– Как тебя звать-то, студент?
Голос был под стать облику – скрипучий, потрескивающий.
– Егор. Только я не студент, а лаборант.
– Так мы с тобой, выходит, тёзки? Помнишь – «он же Гога, он же Го̀ра…»
– Нет, а это откуда?
– Был такой фильм – давно ещё, в советские времена. Неужто, ни разу не видел?
Егор виновато улыбнулся и развёл руками.
– Эх, молодёжь, святые вещи забыли! Помнится, я его в первый раз смотрел ещё студентом, в кинотеатре «Прогресс» – здесь, недалеко.
Это дурдом, отрешённо подумал Егор. Параллельная реальность. Перед ним сидит натуральный лешак из русских сказок и ностальгирует по кинофильмам давно рухнувшей Империи. А дальше что – баба-Яга прилетит на ступе? Да запросто, кота-баюна он уже встречал.
– Сколько же вам лет?
– А пёс его знает! – проскрипел Гоша, как показалось Егору, с досадой. – Я уж и со счёта сбился. Помню только, что филфак закончил лет за десять до развала Союза.
«…лешак-филолог? Точно, клиника…»
– За десять? То есть во время Зелёного Прилива вам было лет семьдесят?
Гоша поморщился – насколько может поморщиться пенёк, покрытый растрескавшейся корой.
– Да, где-то около того.
– А сейчас, значит, не меньше ста?
Гоша поскрёб в замшелых кудрях корявой пятернёй.
– Пожалуй, что и так. Лес – он, знаешь ли, жизнь продлевает, тем, кто живёт в нём по правилам.
– По правилам? По каким?
«…вот и Шапиро упоминал о правилах…»
Гоша встал, скрипнув суставами. Звук был такой, словно открыли с натугой рассохшуюся, приросшую к косяку дощатую дверь. Егор едва не присвистнул от удивления – росту в лешаке было больше двух метров.
– Экий ты шустрый, паря… Время придёт – сам всё узнаешь, а сейчас пошли, пора.
VI
Купол, накрывавший Арену, был сделан из прочной металлической сетки. В нескольких местах она была пробита и залатана – где наскоро, проволокой, а где и капитально, железными листами. По бокам, на защищённых решёткой помостах стояли тяжёлые станковые арбалеты, заряженные метровыми болтами с зазубренными наконечниками. От купола к металлическому ангару вёл забранный стальной решёткой коридор.
– Объявляется первая схватка финального раунда Посвящения! Алексей Пархоменко, соискатель – против ракопаука! Напоминаю, вес взрослой особи… Объяснения потонули в шквале криков, свиста, улюлюканья. Служители налегли на рукояти ворота, решётка, отделяющая коридор от арены, со скрежетом поползла вверх. Из ангара послышалась возня, матюги, и на арену выскочила уродливая тварь, казалось, состоящая из одних ног, жвал и шипов. Замерла, угрожающе вскинув мощные, сложенные как у богомола, клешни. Они заканчивались остриями, способными пришпилить жертву к земле, и вибрировали, словно кастаньеты, сотрясая воздух россыпями сухих костяных щелчков. Ракопаук, гордый воин, бросал вызов гуманоидному ничтожеству, замершему у противоположного края арены.
Зрители восторженно взревели. Сергей внимательно оглядел трибуны. Среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.
«…золотолесцы? И не один – четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка…»
Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.
«…вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на этот же балаган явились полюбоваться?..»
Ракопаук продолжал заливаться трескучими трелями.
– Хорош, а? – сетунец пихнул егеря локтём. – В холке почти два метра!
Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными шипами. Пасть – отверстие, окружённое шевелящимися хелитцерами. Выше россыпь белёсых пузырей размером с апельсин – глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать заряд картечи из двустволки.
– Где вы его раздобыли?
– У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. – вполголоса ответил сетунец. – Но там таких здоровых нет, только мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут и не успевают вымахать.
– А этот?
– Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре – чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но больше и не понадобилось.
– Так мало соискателей?
– Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет – будет иметь дело с ракопауком. В этом году до финала добрались двое.
– А остальные?
– Один труп, пятеро раненых. Двое отказались.
– По-взрослому у вас…
– Приходится. Понизишь планку – сразу пойдут потери. Нет уж, пусть опыта набираются!
– …соискатели могут выбирать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки, взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что…
– Хреновый выбор. – прокомментировал Тур. – Сеть хороша против шипомордника, может ещё баюна. А у ракопауков кромки клешней как бритвы, прорежут на раз.
Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Сергей увидел его лицо – мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза, выпученные налитые кровью.
– Клык на холодец – парень накачан вашей отравой. А иначе что, никак?
– Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится – всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.
– И что с ним будет? Склеит ласты?
– Нет, есть способы… но, поверь, Бич, бывают вещи и похуже смерти.
– Верю. И что, у вас все на них сидят?
– Типун тебе на язык! – Тур сплюнул через плечо. – Половина, не больше.
– А сам?
– Лес миловал.
Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он звонко щелкнул и двинулся на противника.
– Сейчас прыгнет… – прошептал сетунец. – Они всегда так.
Договорить он не успел – тварь распрямила, как пружины, заднюю пару конечностей и взвилась в воздух. Соискатель этого ждал – перекатом ушёл в сторону и сразу же вскочил на ноги, раскручивая над головой сеть.
Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать, а резко, с места ускорился, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара.
Сетунец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. Тварь словно ждала этого – неуловимым движением она сложилась, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок, и парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив копьё-рунку перед собой.
Ракопаук зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки полетели во все стороны.
«…один-ноль в пользу членистоногой скотины…»
– Ну, всё. – обречённо прошептал Тур. – Сейчас прижмёт к решётке и…
Но боец не собирался сдаваться. Он нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.
Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, застрявшей в панцыре.
«…один-один?..»
Болельщики неистовствовали:
– Красава!
– Добивай его!
– О-лэ – олэ-олэ-олэ!
– Молодец, Лёха!
– Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!
– О-лэ – олэ-олэ-олэ!
– Вали гада нах!
Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец – топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей заметил, что движения его стали неловкими, как бы неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги подкосились, парень осел, повалился лицом вниз. Из-под живота по песку медленно расползлось тёмное пятно.
Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.
«…и-и-и – чистая победа! Увы, неправильной стороны…»
Ш-ш-ших-хрясь!
Тяжёлый болт проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. От удара ракопаук осел на задние ноги, широко, словно в недоумении, раскинув клешни.
Ш-ш-ших-хрясь!
Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, поднялась, и на арену высыпали служители в кирасах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.
VII
Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным осинником, субтропические бамбуковые рощи – с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. «Малая Чересполосица – бурчал Гоша – нигде в Лесу больше нет такого салата». На вопрос Егора – «а где Большая Чересполосица?» – он неопределённо хмыкнул.
В отличие от флоры, фауна здесь не баловала особым разнообразием. В Малой Чересполосице преобладали обычные для средней полосы России виды – Егор видел белок, взлетающих по шипастому стволу тропической сайбы, кабаний выводок, весело хрумкающий дикорастущими ананасами. А однажды им попалось странное создание, чем-то напоминающее крота-переростка с длинным, сплющенным, загнутым кверху рылом и толстыми лапами, вооружёнными внушительными когтями. Зверюга неторопливо жевала полуметровую сколопендру. Увидев людей, она и не подумала прерывать трапезу, только приподняла плоскую башку и проводила чужаков немигающим взглядом чёрных глазок-бусинок. Лешак назвал существо «барсукро̀том» и пояснил, что правильно оно именуется «кротоподобный некролест», происходит из ранне-миоценовой эпохи и является ровесником кота-баюна. Чем изрядно удивил Егора – тот никак не ожидал от лешака столь глубоких познаний в палеонтологии.
К метро «Университет» они вышли неожиданно. Гоша раздвинул очередную завесу лиан, и упёрся прямо в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, а возле входа громоздились россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.