Клод открыл портфель и вытащил тоненькую папочку, раскрыв которую, протянул шерифу:
– Вот примерный текст речи для выступления перед горожанами. Вы можете это и не использовать, но эти тезисы могут вам здорово помочь. Во всяком случае, прочитайте. Там не много.
– А вы обо всём подумали, да?
После полудня в сквере у здания ратуши из красного кирпича, которое помнило ещё времена сухого закона и безуспешную охоту на местных бутлегеров, собралась добрая тысяча, а то и полторы тысячи жителей. Многие пришли семьями, хотя детишек было маловато, но что поделать, если средний возраст горожан давно перевалил за пятьдесят лет. На второпях сколоченной трибуне ораторствовал шериф О’Нил, которого уже успели выдвинуть и избрать мэром чуть ли не единогласно. Олаф и Клод стояли в теньке под разлапистым платаном, почти в стороне от гомонящей толпы; Хлоя осталась в конторе, – ей нужно было разобраться с доступом к городскому сайту, все пароли «саквояжники» утащили с собой, а Иван, сказав, что хочет послушать, нырнул в людскую гущу.
– А ты молодец, мистер Сантклауд, – Олаф шутливо задел его плечом, – держишься, как заправский агент, и не скажешь, что это твоя первая самостоятельная операция. В общем, твой рейтинг в моих глазах вырос. И извини за то, что наговорил в дороге. Я от своих слов не отказываюсь, лишь признаю, что был излишне резок. Мир? – Он слегка прищурился и протянул открытую ладонь.
– Мир. – Клод пожал протянутую руку и, прислушавшись, добавил, подняв указательный палец, – слушай, слушай!
Из усилителя над сквером разносился слегка искажённый голос вновь испечённого мэра:
– …согласно резолюции Виргинии и Кентукки Джеймса Мэдисона и Томаса Джефферсона, нуллификация, – тут О’Нил оторвался от бумажки и, глядя на толпу поверх круглых очков, пояснил жителям, – то есть отказ подчиняться федеральным властям, – вновь продолжил чтение своим громогласным голосом, – оправдана в случае угрожающего превышения власти федеральным правительством. – Он выдержал театральную паузу и последнюю фразу произнёс медленно и со всей торжественностью, на какую был способен. – Поэтому город Ривердейл, штат Кентукки отменяет на своей территории действие федеральных законов, принятых после 2008 года, а также неконституционный налог на добавленную стоимость!
Последние слова потонули в оглушительной овации и одобрительных выкриках.
Через несколько минут О’Нил, активно работая локтями, налево и направо пожимая руки, и отвечая на приветствия, пробрался сквозь толпу.
– Ну как я выступил? – Он достал из кармана мятый носовой платок и утёр обильно выступившую на массивном лбу испарину.
Олаф молча продемонстрировал оттопыренный большой палец.
– Отлично, мистер О’Нил, просто отлично! Да вы и сами видите, особенно ваш экспромт с НДС их порадовал. Люди просто в восторге, – Клод обвёл сквер рукой, – кстати, вам же теперь нужен новый шериф, так?
– Именно так, – энергично закивал тот, – а что, есть кто-то на примете?
– Да. Уильям Костиган, опытный человек, думаю, вы сработаетесь. Ави считает, что у вас он будет на своём месте. Вообще много у вас пустующих домов, ферм в окрестностях?
– Этого, к сожалению, хватает, да… – Толстяк пожал плечами удручённо. – В моём далёком детстве народу в этих местах было минимум вдвое больше. А сколько молодёжи сгинуло в Нью-Йорке, эх-х… – Он махнул рукой.
– Вероятно, мы сможем направлять вам какое-то количество людей на поселение, многие наши стремятся выбраться из Бостона, да и в других мегаполисах у нас есть контакты.
– Это было бы замечательно! Единственно, надеюсь, что это будут верующие христиане. Жители у нас, несмотря ни на что, весьма старомодны, вы и сами, наверное, заметили, потому, что-то общее у наших с новичками просто обязательно должно сразу быть.
– Безусловно, – кивнул Клод, – мы учтём ваши пожелания.
Роджер О’Нил немного замялся, но после подбадривающего жеста всё же решился и сказал, понизив голос:
– Небольшая просьба. Я, конечно, всё понимаю, но всё же… Мистер Клод, если можно, не присылайте католиков.
Уже в сумерках тронулись в обратный путь – на ферму Винтерверпов. Джипы шли впритык друг к другу, бампер к бамперу, а грунтовку впереди освещал лишь узкий луч, концентрированным снопом света, вырывавшийся из замаскированных фар.
Сидя на пассажирском сидении, Иван повернулся к Олафу вполоборота:
– А всё-таки зачем Ави дёрнул нас сюда? Справились бы тут и без нас, что собственно и произошло, а у нас и в Бостоне работы хватает, что скажешь?
Олаф потеребил бороду и после секундной паузы ответил:
– Сантклауду нужен успех после плена, для восстановления уверенности в себе. Ави что-то разглядел в нём, а свои действия он продумывает на пять ходов вперёд. Так что мы тут из-за Сантклауда. Хотя я не скажу, что это мне особо по нраву.
Иван хмыкнул.
– Это Ави тебе сам сказал?
– Нет необходимости. Мы давно работаем вместе. Я понимаю его мотивацию. А вслух он этого не скажет. Старая школа, сам понимаешь.
Олаф говорил отрывисто, автопилоту в этих краях доверять было никак нельзя, а дорога была такая, что постоянно приходилось крутить руль. Немного помолчали. Машина подпрыгивала на ухабах.
– У нас ещё остались здесь дела? – Иван, прикрыв рот рукой, подавил зевок. – Когда обратно?
– Думаю, ещё день-два. – Олаф резко вывернул руль, объезжая неожиданно возникшую на пути колдобину. – Ави и Шивон решили вопрос с этими амишами, кажется, удастся их выручить. Так что вернём ребятишкам родителей и тронемся в сторону Бостона.
– Будем штурмовать эту богадельню?
– Проще. Просто выкупим их. Шивон выяснила, что врач, который их обрабатывает, пользуется Джобси, ну этим онлайн помощником. Очень недальновидно. В общем, Шивон поковырялась в его профайле, точнее в его изнанке – у него есть давняя тайная страсть. Игра. Он постоянно проигрывает, а потому вечно ищет, где бы подзаработать. Так что наша задача предельно упростилась: передать средства и забрать Винтерверпов.
– …Все наши народы соборно и есть новозаветный Израиль, то самое чаемое Беловодское царство, но не в мирском, осязаемом измерении, а в духовном, теперь усёк?
Два бородача – помоложе и постарше – устроились у глухой стены амбара, расположившись так, что заметить их было трудновато, а вот вся подъездная дорога к ферме Винтерверпов была у них, как на ладони. Неторопливую беседу они вели в полголоса, глазами же въедливо обшаривали выделенный им сектор периметра.
– Да что мне этот Израиль новозаветный, дядя Мартемьян, я – казак вольный. – Остриженный в скобку крепкий русый малый с обветренным деревенским лицом сидел в плетённом садовом кресле с пулемётом «Миними» на коленях.
– Вольный – это живущий по правде, по воле Божьей. А ты, Колюнок, живёшь по своему хотению, старших не слушаешь, получается, ты, неслух, не вольный, а самохотный, разницу-то хоть чуешь?
– А как это по правде, поровну что ль? – Николай прищурился. – Когда всех богатеньких невпроворот одной гребёнкой расчесать? – Он похлопал по прикладу, оружие едва слышно звякнуло креплениями ремня.
– Не греми в секрете, ирод! – шикнул Мартемьян и отвесил затрещину молодому товарищу. Тот потёр затылок, скорчив гримасу, но промолчал. – Это тебе ещё за срамословие твоё. Я про глубинную Божью Правду толкую, да не с малой, а с большой литеры, ту, что на Беловодье царит. А ты мне про что? Про уравниловку? Хватит, ещё деды наши наелись! Теперь мы с ней тут, на Американщине, бьёмся…
На пару минут повисло молчание, которое прерывали лишь невидимые глазу цикады. Наконец, Николай не выдержал и с пляшущей в голосе хитрецой спросил:
– А вот скажи, дядя Мартемьян, а Дарвина в нашей школе почему не проходят?
– Кто таков? А-а… Это который про мартышек глупости всякие сочинял? Помню, помню, наставник в проповеди часто рассказывал. Я тебе так скажу, у нас на всю станицу два циферных вычислителя и это уже на два больше, чем нужно. – Густо сплюнул. – А ты говоришь: Дарвин. На кой ляд он нам? Да ещё с дьяволовой сетью, таких дураков, вроде тебя, улавливать… Око бесовское! Понахватался ты, Коля, тут дури заморской, прямо липнет она к тебе, как муха к мёду!
– Да, да, а Земля наша плоская, как блюдце. На трёх китах стоит, – пробурчал молодой бородач себе под нос.
– Хочешь со старшими поспорить? – Мартемьян краем глаза зыркнул на собеседника, а тот быстро спрятав глаза, пробормотал:
– Да нет, не хочу…
– Вот и не ёрзай! Оглянись вокруг, до чего их тут умствования довели. Тоже разгорячение умов с малого начиналось, а потом, как ком. Потому умнее дедовских заветов держаться, так, глядишь, и до Страшного суда дотянем – продержимся. А что касаемо Земли – мне без разницы, блюдце она или хоть внутри полого шара грешные мы обретаемся, просто старых книг надо крепче держаться, там на этот счёт всё точно сказано. – Он провёл рукой по рыжей бороде и продолжил, – а вот про мартышек тут я и сам не согласен. Байка эта вредная есть пакость, мерзость и глупость. Человек Господом сотворён по своему образу и подобию, и кто с этим спорить возьмётся, тот мне первым неприятелем будет.
– Ну а те, в Луизиане которые, что и они тоже по образу, так же выходит? – Ехидство блестело теперь уже в глазах Николая, но Мартемьян снисходительно смерил того взглядом, усмехнулся и, не меняя тона, ответил:
– А что касаемо чёрненьких этих, местных, я и не знаю ничего. Они может и от хвостатых ведутся, я их, сердешных, в близи и не разглядывал никогда, не доводилось как-то… Говорят, злобные они, на людей кидаются.
С сухим треском ожила рация на груди у Мартемьяна:
– Первый пост, приём, первый пост, приём. Вызывает Корсар-один.
При звуках английской речи его глаза расширились, он резко выдернул рацию из нагрудного кармана и сунул её Николаю, который, спрятав ухмылку, ответил:
– Да, Корсар-один, слышим вас хорошо, приём. – Отвечая, Мартемьян придерживал правой рукой окладистую бороду.