На глазах у пани Агнешки выступили слёзы, она ладонью мелко перекрестила сына и что-то прошептала одними губами. В этот миг её Гжегош как будто бы услышал мать и поднял голову, безошибочно взглянув сразу же в свои окна. Поймав её взгляд, он приподнялся в седле и отсалютовал пани Агнешке, приложив два вытянутых пальца к виску. После чего весело проорал какую-то команду. Окружавшие его мотоциклисты согласно закивали и тут же сперва десятки, а потом и сотни сигналов перекрыли шум мотоколонны, а улыбающиеся озорные лица с любопытством щурились на осеннем солнце в поисках окна, за которым их благословляла старенькая пани Грабовски.
Гжегош Грабовски послал воздушный поцелуй матушке и опустился обратно в седло байка. Настроение моментально улучшилось, захотелось утробно рычать в такт рёву движка. Появилась уверенность, что сегодня у них всё получится. Он немного верил в знаки и добрые предзнаменования, хотя вряд ли бы признался в этом даже самому близкому человеку. Вообще-то Гжегош ещё три дня назад знал, что окончательный маршрут намечен точно мимо дома, где он когда-то, страшно давно, вырос, но памятуя о материнской глухоте и нежелании соприкасаться с мутировавшим окружающим миром вне её уютной квартиры, даже не надеялся, что сегодня она выглянет из своего убежища, где время как будто остановилось на рубеже столетий, и увидит его хотя бы издалека. «Это точно к удаче», – окончательно решил Гжегош и оглянулся. Его чаптер в колонну по пять машин в ряд следовал за ним в строгом порядке. В хвосте двигались люди Олафа и русские бородачи на своих «Волках» с нарисованными оскаленными пастями на обтекателях. «Всего байков пятьдесят будет плюс с десяток джипов в арьергарде, – прикинул Гжегош, – что ж неплохо, совсем неплохо!» Кто бы мог и в мечтах предположить такое хотя бы полгода назад? Тогда к Бостону и на десяток миль боялись приблизиться, не то, что въехать вот так, парадным строем. Всего таких коробок выдвинулось в Бостон сегодня утром более двух десятков. Последние ещё даже не свернули с Девяносто третьего шоссе. Скорость движения ещё неделю назад на предварительном брифинге установили минимальную – пятнадцать миль в час. Бостон должен внимательно рассмотреть и почувствовать силу, которая возвращалась на городские улицы, с этим согласились представители всех клубов, заранее прибывшие в Массачусетс и размещённые в “Route 66”.
Неделька, конечно, выдалась та ещё! “Hell’s Angels” точили зубы на “Bandidos”, их вражда тянулась уже много десятилетий, корнями уходя аж в прошлый век, «Монголы» на ровном месте чуть не перестрелялись с «Казаками», a “NLR” не хотели иметь дело ни с кем, кроме своих побратимов из “Outlaws”. Едва не перегрызлись, даже толком ничего не начав. Спас всю затею Олаф Скарсгард, его идея с «Декларацией Восточного побережья», а главное её содержание, пришлись по душе всем, даже эти странные русские “Slavic Wolfes”, которые держатся настолько обособленно, что их никто толком и не знает, поддержали. А вообще, про них говорят, что они вовсе и не байкеры, просто ездят на мотоциклах, а промышляют совсем другими делами. Впрочем, этот Олаф со своей компанией тоже неизвестно откуда взялись, да и не слышал о них раньше практически никто, а с другой стороны, Большой Барни за абы кого говорить никогда не станет…
Веса словам норвежца, конечно, добавили и державшиеся чуть в стороне бойцы в чёрной униформе с шевронами “Dark River” на рукавах, одно их прибытие на четырёх громадных конвертопланах чего стоило! Вихрь подняли такой, что чудом крыша удержалась. Но порядка они сразу же добавили изрядно уже одним своим видом. Все распри как-то сами собой утихли, поняли парни, даже самые лихие и оголтелые, что каша заваривается серьёзная. А потому, когда в конце недели к “Route 66” стала стягиваться основа чаптеров со всего побережья, они почти моментально заряжались духом общего дела и безропотно соглашались даже с сухим законом и прочими местными правилами. На пустыре за клубом загодя разбили с десяток армейских палаток, в каждой из которых смогли разместиться по три десятка человек с лишним. Взвод “Dark Riwer” занял первый этаж клуба, а остальных байкеров расселили на дружественных фермах в радиусе двадцати миль, строго-настрого наказав вести себя там тихо и во всём слушаться хозяев. Полгода патрулирования не прошли даром – фермеры подняли головы и больше не ощущали себя одиночками, брошенными на произвол судьбы. Мало-помалу гордость и чувство единства возвращались к ним, а мотто-патрули сыграли роль иглы и нити, сшивших лоскуты в единую ткань.
Всего к вечеру субботы в окрестностях “Route 66” собралось до двух тысяч байкеров – большинство и не подозревало, каково это оказаться среди такого количества своих. А теперь они все, как кавалерия на параде – коробка за коробкой, держа строй, едут по притихшему и безлюдному Бостону, куда недавно и сунуться боялись, и вовсю упиваются пьянящим ощущением собственной мощи. А идея с чёртовыми флагами – это вообще что-то! И ведь приготовил же их кто-то в таком количестве! Парней эта тема реально воодушевила, да и смотрится колонна ещё более внушительно, как какая-то средневековая армия.
Конечной точкой был обозначен стадион «Фенуэй-парк», но, по большому счёту, абсолютно безразлично, что там будет сказано с трибуны, всё понятно и так (хотя выданный ему лист с коротким выступлением он добросовестно вызубрил наизусть). Важнее всего вот эта неторопливая поездка. Эта демонстрация флага. Сейчас город опустел, никто не отирается на углах кварталов, все цветные в шоке, они разбежались и забились по норам, бросив улицы, которые по ошибке до сих пор считают своими, но через пару дней они придут в себя, а их обострённые звериные инстинкты однозначно прикажут им оскалить клыки и насмерть биться за территорию и вот тогда придётся держаться всерьёз…
Но этот Олаф и его люди – толковые ребята, кем бы они там ни были на самом деле, а потому наверняка подумали обо всём наперёд, и любое развитие событий неожиданным для них не будет, да и у “Dark River” серьёзная репутация, эти хмурые ребята и сейчас где-то здесь, неподалёку, они с ночи переоделись в гражданское и выдвинулись в город по два-три человека и у некоторых в руках были объёмные сумки…
Гжегош покрутил головой, оглядывая крыши, на одной из них, как будто бы на секунду мелькнул отблеск солнечного луча; он прищурился, но ничего среди вытяжек-грибов разглядеть так и не смог, видимо, зайчик просто померещился. А может быть, и нет. Вообще на его памяти они были первыми, кто задумал и, главное, смог провернуть такую масштабную историю, – а как по нраву всё это пришлось его ребятам, приунывшим последние пару лет и, вправду сказать, державшимся вместе, скорее, лишь по инерции да по старой привычке. А эта команда, хоть они и зазнайки, особенно эта девчонка – Флеш, как будто вдохнула новую жизнь в их чаптер и в клуб “Route 66” заодно. Да что там, если быть честным с самим собой и верить ощущениям, то они сделали практически невозможное – вернули старые добрые деньки!
Гжегош прибавил газу и на секунду прикрыл глаза от наслаждения, которое доставляла ревущая мощь стального зверя под ним и обдувавший лицо свежий, с лёгким морозцем, ветерок.
Когда первые мотоциклисты подкатили к «Фенуэй-парку», там уже собралось какое-то количество людей – информация о предстоящем событии передавалась из уст в уста; многие приехали из окрестных и даже весьма далёких городков, кто-то пришёл из любопытства посмотреть со стороны, кто-то был настроен весьма решительно. Объединяло эти кучки людей то, что почти все они тщательно укутали лица шарфами, а головы скрыли в капюшонах. В течение часа парковка оказалась забита байками и прочей техникой, а на стадионе на глаз собралось около пяти тысяч человек, преимущественно мужчин.
Первым на трибуну в центре поля «Фенуэй-парка» поднялся, едва заметно прихрамывая, Билл Костиган. Сперва он смутился, увидев всю эту гомонящую толпу, флаги и микрофон перед собой, но быстро взял себя в руки, собрался, прокашлялся и начал говорить. Толпа на поле тут же затихла.
– Меня зовут Билл Костиган, и я – фермер. Весной этого года на мою ферму напала шайка этих уличных бандитов – любителей буррито и начёс, что так любят покуражиться над честными американцами. Вы все знаете, что таких случаев множество по всей стране вот уже много лет. Защищая свой дом и свою семью, я взялся за оружие, потому что это моё право, и, более того, обязанность, как христианина. Я смог отбиться, но меня объявили преступником, мой дом в отместку сожгли, а мне с семьёй пришлось на старости лет бежать и скрываться в другом штате, пользуясь гостеприимством добрых людей, которые, слава Господу, ещё остались у нас.
В молодости я служил своей стране, прошёл Ирак и Афганистан в рядах корпуса Морской пехоты, но пока мы с оружием в руках защищали Соединённые Штаты на внешнем периметре, страна сгнила изнутри. Мы хотели, чтобы она стала снова великой, а вместо этого наше государство провалилось в тартарары, его захватили сумасшедшие демагоги и разнузданный криминал, съехавшийся к нам из самых грязных и мрачных уголков планеты. Все мы, настоящие американцы, стали заложниками свихнувшихся профессоров и их выкормышей – политиканов, которые ради абстрактной, ложно понятой справедливости готовы погубить наследие сотен лет упорного труда наших предков. Они уничтожили само понятие нормы, вывернули наизнанку здравый смысл, растоптали наш привычный образ жизни. Как долго мы будем это терпеть? Пора коренным американцам вспомнить о гордости и указать всем зарвавшимся чужакам и их покровителям, кто, – пожилой джентльмен с силой топнул ногой, впечатав ударение на это слово в сознание слушателей, – настоящий хозяин в этом доме!
Мистер Костиган говорил горячо и эмоционально, как это умеют пожилые люди, а потому его выступление было принято на «ура»! На трибуне его сменил Олаф Скарсгард. Текст речи, короткой, но ёмкой, обсуждали несколько дней, взвешивая каждое слово и намечая те цели, которое оно должно поразить. Итоговый вариант Олафу пришлось затвердить наизусть, да ещё и экзамен сдать, что он и сделал, скрипя зубами. Но Ави чётко сказал: «Никаких импровизаций!», а потому пришлось терпеть.