империя и дисциплина её армий в случае надобности обуздает и уничтожит варваров и предохранит от их вторжения в ядро Европы, которое на наших глазах покрывается густым мраком. Два государства тогда поделят между собой все преимущества цивилизации, всю силу в науке, искусстве, военном деле и промышленности: Россия со стороны Востока и освобождённая в наши дни Америка со стороны Запада. А мы, народы ядра Европы, должны будем деградировать и прийти в такой упадок, что только глухие предания будут нам напоминать, чем мы были прежде»!3
Спустя 250 лет мы можем констатировать необыкновенную прозорливость барона фон Гримма и точность его прогноза, – со второй половины XX века именно Москва и Вашингтон с переменным успехом «делят преимущества цивилизации», своей борьбой придавая устойчивость и уравновешивая весь мир.
Почти вся вторая половина XX века прошла под знаком противостояния России и США. Только ли в идейном антагонизме лежали корни противостояния? Думаю, что не только. Мы нужны друг другу так же, как добру нужно зло, а белому цвету нужен чёрный. Без одного невозможно второе. Отсутствие противоположности, контраста делает явление бессмысленным. Разумеется, знаки плюс и минус очень условны, каждая сторона считает именно себя представителем светлых сил, а оппонента исключительно агентом сил тёмных, но это, естественно, вопрос в местоположении точки, из которой ведётся наблюдение. Важно, что именно этот симбиоз удерживал в мире равновесие.
Для развития человеку, а тем более любой человеческой общности, к тому же такой экстремально крупной, как Россия и США, нужен конкурент, антагонист, даже враг. Наличие такого оппонента подстёгивает, даёт смысл и цель, держит в тонусе. В нашем случае такой спарринг-партнёр объективно нужен обеим сторонам, такова уж человеческая природа. Это соперничество взаимовыгодно. Проиллюстрирую этот тезис обширнейшей цитатой из книги Джона Стейнбека «Путешествие с Чарли в поисках Америки»:
«– …Ну а бейсбол – “Уорлд Сириз”! Пожалуйста, спорьте с пеной у рта, какая команда сильнее, “Янки” или “Пираты”. Но есть ещё кое-что получше бейсбола – русские.
– Тут страсти разгораются?
– Ещё бы! Дня не проходит, чтобы на них всех собак не вешали.
Не знаю почему, но он стал держаться свободнее, даже позволил себе легкий смешок, который можно было выдать за откашливание, если бы на моём лице выразилось недовольство.
Я спросил:
– А тут у вас кто-нибудь когда-нибудь знал русских?
Теперь он окончательно растаял и засмеялся.
– Да нет, конечно. Поэтому они так и пригождаются на все случаи жизни. Ругайте русских, сколько влезет, никто вас за это не осудит.
– Не потому ли, что мы с ними не делаем никакого бизнеса?
Он взял с прилавка нож для сыра, осторожно провел по лезвию большим пальцем и положил его на место.
– Может, вы и правы. Черт возьми! Может, в самом деле, так? Потому что мы не делаем с ними бизнеса!
– Значит, вы думаете, что мы пользуемся русскими по мере надобности, когда нет других отдушин?
– Я, сэр, ничего такого не думал, но теперь буду, конечно, думать. А помните, было время, когда всё валили на мистера Рузвельта? Мой сосед Энди Ларсен просто на стену лез – такой-сякой Рузвельт! – когда у него куры заболели крупом. Да, сэр! – Он оживлялся всё больше и больше, – этим русским нелегко приходится. Поссорился человек с женой и опять же клянет русских.
– Может быть, русские всем нужны? Даже в самой России. Только там их называют американцами!
Он отрезал ломоть сыра от целого круга и протянул его мне на лезвии ножа.
– Вот теперь будет над чем подумать. Хитро вы мне подсунули эти мысли.
– А, по-моему, вы сами меня на них навели.
– Я?
– Да, когда сказали насчет бизнеса и собственных мнений.
– Может быть. А знаете, что я теперь сделаю? В следующий раз, как только Энди Ларсен опять начнет бушевать, я поинтересуюсь, не русские ли донимают его кур. Для Энди была большая потеря, когда мистер Рузвельт умер»?
Зарисовка настолько яркая, что, на мой взгляд, не нуждается более ни в каких пояснениях и комментариях.
Но это то, что касается века XX, а наша история не обрезана секатором красных садовников на метке «1917 год», она насчитывает более тысячи лет. Как же в XIX веке складывались взаимоотношения России и Северо-Американских Соединённых Штатов, как их тогда называли, а в Сербии до сих пор продолжают именовать «Северо-Америчка Држава» («САД»)? Тогда у нас на мировой арене был иной спарринг-партнёр – Британская империя, потому все её оппоненты были нам дружественными союзниками. Но взаимная симпатия русских и американцев строилась не только на рациональном расчёте, но и на схожести как внешней, так и внутренней. Вот, например, что писал Марк Твен в книге «Простаки за границей», где описал паломническое путешествие в Святую Землю на пароходе «Квакер-сити» в 1867 г., который также заходил и в российские черноморские порты:
«Я потерял свой паспорт и отправился в Россию с паспортом своего соседа по каюте, который остался в Константинополе. <…>…Я прибыл в севастопольскую гавань, дрожа от страха, почти готовый к тому, что меня уличат и повесят. Но всё время, пока мы были там, мой истинный паспорт величаво развевался над нашими головами – то был наш флаг. И у нас ни разу не спросили иного».5
«Сойдя на берег, я ступил на мостовые Одессы, и впервые после долгого-долгого перерыва, наконец, почувствовал себя совсем как дома. По виду Одесса точь-в-точь американский город: красивые широкие улицы, да к тому же прямые; невысокие дома (в два-три этажа) – просторные, опрятные, без всяких причудливых украшений; вдоль тротуаров наша белая акация; деловая суета на улицах и в лавках; торопливые пешеходы; дома и всё вокруг новенькое с иголочки, что так привычно нашему глазу; и даже густое облако пыли окутало нас словно привет с милой нашему сердцу родины, – так что мы едва не пролили благодарную слезу, едва удержались от крепкого словца, как то освящено добрым американским обычаем. Куда ни погляди, вправо, влево, – везде перед нами Америка!»6
«Все сняли шляпы, и консул заставил царя выслушать наш адрес. Он стерпел это, не поморщившись, затем взял нашу нескладную бумагу и передал её одному из высших офицеров для отправки её в архив, а может быть и в печку. Он поблагодарил нас за адрес и сказал, что ему очень приятно познакомиться с нами, особенно потому, что Россию и Соединенные Штаты связывают узы дружбы. Императрица сказала, что в России любят американцев, и она надеется, что в Америке тоже любят русских. Вот и все речи, какие были тут произнесены, и я рекомендую их как образец краткости и простоты…»1
В этом сборнике чрезвычайно метких, остроумных путевых заметок Марк Твен показывает себя как 100-процентный WASP8 – достаётся от него и католикам, и индейцам, и Италии, и португальским землям, а в особенности Османской империи:
«Очень бы я хотел, чтобы Европа позволила России слегка потрепать турков, – не сильно, но настолько, чтобы нелегко было отыскать Турцию без помощи водолазов или магов с волшебной палочкой»9, – пишет Марк Твен.
Тем ценнее то сердечное отношение, что он демонстрирует по отношению к России. Очевидно, что подобное ощущение близости мировоззрений было присуще множеству представителей просвещённого класса (сегодня особи с BLM головного мозга называют их эксплуататорами) по обе стороны океана. Это подтверждают и воспоминания русского дипломата Василия Николаевича Штрандтмана, который в июле 1914 года, перед самым началом Мировой войны совершенно неожиданно оказался и. о. русского посланника в Белграде. Вот что Василий Николаевич писал на склоне лет, вспоминая предвоенный дипломатический Белград:
«Североамериканский посланник в Бухаресте Джексон был аккредитован при сербском правительстве. Когда он изредка появлялся в Белграде, внимание его к Гартвигу (Русский посланник Николай Генрихович Гартвиг, скончался от сердечного приступа при загадочных обстоятельствах в здании Австро-Венгерской дипломатической миссии 10 июля 1914 года. – И.Г!) всем бросалось в глаза. Для нас это было легко понятно, ибо симпатии России к Северо-Американским Соединённым Штатам издавна укоренились в главных линиях российской иностранной политики»10.
После крушения российской государственности в 1917 г. Василий Штрандтман поступил на службу в Сербскую армию, которая в тот момент храбро сражалась на Солоник-ском фронте вместе с союзниками по Антанте (до осени 1917 г. там же бок 6 бок с сербами сражались и две экспедиционных бригады Русской императорской армии под командованием генерала Дитерихса, впоследствии одного из руководителей Белого движения, который в конце 1922 г. эвакуировал из Владивостока последние части Русской армии под натиском превосходящих сил большевиков). Повествуя об этих днях, Василий Штрандтман в частности упоминал и заокеанских союзников по Антанте: «…Не могу не вспомнить случайного знакомства в Салониках с г. Франком из американского Красного Креста, в прошлом корреспондента Associated Press. Видя, как я бедно живу, не имея возможности столоваться в хорошем офицерском собрании, он предложил мне “уделить мне полученную им к жалованию прибавку, в котором он не нуждался”. Конечно, я не мог принять его милого предложения, но рад отметить эту трогательную черту великодушия и доброты, общую для всего американского народа»11.
В феврале 1917 года в России случилась катастрофа – безответственные мечтатели, используя плебс в качестве тарана, ударили в тыл сражающейся стране и погрузили её в пучину мракобесия, выбраться из которого более-менее удалось спустя лишь без малого столетие. На что похожа жизнь, где всех уравнивают по низам, по черни, где Швондер и Шариков – эталонные граждане, хорошо увидела и, творчески осмыслив и переработав, отразила в фундаментальном литературном труде «Атлант расправил плечи» коренная петербурженка, спасшаяся от кроваво-красного Молоха в Соединённых Штатах и ставшая там известной как Айн Рэнд: