– К чему такие сложности? Подвалы, запоры, огнемёт… Мало ли из ГЗ выходов? По Ломоносовскому проспекту есть удобная тропа, до самого Ленинского, Гоша говорил…
– Положим, я эту тропу знаю не хуже его. – отозвался, не оборачиваясь, Бич. Он шагал впереди тележки, и Егор развлекался тем, что рассматривал облупившуюся краску на баллонах. – И дело тут не в удобстве: надо свалить по-тихому, а если идти поверху – клык на холодец, какая-нибудь сволота заметит и стуканёт.
– Кому?
– Да есть такие… любопытствующие. А под землёй нас хрена лысого выследишь. Подвалы ГЗ – настоящий лабиринт, в этот тоннель, может, лет десять никто не совался.
– Здесь действительно опасно?
– А то, как же! Думаешь, я огнемёт таскаю для посмотреть?
– Монстры? Мутанты?
– Почти. – егерь язвительно хохотнул. – Крысы и плотоядный гнус.
– Вроде того, что был на Воробьёвых горах?
Шапиро успел рассказать ему об истории с Чёрным роем.
– Хуже. Плотоядный гнус – мелкие, с маковое зёрнышко, мошки. Облепляют с ног до головы и жрут кожу. За четверть часа на живом человеке ни клочка не остаётся, гольное мясо. Спасения от него нет, в любую щель пролезут. Только выжигать. Правда, если гнуса немного, можно отогнать факелами. Спасибо Яше, позаботился.
И кивнул на тележку, где рядом с баллонами лежали двадцатилитровая зелёная канистра и связка палок, обмотанных ветошью.
– А крысы? Вы говорили, они тоже опасны?
– Выкать Яше будешь, в Универе. А мы с тобой напарники, так что давай на «ты». Лады?
– Лады. Так что с крысами? Они опасны?
– Если стая набросится, главное – устоять на ногах, иначе навалятся все скопом и сожрут. Так что держи ухо востро… студент!
Расставшись с завлабом, путники спустились по лестнице вниз, с трудом волоча тележку с грузом, и пошли по длинному, прямому коридору. По прикидкам Егора, они должны были уже выйти за пределы университетского кампуса. Колёсики монотонно визжали по бетону вдоль узких канавок с утопленными в них рельсами. Егерь объяснил, что это подземная узкоколейка, по которой когда-то курсировала дрезина-мотовоз.
Тоннель вывел в низкий круглый зал. Света здесь не было, и тусклый луч фонаря вырвал из темноты очертания широких гермоворот. Рельсы узкоколейки уходили прямо под створки; на тронутом ржавчиной металле угадывался контур больших, в половину человеческого роста, белых буквы «Д» и шестёрки.
– Вот, студент, можешь почтительно содрогнуться. Перед тобой – главная тайна московских подземелий. Линия Д-6, известная обывателю как «Метро-2».
– Значит, оно всё-таки существует?
Ещё школьником Егор прочёл в Сети фантастический роман о московском метро, превращённом в противоатомное убежище. В романе мелькало упоминание о секретных правительственных ветках.
– А как иначе обитатели Кремля попадали бы туда из-за МКАД? Как жрачку бы им таскали, шмотьё, боеприпасы? ЭЛ-А действует под землёй, слабее, чем наверху – вон, Яша только чихал, а ведь у него тяжёлая форма!
– Гоша, кажется, говорил, что метро затоплено?..
– Да, насосы осушения после Зелёного Прилива встали. Но у линии Д-6 своя система, автономная, электроэнергию она получает из-за МКАД.
Егор постучал по металлу – сначала костяшками пальцев, потом прикладом. Звук получился глухой, что говорило о немалой толщине створок.
– И как же мы теперь?
Ни рукояток запоров, ни оси под штурвальное колесо на воротах не было – видимо, они отпиралась с другой стороны.
– А нам туда и не надо. Линия Д-6 патрулируется, если встретят чужака – пристрелят без второго слова. Где-то тут была дверь, обычная, железная, она-то нам и нужна. За ней начинаются по-настоящему опасные места, так что дальше пойдём в противогазах.
II
ЛТО-50 с рёвом выбросил пылающую струю. Впереди бушевал огненный ад, и на его фоне фигура Бича вырисовалась угольно-чёрным, антрацитным силуэтом. Огнесмесь выгорала не сразу – химики на славу поколдовали с загустителями, и двигаться дальше можно будет, лишь когда погаснут языки пламени на стенах и полу.
Бич подал знак, и Егор навалился на рукоятки тележки. Катить было мучительно трудно – колёса то и дело вязли в сплошном ковре из обугленных крысиных тушек.
Матерясь в рубчатый шланг противогаза, он наклонился, чтобы убрать застрявший под колесом трупик и испуганно отдёрнул руку. Из мрака метнулись новые крысы – десятки, сотни. Снова заревел огнемёт, но грызуны всё шли волной, по спинам товарок. У многих дымилась подпаленная огненными каплями шкурка.
Егор вжался в стену, пропуская серый пищащий поток. Краем сознания он отметил, что крысы не нападают – тычутся с разбегу в ноги, перепрыгивают через препятствие, прошмыгивают и текут, текут в темноту позади. Сердце неистово отбивало секунды; наконец, крыс стало меньше, и вот уже только отдельные серые молнии мелькают в круге света от аккумуляторного фонаря.
Огонь впереди, наконец, погас. Бич сдвинул маску на лоб и что-то каркнул. Лицо у него было чёрное, в густом слое копоти, с грязными дорожками от струек пота.
Егор поспешно сдёрнул капюшон ОЗК, стянул противогаз – и чуть не задохнулся от густого смрада горелой плоти. – Что это с ними, а?
– А чёрт их знает, испугались чего-то. Такое в подземельях бывает, не всегда и поймёшь, в чём дело. Да ты не стой столбом, студент, помогай! – Я лаборант, а не студент! – Да хоть профессор. Держи. Егор принял ранец с использованными баллонами.
– Порядок следования меняется. Я качу тележку, ты идёшь впереди. На крыс внимания не обращай, им, похоже, сейчас не до нас. Дохлых отбрасывай к стенам, расчищай дорогу, чтобы можно было проехать.
Егор прикрутил шланги к новым баллонам и взялся за лямки. Бич отрицательно покачал головой.
– Незачем. Я прямо с тележки работать буду, так и менять сподручнее. Ну, чего застыл? Шагай уже, батареи вот-вот сдохнут!
Взмах древком рогатины-пальмы – обугленные тушки отлетают к правой стене. Пинок резиновым башмаком – к левой. Ноги давно сделались ватными, в ушах стоит низкий гул, лёгкие с трудом втягивают спёртый воздух сквозь забитый копотью фильтр. Но менять некогда – если верить егерю, до конца тоннеля не больше двухсот шагов.
В глазах густо мельтешат чёрные точки, по всему телу дикий зуд – жжёт, колет, будто раскалёнными иголочками.
«…эЛ-А, наконец, дотянулась?..»
Сзади раздался возглас, едва слышный сквозь прорезиненную ткань капюшона. Егор обернулся – напарник присел на корточки, рассматривая трупик крысы. Тушка не опалена, не обуглена, а как бы освежёвана. Шкурка снята клочьями, словно её обгрызали или вытравливали кислотой.
Бич зашарил лучом фонаря по потолку. На высоте трёх с половиной метров по бетону ползали тёмные кляксы – разделялись, сливались, набухали колышущимися волдырями. В луче света плясала какая-то мелочь, вроде комариков, толкущиеся возле лампы.
Бич с невнятным возгласом отпрянул к тележке и вскинул огнемёт. Самая большая клякса вытянулась вниз, набухла и вдруг лопнула клубящимся облаком. Но пламя уже пожирало её – егерь водил брандспойтом, выжигая потолок. Струя иссякла, с секундной паузой хлопнул пиропатрон – и новая порция жидкого ада полетела в глубину тоннеля, в мгновение ока сожрав воздух, наполненный мириадами чёрных точек.
Ещё один выстрел, огонь плещет на бетон. Егор, сбивая пальцы, скручивает с использованных баллонов горловину шланга.
«… третий комплект, последний…»
Он бежал по коридору в темноту, катя перед собой громыхающую тележку, и думал только о том, чтобы не попасть колесом в углубление с рельсом. Зуд и болезненные уколы сводили с ума, но никак нельзя оторвать руки, почесаться сквозь проклятый ОЗК…
Тележка едва не врезалась с разгона в стальную дверь с запорами по углам. Позади утробно рычал огнемёт.
Егор кинулся к двери, повис на рычагах, но те не желали поддаваться. Он схватил с тележки карабин, врезал прикладом.
Рычаг чуть сдвинулся и после четвёртого удара провернулся до упора.
Снова рёв пламени за спиной.
– Всё, больше нет! – проорал Бич, водя перед собой струёй огня. – Скорей, студент, не спи!
Егор, потеряв голову, колотил по второму рычагу. Треск, шейка приклада переломилась, но и металл поддался отчаянному натиску.
– Ломом, мать твою за ногу! Ломом его!
Сергей отбросил изуродованный карабин, выдернул из-под брезента тяжёлую железяку.
Егерь уже поливал факела из канистры. Размахнулся, зашвырнул порожнюю ёмкость в коридор, туда, где плясали коптящие язычки. Пламя вспыхнуло с новой силой.
– Слушай сюда студент: у нас минут пять, потом огонь в тоннеле погаснет. Факелами я удержу это дерьмо ещё немного, и всё, карачун! Так что крути, открывай, бекицер!
Егор не слушал. Рыча от натуги, он пытался отжать четвёртый, намертво заклиненный рычаг.
Скрежет, лом в руках дрогнул.
– Пошло!
Медленно, убийственно медленно запор провернулся, заржавленный ригель больным зубом пополз из гнезда. Егор толкнул дверь – та не поддавалась. Тогда он принялся колотить в створку ломом – раз, другой, третий – и бил, пока после очередного удара дверь не распахнулась во всю ширину. Вдвоём они перетащили через высокий порожек тележку и навалились с обратной стороны, нашаривая рычаги запоров.
Комната была уставлена вдоль стен железными шкафчиками и низкими скамейками. Всё – мебель, пол, стены – покрывал толстый слой мха. Круглое отверстие в потолке вело на поверхность – если судить по свисающим плетям пожарной лозы, густо усеянным большими, с дыню размером, водянистыми наростами.
Егерь отбросил в сторону противогаз и принялся стаскивать с себя закопченный, прожжённый во многих местах костюм химзащиты.
– Сиднем не сиди! Надо скорее обработать раны.
– Раны? – Егор непонимающе уставился на напарника. – У меня только ОЗК порван…
– Ты что, совсем дурак? Мы влетели в тучу плотоядного гнуса, а его завязочками-пуговичками не задержишь!
«…так вот откуда зуд и жжение! И никакая это не эЛ-А: проклятые мошки забрались под одежду и грызут кожу. Как у тех освежёванных крыс…»