– Он самый. Если солнце – тогда ещё ничего, эта дрянь из-под деревьев не вылезает. А если пасмурно, или не приведи Лес, ночь – тогда всё, не заметишь, как влипнешь в это дерьмо. Одно спасение – огонь. Я специально вожу с собой связку факелов. Если успеть разжечь и воткнуть по бортам, тогда, может, и пронесёт.
– У меня на такой случай файеры. – сообщил Сергей. – Берешь в обе руки и отмахиваешься на бегу. Пару раз нарывался, помогло.
Но каякер уже нашёл тему повеселее:
– Эй, Бич, слыхал анекдот? Стучится, значит, лешак в кремлёвские ворота: «Можно тут у вас поселиться?» Охранники фигеют: «Ты чё, больной?» «Да, – говорит – больной и очень-очень старый.»
Это был ещё один слух о Кремле – якобы там помещается супер-закрытая геронтологическая клиника для высшей элиты страны, стремящейся поправить целебным воздухом Леса, здоровье, подорванное государственными делами. Говорили и другое: якобы, истинные правители страны давным-давно подсели на продлевающие жизнь снадобья, заработали Зов Леса – и вынуждены управлять страной с безопасной территории Кремля, через подставных марионеток.
А Коля-Эчемин не умолкал:
– …а вот ещё: «Почему кремлёвская стена такая высокая? – Чтоб твари всякие не лазили – Туда или оттуда?»
Занятно, подумал Сергей: проходят десятилетия, а старые байки продолжают жить, хотя смысл со временем несколько меняется. Похожий анекдот рассказал ему как-то отец. Старик очень гордился тем, что в далёких 90-х поучаствовал в тогдашних политических событиях, и с гордостью демонстрировал сыну медальку с надписью «Защитнику свободной России» и цифрами «1991».
На этот раз звук был другой – сухой, трескучий, будто придурковатый великан провёл палкой по доскам огромного забора. Перед пирогой с большим недолётом выросли и опали фонтанчики воды.
– … твою ж не туда!
Коля-Эчемин на полуслове прервал очередную байку и налёг на весло. Пирога вильнула, подставляя стрелку узкую корму.
– Бич, греби по прямой!
Новая очередь – на этот раз фонтанчики брызнули в опасной близости от борта. И зарослей на берегу взлетела птичья мелочь.
– Вон, из-за острова! Ну, я вам, твари!..
Из-за островка с истуканом выползала большая лодка. По бортам торопливо взмахивали две пары вёсел. На носу стоял вооружённый человек с автоматом, и даже с такого расстояния было видно, как отсвечивает его бритый череп.
«…родноверы? Не меньше четырёх, с автоматами. Что такое „не везёт“, и как с ним бороться?..»
А Коля уже заряжал винтовку. Сыпанул в ствол порох из надкушенного бумажного фунтика, прибил шомполом коническую пулю, оттянул ударник и пальцем загнал на место пистон. Воткнул в гнездо, предназначенное для факела, деревянную рогульку и припал к прицелу, нащупывая длинным стволом врага.
Эту винтовку – каякер называл её «оленебой» – изготовили по особому заказу, из ствола крупнокалиберного пулемёта. Заряжался оленебой пулями Минье, которые Коля собственноручно отливал из свинца в специальной формочке-пулелейке.
Стрелок на носу вскинул АКМ.
БАБАХ!
Сергей ни разу не видел, как бьёт Колин оленебой. Уши заложило, в голове поплыл протяжный звон. Корму вместе с каякером заволокло дымом.
– Есть!
Сильный гребок – и дымовая завеса позади. Автоматчика на носу лодки больше не было – впрочем, его место тут же занял другой. Коля лихорадочно орудовал шомполом, прибивая новую пулю.
Ответная очередь – всплески далеко впереди по курсу.
«…а вы, ребята, занервничали…»
БАБАХ!
Белый, ватный дым, острая селитряная вонь.
– Что, падлы, зассали?
С лодки больше не стреляли. Гребцы, пряча головы за бортами, пытались развернуть свою посудину, вразнобой размахивая вёслами. Получалось не очень – лодка, крутясь, дрейфовала по течению в сторону памятника. В чёрных тростниках, затянувших островок, обозначилось шевеление, родновер, сидящий на корме, замахал руками, предупреждая спутников. Егерь видел – не глазами, разумеется – мощное, изготовившееся к атаке тело.
«…поздняк метаться, парни. Вы уже еда…»
Чуйка не подвела. Стремительный бросок, длинные, на полрожка, очереди – от отчаяния, куда попало. И вопли, полные ужаса и боли, слышные у другого берега.
– Кто это, Бич, а? – Коля-Эчемин снова взялся за весло. Оленебой он аккуратно пристроил рядом, не забыв замотать замок тряпицей.
– А пёс его знает. Для выдры мелковат. Может, шипомордник?
– Они у воды не охотятся.
– Тогда водяной жук?
– Больно шустрый, не похоже.
Крики вдали утихли.
– Ладно, ну их к бесу. Ну что, поплыли? Через два часа темнеть начнёт, а нам ещё Крымский мост проходить. Как же я его ненавижу, кто бы знал…
VIII
Расписывая действия напарника, Фомич не поскупился на похвалы. Завлаб впечатлился, быстро набросал приказ о «зачислении стажёра Жалнина, Егора Семёновича на должность младшего лаборанта» и лично отнёс бумагу в секретариат. А вернувшись, огорошил коллектив новостью: сегодня в 17.00 сотрудникам лаборатории предстоит ежеквартальная сдача нормативов по стрельбе. Каковая, согласно распоряжению заведующего кафедры за номером… от…, должна пройти организованно, поскольку отдельные младшие научные сотрудники – тут Яков Израилевич выразительно покосился на нескладного долговязого парня – не раз позволяли себе срывать сроки. Чем подвели лабораторию и лично его, доцента Шапиро, под соответствующий монастырь.
В подвале корпуса «А» было темно – лишь в дальнем конце стрелкового зала сияли подсвеченные мишени. Резко, сухо щёлкали мелкашки. Инструктор в потёртом камуфляже, сидел у трубы – корректировал.
– Это кто? А, грибники… здравствуйте, Яков Израилевич! Придётся подождать, пока морфология отстреляется.
– Давно начали?
– Только что. Хорошо, Зданевич! – это уже стрелку.
Егор отошёл к оружейной пирамиде. Выбор стволов не впечатлял: десяток малокалиберных ТОЗовок (по большей части, однозарядные «восьмёрки»), два мосинских карабина и два «калаша» семь-шестьдесят два – «весло» и десантный, со складным металлическим прикладом. Простенькая деревянная стойка, цепочка, пропущенная в спусковые скобы, заперта на обыкновенный висячий замок.
«…да, снаружи за такую организацию хранения оружия в момент отдали бы под суд…»
– Байбаков, «семёрка» на четыре часа. – послышался голос инструктора. – Дышите ровнее!
Стену над пирамидой украшали плакаты со схемами оружия. Кроме картинок стволов, стоящих в пирамиде, Егор обнаружил схемы «нагана», ТТ и помпового дробовика.
– Отлично, Кузьмин! Теперь по второй мишени – тройку с минимальными интервалами. А вас, Петров, не узнаю. Мушку заваливаете, внимательнее!
«…не похоже на плановый зачёт для галочки, скорее уж, полноценная тренировка! К стрелковой подготовке здесь относятся серьёзно…»
Сотрудники лаборатории морфологи стреляли около четверти часа. Потом отзвучали «стрельбу закончил» и мантры насчёт оставленных в стволе патронов и сбора гильз. И наконец, долгожданное: «Следующая смена – на огневой рубеж!»
Мишенями служили изображения обитателей Леса. Егор с удовольствием увидел давешнюю саблезубую рысь-баюна – и высадил по ней десять из двадцати выданных для зачётной стрельбы мелкашкечных патронов. Остальные достались чешуйчатой острорылой твари, именовавшейся, как гласила подпись, шипомордником. Инструктор, осмотрев мишени, довольно хмыкнул и вывел в неизменной амбарной книге с надписью «Сдача нормативов» жирную пятёрку.
Сотрудники лаборатории, включая проштрафившегося мэнээса, отстрелялись вполне прилично, на твёрдые «три с плюсом». Далее последовала чистка оружия и зачёт по матчасти – сборка-разборка АКМ и трёхлинейного карабина. С этим Егор справился играючи, поставив, если верить инструктору, новый рекорд кафедры.
– Яков Израилевич, а почему в выходы не дают автоматы? Фомич… Фёдор Матвеич говорил – только помпы, «мосинки» и ещё «наганы». С «калашом» никакой баюн не страшен!
Завлаб поглядел на ретивого новичка с интересом.
– Вы, как я погляжу, разбираетесь в оружии и стреляете отлично. Увлекаетесь?
– До бакалавриата служил в погранвойсках, на Дальнем Востоке.
– В тайге?
– В самой, что ни на есть. Биробиджанский погранотряд, застава «Дичун».
– Тогда должны понимать, что автоматная пуля далеко не всякого зверя свалит. Медведя, скажем, а ведь здесь встречаются и покрупнее! Но главное – Лес не любит стрельбы. И тем более, очередями. Нет, приходится, конечно, но только в крайнем случае. Когда речь идёт о спасении жизни, например. А вот на охоте, по животным лучше не злоупотреблять.
– А если не по животным?
Завлаб прищурился.
– Собираетесь охотиться на людей?
– Нет, я так, на всякий случай…
– Если на всякий случай – то это наше, дело, людское. Лес требует соблюдать правила по отношению к его созданиям. Знать бы ещё, кто эти правила сочинил…
В голосе начальства Егор уловил едва заметную нотку горечи.
– Вот вы говорите – «правила». А что бывает с тем, кто их нарушает?
– Если вы о наказании, то молния вас не поразит и дерево на голову, скорее всего, не упадёт. А может и упадёт, кто знает? Замечено, что тем, кто слишком увлекается в Лесу стрельбой, перестаёт везти. Сколько-нибудь разумного объяснения этому нет, но лесовики верят, и в особенности, егеря. А ведь им, согласитесь, виднее. Егеря даже помповые ружья не носят, обходятся двустволками или арбалетами. А что касается пальбы без разбора – вспомните, что творится в пакистанском Карачи! Там с самого начала попытались подавить Лес силой оружия, а он в ответ плодит таких чудовищ, что рядом с ними чернолесские твари сущие болонки.
Завлаб кивнул на мишень с шипомордником.
– И это происходит с пугающей стремительностью: чудовища появляются и мутируют чуть ли не быстрее, чем культура плесневого грибка в чашке Петри. Вы ведь читали Гарри Гаррисона?
Егор смущённо улыбнулся и пожал плечами.
– Зря, молодой человек, зря, отличный фантаст. Например, его «Стальная крыса»…