«Но…»
«Никаких «но». Сам, и только сам, Рома. Я могу сказать тебе только одно — я буду с тобой всегда. Жизнь вместе и смерть вместе»
Её глаза сияют нестерпимым светом. Но я выдерживаю этот взгляд бестрепетно.
«Мы ещё не договорили с тем Иваном»
«Я думала, тебе хватило того раза»
«Остался ряд вопросов, на которые необходимо получить ответ. Пусть «зелёные» ответят»
«Почему ты полагаешь, что они ответят?»
«Ответят. Я постараюсь задать эти вопросы так, что они не смогут ответить отказом. Так что, папа Уэф, ты мне поможешь?»
Жёлтый листок порхает, пытаясь ускользнуть от моей руки, но я не позволяю ему. Поймав, подношу к лицу, разглядываю. Надо же, уже первые жёлтые листья. Хотя ещё август.
Жёлтый листок, поняв, что ускользнуть не удастся, лежит на моей ладони, чуть подрагивая. Первый вестник надвигающейся осени. Я смотрю на густую зелень деревьев, и замечаю ещё один жёлтый листок. А вот ещё… Так и в жизни — первые знаки будущего незаметны в массе обыденного, скрыты от невнимательных глаз. Но с каждым днём этих посланников будущего будет всё больше и больше, и настанет момент, когда количество перейдёт в качество. И будущее станет настоящим.
— Не бойся, я с тобой — Ирочка нежно прижимается сзади. Подкралась… Плохой я всё-таки телепат.
— Неправда. Ты уже достаточно сильный телепат. К тому же Великий Спящий.
— Это дело я всегда любил, поспать и поесть. Слушай, а Великих Едоков у вас нет?
Она звонко хохочет, аж присела. И я тоже смеюсь. Смех — лучшее лекарство от страха.
Она обнимает меня, и чтобы ей было удобнее, я становлюсь на колени. Вот так, теперь её глаза как раз напротив.
«Ничего. Скоро тебе не надо будет падать на колени. Мои глаза всегда будут прямо перед тобой»
«Это здорово, правда?»
Но в её глазах я читаю задавленный страх. Ещё что-то? Говори вслух, ну!
— Рома… Перестройка мозга — это не шутка. Ты можешь лишиться своего нового дара. Перестать быть Великим Спящим. Вероятность неблагоприятного исхода операции где-то двадцать процентов.
— Только-то? Когда твой папа впервые гадал на нас, пытаясь увидеть нашу судьбу научным методом, вероятность неблагоприятного исхода была более девяноста процентов. Причём под неблагоприятным исходом имелся в виду не какой-то там дар ясновидения. Смерть.
Она прижимается ко мне, теснее и теснее. Крылья бесшумно разворачиваются, закрывая меня, как плащом. Господи, хорошо-то как!
— Ты же хотела сказать ещё. Говори.
Она мягко смеётся.
— От тебя стало совершенно невозможно скрывать какие-либо мысли. Ладно, Рома. Я делаю тебе следующее предложение. Можно оставить всё, как есть. Мы с тобой будем жить вместе. Ты останешься человеком…
— Ясно. Между прочим, это не оригинальная идея. То же самое говорила мне твоя мама.
— То мама, а то я. Почувствуй разницу. И потом, возможность твоего перевоплощения ведь сохраняется, и будет сохраняться ещё долго. Ну, чуть подправят программу, с учётом физического старения…
— И тебя устроит такая жизнь?
Я посылаю ей мыслеобраз: Ирочка сидит в огромной золочёной клетке, навроде попугая ара, я лежу на диване, смотрю телевизор. Я встаю, потягиваюсь, накрываю клетку тёмным покрывалом — пора спать…
— Нет, какой ты всё-таки безобразный, — Ирочка смеётся, и я тоже. — Я всё-таки рассчитываю на большее. Неужели ты не позволишь мне спать с тобой, укрыв нас обоих крыльями?
— Есть ещё два момента…
Я не продолжаю. Сама поймёт, для чего ей иначе телепатия?
— Ну, первый вопрос решается просто. Убавим кое-где, только и делов. Между прочим, мне кажется, провал нашего эксперимента случаен. Неправильный выбор позиции, я уверена, если бы я была сверху…
— Мелочи. А как со вторым вопросом? Насчёт детей? Кстати, где твоё кольцо?
Крылья сворачиваются. Она отстраняется. Показывает себе на шею — кольцо висит на короткой нитке дешёвеньких хрустальных бус, каким внешне выглядит прибор невидимости.
— Теперь оно мне и вовсе велико. А перекатывать его я почему-то не решилась.
— Родная, зачем весь этот разговор? Ну если даже случится так, что я лишусь этого своего дара, что с того? Буду спать нормальным, здоровым сном.
Я встаю. Хватит стоять на коленях. Но она снова прижимается ко мне, цепко обхватив руками.
— Договаривай…
— Это не всё, Рома. Двадцать процентов — это вероятность просто неблагоприятного исхода. Существует ещё одна вероятность. Она совсем небольшая, где-то полпроцента…
Она смотрит на меня снизу вверх огромными сухими глазами.
— Это вероятность летального исхода. А ты думал, я взволновалась из-за какого-то там дара ясновидения?
Я судорожно прижимаю её, глажу. Тоненькое, горячее тело. Даже ещё не подросток.
— Совсем недавно ты не испугалась девяноста с лишним процентов…
— Не путай, Рома. Тогда у меня были шансы обрести своё счастье. Теперь — шанс всё потерять. Улавливаешь разницу?
Я смотрю в её бездонные синие глаза.
— Взялся — ходи. Правильно сказал? Решение принято, родная.
«Роман, извини. Это мама Маша. Всё готово»
Мы вздрагиваем одновременно.
— Слушай, — я таинственно понижаю голос, — вынеси мне пояс… Ты знаешь, где он лежит. Искупнёмся?
Страх ещё не ушёл из её глазищ, но в глубине уже пляшет смех.
«А как же мама?»
«А твоя мама подождёт. Ну куда ей теперь уже деваться?»
Красные, жёлтые, коричневые и зелёные размытые пятна переплетаются. извиваются, танцуют свой невероятно сложный танец. Они рассказывают мне про то, что было, есть и будет, а также про то, чему уже никогда не бывать. И я постепенно начинаю понимать, что они мне толкуют.
«Просыпайся… Пора…»
Тёплый, упругий, пушистый шар мягко, но уверенно перекатывается в моей голове.
«Просыпайся… Ты смог…»
Сознание возвращается рывком, как будто включили мощную лампу. Я распахиваю глаза. Где моя Ирочка?
Я лежу на дне огромной ванны. Мокро… Здоровенная какая ванна, я такой ещё не видел. Даже ванна витализатора, куда я ложился, кажется, была меньше…
Сосредоточенное лицо мамы Маши смотрит на меня через край ванны.
— Всё, Победивший бурю. Теперь уже всё.
Победивший бурю — кто бы это мог быть… Ха, это что же, я?
Змеевидные отростки, удерживающие меня, исчезают, и я сажусь, придерживаясь за край ванны витализатора.
— Где моя Летящая под дождём? — и только тут я понимаю, что пою и щебечу. Вслух говорю по-ангельски.
— Я выгнала её, иначе она не дала бы мне работать — смеётся Белая молния — Ты так жаждешь увидеть её?
— Дорогая моя мама — её веки дрогнули — более глупого вопроса не смог бы задать даже я сам.
Я вылезаю из ванны. Тело моё слушается, руки-ноги в порядке. Но что-то ещё за спиной…
Огромные бело-радужные крылья распахиваются во всю мощь, я хлопаю ими, как петух, собирающийся заорать «кукареку», теряю равновесие и падаю.
— Осторожно, — смеётся моя мама Белая молния, — ты чуть не сломал мне рёбра, еле увернулась.
Я снова встаю. Белая молния внимательно рассматривает меня. Рослая, красивая женщина, в полном расцвете сил.
— Ты тоже ничего получился.
Стена передо мной становится огромным зеркалом. Я рассматриваю себя как бы с двух позиций. Одна часть моего мозга видит пацана с крыльями, тоненького и щуплого, даже ещё не подростка. Но другая спорит — красавец хоть куда. И глаза фиолетовые, изумительно-глубокие, огромные.
«Где он?»
Люк тает мгновенно, и Летящая под дождём впархивает, как ласточка.
— Рома…
И только спустя пару секунд я понимаю, что она говорит по-русски.
Двадцать крепких пальцев, способных играючи колоть орехи, вцепляются в меня мёртвой хваткой. Я могу использовать только десять — должен же кто-то из нас стоять на земле. Я судорожно глажу её роскошное, упругое тело. Моя жена — очень красивая девушка… И только какая-то часть моего мозга, тёмная и отсталая, занудно тянет — тоненькая девчонка, даже ещё не подросток…
Мои крылья вдруг распахиваются, накрывают нас обоих, будто плащом. Рефлекс, честное слово…
«Я люблю тебя» — двойная синхронная мысль.
Всё пространство Вселенной занимают сияющие ярко-синие глаза, и я ощущаю на своих губах поцелуй — будто пёрышком…
Летящая под дождём… Моя Ирочка…
Цвет ковра определить невозможно — масса бегающих разноцветных огней делает его похожим на детский калейдоскоп. По-моему, Играющий с ветром — Кио — перестарался с настройкой.
— Друзья мои… Родные мои… — голос Уэфа, могучий, звенящий. За такой голос любой диктор не колеблясь отдал бы три четверти своей жизни, как минимум. — Сегодня такой день…
Голос сорвался. Нет, очень непросто довести Смотрящего из поднебесья до такого состояния. Никаким «зелёным» это не удалось. А я смог!
Хохот, обвальный хохот. Смеются все. Смеётся Иого — Летящий над морем, смеётся Юайя — Прячущаяся в ветвях, смеётся Кио — Играющий с ветром, смеётся Аина — Рассеивающая мрак. Здоровые, красивые ребята. Совершенство тела, совершенство духа. Аина выделяется из шеренги. Рослая очень, у людей, наверное, она была бы фотомоделью, или вообще в баскетбол играла…
И над всем этим гамузом громадным древним мамонтом высится дед Иваныч. Ухает басом, как филин.
Мои тесть и тёща тоже смеются. Но звонче всех смеётся моя жена… Я понимаю, что она Летящая под дождём, но мой мозг уверенно поправляет меня — Ирочка.
Я ловлю её смеющийся взгляд, и больше ничего не вижу. Не могу отвести глаза. И она, похоже, тоже не может.
Я пою и щебечу, как будто всю жизнь говорил только на этом языке.
— Родная, я получил повышение. Меня произвели в ангелы, с возможностью дальнейшего продвижения по службе. Думаю через пару лет пробиться в архангелы, ну а там недалеко и до Хозяина Вселенной!
Ну вот, наконец-то. Вот теперь они смеются по-настоящему. А то что это за смех, на ногах…