодня как раз такой случай.
Я уже не знаю, чем заняться. Пылесос? Вчера было. Ужин готовить? Да вот он, накрыт полотенцем на столе — уходя, Ирочка успела-таки соорудить что-то, чтобы вечером не возиться. Взять, что ли, альбом? Возможно…
«Ау, любимый! Ты соскучился?»
Меня словно обдаёт теплом костра.
«Соскучился — не то слово. Плюс проголодался»
«Там же на столе…»
«Без тебя я не возьму в рот ни крошки. В знак протеста против жестокого обращения»
Шелестящий бесплотный смех.
«Ладно, мой хороший. Мне уже недолго, ну ещё полчаса-час. Ты знаешь что? Ты займись, пожалуйста, освоением нашего компьютера, а то у тебя всё отговорки. Я тебе показала, как? Вот и займись. А то так и будешь всё время работать на этом вашем… да, арифмометре»
И то дело. Действительно, заняться сейчас — и время пройдёт чуть веселее…
Я сижу прямо на полу, вглядываясь в зависшую передо мной в воздухе геометрическую фигуру. Простенькая фигура — куб. Подчиняясь моим мыслеприказам, он вращается, изменяется, наполняется цветом — «заливка»…
Нет, я себе льщу. Куб вращается сам по себе, нимало не реагируя на мои мысленные команды. И цвет я хотел не тот… Стой, скотина!
Куб останавливает вращение, изменяется на глазах, принимая размытые очертания какого-то животного. Свинья!
Очертания животного приобретают чёткость. Толстая самодовольная хрюшка, правда, несколько схематично-плакатная, ярко-розовая… Ну, зараза!
Шелестящий бесплотный голос в моей голове:
«Программа выполнила недопустимую операцию и будет свёрнута»
Слава Богу, первое человеческое объяснение…
Изображение исчезает, как не было. Я сижу пару секунд неподвижно, потом встаю. Мой взгляд падает на лежащий на столе ноутбук, и я вздыхаю. Ладно… Успею. Ангельский компьютер, это для продвинутых пользователей. Для дикого тупого аборигена — вот этот арифмометр. Пока перебьюсь.
Однако, мне следует уже начинать умнеть. А лучший способ для этого — думать. И почаще. И не о каких-то глупостях… А ещё лучше — набираться ума в беседе с умным собеседником.
Кстати, меня давно уже мучает одна мысль. И всё никак не могу добраться до разъяснений — то одно, то другое. И Ирочки нет… Уэфа спросить, что ли? Ау, папа Уэф!