Пару секунд он молчал, справляясь с потрясением, затем заговорил, быстро и нечетко, перебивая самого себя:
– Да вы что! Поверили? Вы? Это же бред! Розыгрыш! Развод, понимаете? – Ему почему-то казалось, что если заговорить с этими серьезными, деловыми людьми привычным им серьезным, деловым языком, они скорее его поймут. И, возможно, даже посмеются вместе с ним над возникшим недоразумением, прежде чем отпустить на все четыре стороны.
– Ну, развод не развод… – недоверчиво начал клетчатый.
– Да точно! – не дал договорить Леонид. И он шаг за шагом, стараясь максимально заполнить словами каждую из оставшихся ему минут, посвятил опасных незнакомцев во все подробности своего грандиозного замысла.
– Тут ведь главное в чем? – незаметно увлекшись, заканчивал он свой рассказ. – В точной дозировке порций лапши.
– Какой еще лапши? – не понял полосатый.
– Той, что не вянет на ушах, – почти весело ответил Барсуков. – Объект развода нужно сперва оглоушить чем-нибудь неожиданным вроде выступления лилипутов, чтобы реальность малость покачнулась в глазах, потом довести до кондиции цепочкой мелких совпадений: монета там в супе, загоревшийся парик… А после добить каким-нибудь полным анриалом: с прохожим китайцем заговорить на его языке, ну или хотя бы задачник тригонометрический процитировать по памяти…
– А как насчет шпагата? Опять забашлял какому-нибудь хирургу полста зеленых за операцию?
– Нет. Со шпагатом все честно, – с долей гордости признался Леонид. – Как и сказал, полгода ежедневных тренировок. Просто тайных, чтобы никто не догадался. Я, вообще-то, и на голове стоять пробовал, и на руках ходить, но как-то не заладилось. Что-то не то с центром тяжести.
– Да, да, на руках! – встрепенулся полосатый, и Леонид отметил мысленно, что еще пару таких вздрагиваний в области спины – и напряженные надпочечники, чего доброго, подведут своего хозяина. – По полу елозить ты, допустим, натренировался, а мысли?.. Мысли тоже научился читать? Как ты узнал, что эта твоя попросит тебя на руках пройтись? Мало что узнал – записал заранее на бумажечке, буковка в буковку. А?
– Так это же элементарно! – обрадовался Леонид, которому от облегчения хотелось одновременно смеяться, плакать и в уборную. – Зачем читать, если можно угадывать? Благо попыток – сколько угодно! – Он непослушными пальцами стал развязывать узелок рюкзака.
– Ты смори, без резких… – напомнил полосатый и Барсуков, забывшись, посоветовал ему:
– Да вы не бойтесь!
Из рюкзака, похожего больше на кошелек с неправдоподобным числом отделений, он стал одну за другой извлекать бумажные полоски, одинаковые во всем, кроме текста.
«САМ ВСТАНЕШЬ ИЛИ ЭВАКУАТОРОВ ВЫЗЫВАТЬ?» – гласила первая.
«РАЗВЕ ЭТО ШПАГАТ? БОЛЬШЕ НА ШНУРОК ПОХОЖЕ», – было написано на второй.
«ТАК И Я МОГУ, – утверждала третья. – ДАЕШЬ САЛЬТО ПРОГНУВШИСЬ!»
«А НА СТОЛ ЗАПРЫГНЕШЬ, КАК ТЕ ГНОМЫ?» – вопрошала четвертая.
«И ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ „НОГИ НА ШИРИНЕ ПЛЕЧ“?» – откровенно издевалась пятая.
И еще, и еще, и еще… примерно сотня вариантов. Полосатый, поднимавший бумажки со стола и с подозрением их рассматривавший, утомился уже на втором десятке.
– Ловко, – сказал он.
– Тут самое сложное – не перепутать, какой листок в каком кармашке лежит, – охотно делился секретами окрыленный такой похвалой Леонид. – Пришлось потренироваться.
– Да… Ты, Лень, прям фокусник какой-то, – одобрительно заметил полосатый. – Додик Копперфильд!
– Не о том базарите, – неожиданно холодно сказал клетчатый.
– Вы что? – спросил Леонид, мечась недоверчивым вглядом между ним и заметно поскучневшим полосатым. – Вы все еще мне не верите?
– Не в том дело, верим или нет, – сказал клетчатый. – Мне, если хочешь знать, твои заскоки вообще по барабану. Вот сейчас сдам тебя с рук на руки…
– Да, и на работу, – закончил полосатый, зевнув Барсукову на ухо.
– А я? – спросил Леонид.
– Ты что, серьезно не врубаешься? – чуть подался к нему клетчатый. – Ты опасен, Леня. Со всеми своими дурацкими розыгрышами и разводами. Не понимаешь? – констатировал он, прочтя выражение лениного лица, и вздохнул, покосившись на часы. – Ладно, время еще… Ну вот скажи мне, Леонид, с какого перепуга тебя посетила идея рассказать подружке про петлю во времени?
– Ну как же! – всплеснул пальцами Барсуков. – Кино же такое есть. «День Сурка». Я его еще когда полгода назад посмотрел…
– День Барсука! – обидно передразнил клетчатый. – А еще есть «День Независимости». И «Триффидов день». И «Канун Дня Всех Святых». И много чего еще. Так почему из всех возможных сюжетов ты уцепился именно за этот?
Леонид подавленно молчал. Не говорить же им, в самом деле, что его безумно увлекла основная идея фильма. А именно: двигаться к заоблачной цели, по мере приближения становясь достойным ее.
– А хочешь узнать, почему?
Барсуков не хотел и даже мотнул отрицательно головой, но клетчатый искуситель все равно продолжил:
– А потому, что вспомнил кое-что. Все нормальные люди, представь, сразу после квантизации все на свете забывают, один ты, Леня, никак не уймешься. Вернее, не один, но остальные, к счастью, не наша забота. Ничего… – Он снова посмотрел на часы. – Еще минуты три, а там прилетит за тобой клеточка, почистит тебе перышки, начистит клювик, одним словом, уймет. Ну а мы тем временем отправимся нести свою опасную, трудную и на первый взгляд никому не видную службу. Слышал, Лень, такую песенку? Трум-пурум-пурум-пурум-пурум-пу-пум, – конспиративным баском напел он. – Так вот, это тоже про нас.
– Да что я вспомнил? Что? – промямлил Барсуков. Отступившая было паника накатила новой волной.
– А то! – взорвался полосатый, и впившийся в спину ствол все-таки избавил Леонида от большей части выпитого за ужином вина. – Что ровно в полночь, то есть… через полчаса с небольшим ваши астрономы зафиксируют яркую вспышку в районе созвездия…
– Никаких названий, – строго сказал клетчатый.
– Какая разница? Его же по-любому эвакуировать. Он и так уже знает больше, чем простительно…
– Нет! Пожалуйста, никаких названий! – заскулил Леонид, который окончательно утратил чувство реальности, получив взамен свежую порцию холодного пота, уже на словах «ваши астрономы».
«Если астрономы наши, то вы-то сами – чьи?» – захотелось крикнуть ему. Но он сдержался, лишь нижняя губа из разряда прикушенных перешла в категорию изжеванных.
– Не ной! – шикнул на него полосатый. – И… что это? О-о! – протянул он, взглянув на потемневшие местами джинсы Барсукова. – Не усложняй, парень, нашу задачу. У нас и так забот – по самую стратосферу. Крутимся, как белки в циклотроне, следим, чтоб откат был нормальный, спасаем раз за разом неблагодарное человечество, а тут еще ты!.. Думаешь, легко было перефазировать планетарную темпораль за минуту до катастрофы?
– Ну, положим, за восемнадцать минут, – поправил товарища клетчатый. – Ты еще учти время подлета.
– Ну ладно, за восемнадцать. Думаешь, легко? – повторил полосатый. Его лицо раскраснелось, а губы нервно сжимались и разжимались.
Леонид уже ничего не думал, потому что был не в состоянии, но тем не менее покачал головой.
– А тут появляются такие как ты, чересчур памятливые. И начинают вокруг себя сеять панику. А нам, прикинь, только паники не хватало! Как думаешь, что проще, загнать в сарай десяток обычных кроликов или одного бешеного? А?
– Не говорите мне ничего. Пожалуйста! Я не хочу знать. Не говорите мне ничего, – глядя в никуда, беззвучно шевелил солеными губами Леонид. – Пожалуйста! Лучше сотрите мне память.
Однако, клетчатый то ли услышал его, то ли прочел по губам.
– Ты думаешь, мы не делали этого раньше? – улыбнулся он.
– А что, делали? – Барсуков поднял голову, и промокшая бандана немедленно сползла ему на глаза.
– Естественно. Шестьдесят семь, четырнадцать и шесть циклов тому назад. Заметь, от раза к разу интервалы только уменьшаются, значит, твое состояние прогрессирует.
– Пожалуйста… – попросил Леонид. – Еще разочек.
– Как думаешь? – клетчатый адресовал вопросительный взгляд полосатому.
– Не знаю, – неохотно ответил тот. – Честно сказать, надоел он мне…
– Пожалуйста… – повторил Барсуков, которому нечего было добавить.
– Ладно… – Клетчатый достал из кармана плоскую немаркированную коробочку и вытряхнул на ладонь пару ярко-синих капсул в мягкой оболочке.
– Добавь еще одну, – посоветовал полосатый.
– Куда? И так две нормы.
– Добавь, добавь.
– Да, да, пожалуйста… – присоединился к просьбе Барсуков, чувствуя себя персонажем анекдота про таблетки от жадности.
Капсулы были слишком крупными и сухими, но Леонид, обдирая горло, проглотил их менее чем за секунду, опасаясь только одного: не передумали бы…
– На! – Свободная от пистолета рука полосатого подтолкнула к нему заново наполненную рюмку. – Коньячком отполируй.
Леонид с благодарностью выпил коньяк – в его состоянии он выпил бы и желудочный сок с мякотью, было бы предложено! – и только теперь обнаружил, что в спину ему больше ничего не упирается.
– Отбой, – тихо сказал клетчатый собственному рукаву. – Да, дадим этому чуду в перьях последний шанс.
Он ущипнул запонку двумя пальцами и в упор посмотрел на Леонида.
– Ну, чего уставился? Хочешь запомнить нас на всю оставшуюся жизнь?
Барсуков послушно захлопнул веки.
На негнущихся ногах Леонид дотащился до туалета. Дверь распахнулась раньше, чем он успел дотронуться до ручки. Невысокий мужчина вышел на свет из сверкающей розовым кафелем комнатушки, убирая в карман странного вида мобильник.
– Извините, если задержал, – сказал он, с любопытством изучая джинсы Леонида.
Ничего не ответив, Барсуков шагнул внутрь. Про Ларушку, мокнущую и мерзнущую в ожидании его на улице, он в этот момент даже не вспомнил.
Или это начали действовать таблетки забвения?
Те из окружающих, кому изысканная еда и напитки не затмили весь остальной свет, поглядывали на этого занятного господина с любопытством и необременительным сочувствием. Давно принесенное горячее остывало на его тарелке. Двести граммов белого крепкого, напротив, нагревались в изящном хрустальном графинчике. В пепельнице исходила сладковатым дымком сигарета, которую посетитель успел прикурить, но, кажется, так ни разу и не затянулся. Со стороны казалось, что он то ли курит вприглядку, то ли испепеляет сигарету одной лишь силой взгляда. Тем временем сам необычный посетитель беседовал поочередно то по одному, то по другому сотовому телефону.