– Por Dios![71]
Несколько чиканос агрессивно ощерились и даже что-то заорали. Один вскочил на ноги, скорчив решительную гримасу, но Мартемьян движением ствола быстро усадил его обратно на пол. Продолжая удерживать их на прицеле, он принялся спиной пятиться к выходу из ангара, где бесчувственного Клода уже обкололи промедолом и бережно усадили в люльку, утробно рычащего на холостом ходу, «Урала». Движки взвыли, и три «Волка» и один раритетный «Урал» между ними вылетели из ангара, пронеслись по пустынной в четыре утра Арлингтон-стрит, а оттуда свернули на шоссе 1-93, ведущее прочь из города. Через полчаса они миновали поворот на Рокленд и с рёвом ворвались на парковку “Route 66”, где их уже ждали все, оказавшиеся в этот момент в клубе, включая штатного доктора, взявшего на себя заботу о раненом.
Через полтора часа рядом с клубом приземлилась вертушка из “Dark River”, откуда выскочили три медика с носилками. Пока один осматривал Клода, двое других конфигурировали резиновые подушки на носилках для транспортировки обожжёного.
– У него был ожоговый шок, сопряжённый с психомоторным возбуждением, – местный доктор обратился к тому, кто осматривал, – мы вкололи ему успокоительного, и он снова отключился.
– Это ожоги четвёртой степени, вы всё правильно сделали, доктор, – тот кивнул, – помогите нам его переместить. – Они взялись за края одеяла, на котором лежало бесчувственное тело Клода.
Одним прыжком тут же рядом оказался Иван Картлин и взялся поддерживать снизу.
– Доктор, как он? – Иван обратился к старшему из прибывших медиков, – Жить будет?
Тот утвердительно кивнул.
Совместными усилиями они аккуратно переложили не приходившего в сознание Клода на носилки, погрузили их в конвертоплан и улетели обратно, подняв вихри пыли.
– Доктор сказал – будет жить. Вовремя успели, – Иван вытер лоб рукавом байковой рубахи. Фёдор удовлетворённо кивнул, Николай перекрестился, а Мартемьян шумно выдохнул:
– И Слава Богу! – и тоже перекрестил лоб, а затем поцеловал массивный нательный крест и тут же спрятал его обратно под исподнюю рубаху.
– Дядя Мартемьян, ты про Достоевского слышал? – Иван поставил своего «Волка» на подножку.
– Что-то слыхал, – бородач нахмурился.
– Читал?
– Не наседай… Я одну книгу читаю, племянник – Священное Писание. И тебе тоже советую. Ещё одну веду – убыль и прибыль. В хозяйстве полезно. А остальное от Лукавого. А что спрашиваешь? – Мартемьян обеими руками огладил бороду – верный признак того, что он крепко нервничал.
– Да мекс этот – мальчишка совсем. Видно, что не кусачий. Зря ты его инвалидом оставил. Слезинка ребёнка и всё такое… И партнёрам нашим эта новость радости не доставила, – он мотнул головой в сторону клуба, – теперь сложности будут.
– Я тебе так скажу, племянник, – Мартемьян сложил руки на груди. – Око за око, а зуб за зуб. Так в Книге сказано. Эти чернявые хотели нашего французика со свету сжить исподтишка. Сожгли его почти. Мы его отбили с бою. Правда за нами. Греха в этом нету, а урок супостатам есть. И не утомляй меня, голова уже разболелась от разговоров этих твоих досужих, а с капустниками сам разбирайся, я по-ихнему всё равно не понимаю.
– Да не немцы они никакие, – засмеялся Иван.
– А мне всё равно – не знает по-нашему, значит, немец. Всё! Отстань от меня!
– Мистер Фридман, эти русские, что вытащили нашего Клода, откуда они? Это не “Cossacs”[72] и уж точно не “Hell’s Angels”[73], – Олаф опустил край занавески и обернулся к Ави Фридману. – Мы работаем с нашими, почитай, с марта, но лично я о них практически ничего не узнал. Ну, кроме того, что им можно доверять прикрыть свою спину.
– Они вообще не байкеры. Просто ездят на мотоциклах. Русские амиши. Starovery. Серьёзны и обстоятельны. Их городок в пятидесяти милях к северу от Оакливилля. Они называют его derevnya. На наших картах он обозначен как Таунсвилл. Это их патрульная группа – прикрывает нас со своего направления. Старшего группы – Иван, а ты знаешь, тот медведь с бородищей и коротком tulupe без рукавов – его дядя, Martemian, ему уже под шестьдесят. Кстати, именно он подстрелил Хектора Родригеза сегодня – Мартинез уже звонил – чиканос бурлят и ищут выхода для ненависти, это предвещает непростую неделю для всех нас… Но я могу лишь продемонстрировать русским своё лёгкое неудовольствие. Очень обидчивы и своенравны. Сносно по-английски говорит только Иван, остальные – исключительно по-русски. У них всё своё. Даже мотоциклы.
– Я уже заметил, что эти русские амиши еще большие амиши, чем наши, – Олаф криво улыбнулся, – откуда они свалились на нашу голову, прямо из Сибири?
– Не поверишь, но из Боливии. Какая-то часть – из Уругвая. Из России они уехали ещё при царе (думаю, ты слышал, что раньше у них были цари), в конце девятнадцатого века.
А у нас объявились лет десять назад. Выкупили землю, несколько ферм разрослись, сейчас у них уже человек триста. Шивон, расскажи, что мы знаем об Иване? Это самый любопытный среди них экземпляр.
– Иван Картлин, – голос Шивон полился из-под потолка, ни одного включённого монитора в кабинете не было, и девушка не могла себя визуализировать, – возраст тридцать восемь лет. Родился в Сербии в русской семье. Служил в сербской армии, куда завербовался сразу же после школы, принимал участие в так называемой Косовской войне, которую официальный Брюссель назвал «Косовской зачисткой»…
– Тогда евробюрократия была ещё относительно сильна, – перебил Шивон Ави Фридман, – это уже после истории с Марсельским имаратом они окончательно сдулись.
– Я продолжу? – в интонациях Шивон слышалась обида.
– Да, Шивон, извини.
– Так вот. После Тиранской капитуляции и Европейской конференции в Афинах Ивану пришлось уехать из Сербии, пресса твердила, что он причастен к вытеснению албанцев из Косово и к политическим репрессиям в самой Сербии, но в реальности уехать ему пришлось в основном из-за личности его отца – евробюрократия утверждала, что он не просто журналист и, вероятно, была права. Иван три года провёл в Москве, но не прижился и перебрался к родственникам матери в Уругвай, откуда ещё через пару лет первая группа колонистов в количестве тридцати человек перебралась к нам, выкупив несколько заброшенных ферм в глуши. По некоторым данным это поселение поддерживает контакты с Русской военной базой в Венесуэле и даже получает оттуда оружие. Их самооборона хорошо налажена и плотно контролирует радиус в десять миль от поселения. Три мобильные группы контролируют окрестности на постоянной основе. У меня всё.
– Иван Картлин здесь явно работает. Но сегодня мы на одной стороне. В его лице мы общаемся не только с их общиной, но и со всей страной… – Ави Фридман замолчал и принялся массировать виски. – После двенадцатичасовой авантюры ИДИ их симпатии к нам только выросли, впрочем, как и ненависть к демократам. Они хорошо разбираются в нашей политике.
– Немецкие колонисты из Ной-Фрайбурга и не скрывают своих связей с фатерландом, – Олаф забросил ногу на ногу, – стоит заглянуть в их поленницы, там одни рубленные ящики с клеймом Бундесвера, и дьявол знает, как они сюда всё это доставляют. Зато наш анклав железно прикрыт с запада, а теперь получается ещё и с севера. Нам бы ещё парочку таких союзных поселений, и мы весь округ под себя заберём.
Глава 16“Liebe ist Krieg”[74]
Мотоциклы, почти что бесшумно, съехали с просёлочной дороги и плавно затормозили на опушке дубового леса где-то на западной оконечности Беркширских гор, больше похожих, скорее, на холмы, чем на настоящие горы. Укромная полянка в паре десятков ярдов была вполне подходящей для пикника. Как раз то, что искали Иван и Диана – живописно и уединённо. Денёк выдался на редкость удачный – солнечный и не особо жаркий, а потому, разделавшись с неотложными делами ещё утром, парочка решила после полудня устроить себе выходной на природе.
Иван заглушил своего двухколёсного монстра и, упёршись обеими ногами в землю, ждал, пока девушка разложит круглую солнечную батарею для подзарядки компактного электро-байка, который она держала сугубо для уик-эндов.
Почувствовав его взгляд, Флеш слегка обернулась:
– Хватит прожигать мой HD-electro взглядом, он, правда, очень удобный и идеология или что-то подобное тут совершенно не при чём.
– Мотоцикл на батарейках! Харламов и Давыдов были бы в шоке, узнав, что называют их именем…
– А это ещё кто? – притворно нахмурилась девушка.
– Те, кого в Америке называют Харлей и Дэвидсон. Настоящие отцы-основатели, которые не носили напудренных париков.
– Так они наши! – Флеш вскинула голову, – Всегда чувствовала что-то такое… Поздравляю, ты дал мне ещё один аргумент для защиты, рус Иван.
Оба рассмеялись. С первой минуты им было легко вместе, и Флеш сама была в шоке от себя. Она позволила этому русскому то, за что любой другой отделался бы в лучшем случае парой переломов – подтрунивать над своим байком!
Иван снял притороченный к массивному, агрессивному «Волку» плотный клетчатый плед, а Флеш достала из седельных сумок своего байка сыр, хлеб, окорок, фрукты и пластиковую бутыль с грушевым сидром. Они утоптали траву, расстелили плед и, разложив снедь, сами устроились поудобнее.
– Как думаешь, – Диана раскладывала мясо и сыр на хлеб, – Сант Клауда быстро поставят на ноги?
– Я слышал, что в Де-Мойне сейчас лучшая медицина на континенте, – Иван потянулся, – а что?
– Он славный, немного неуклюжий, но славный, хотелось бы, чтобы он вернулся, – заметив преувеличенный прищур Ивана, девушка залилась смехом, он присоединился к ней.
Пока Диана заканчивала делать сэндвичи, Иван достал нож и принялся обстоятельно чистить апельсин. Тщательно срезав кожуру, он, прищурившись, придирчиво осмотрел фрукт на солнце и, удовлетворившись результатом, вытер лезвие о штанину и убрал клинок в ножны.