Егора передёрнуло от омерзения. Он отшвырнул резиновые перчатки и, путаясь в рукавах, потащил через голову накидку.
– Давай, раздевайся. – торопил Бич. – Пожарная лоза тут есть, отмоемся.
Это было наслаждение – освежить горящую кожу прохладной водой, смыть жирную копоть, пот, воняющий страхом и смертельной усталостью. Бич запалил извлечённую из рюкзака масляную лампу, и при её свете Егор разглядел крошечные красные точки, обильно усеявшие грудь, плечи и руки.
– На спине то же самое. А уж шея… только чесать не вздумай, занесёшь грязь! У меня в рюкзаке бальзам, сейчас намажем друг друга и подождём полчасика, пока впитается. А тряпки свои выброси – клык на холодец, в них полно мошек.
Он встряхнул рубаху, и из складок посыпались чёрные крошки. Егора снова передёрнуло: он вспомнил, как лешак Гоша вытряхивал из энцефалитки споры жгучего дождевика.
Мазь принесла несказанное облегчение. Жжение и зуд отпустили, от свежего мятно-травяного запаха сразу прояснились мысли.
– А теперь – микстура от доброго доктора Бича!
Из горлышка кожаной баклажки пахло сушёными грибами. Егор глотнул – по вкусу та же грибовуха, только послабее, градусов сорок.
– Ну вот, ещё четверть часика, студент – и будешь иметь товарный вид.
– Да не студент я, а лаборант. – отозвался Егор. – Сколько можно говорить?
– В Университете – хоть академик. А в Лесу, в рейде ты – «Студент», я – «Бич». Уяснил?
Егор пожал плечами. Спорить не хотелось – ноги сделались ватными, по телу расплывалась тёплая истома.
– Карабин жаль, пропал. Вислогуз, скаред хохляцкий, на дерьмо изойдёт. Он меня за паршивый штык-нож чуть заживо не сожрал, а тут цельная единица огнепальной зброи!
Выдавая перед выходом «казённе майно», кладовщик произнёс прочувствованную речь, особо упирая на ответственность за утрату оружия.
– Забей. – посоветовал егерь. – Если вернёмся с тем, за чем нас послали, Яша его заставит тебе ноги мыть и воду пить. А если не вернёмся – тогда тебе это будет до одного места. Мёртвы бджолы не гудуть, как сказал бы твой приятель Вислогуз.
Он отстегнул от «Ермака» чехол с двустволкой.
– Вот, пользуйся пока. Доберёмся до моей норы, я тебе что-нибудь подберу.
– А где эта твоя нора?
– Не бежи вперед паровоза.
Он пнул ногой огнемёт – тот лежал на полу, там, куда, егерь бросил его, избавляясь от амуниции.
– Тяжёлый… слушай, неохота переть эту хреновину наверх, может, здесь приныкаем? По ходу, нникто в эту дыру давненько не заглядывал – видишь, мох не потревожен? Вернёмся из рейда – заберём, а шланг я откручу и возьму с собой. Без него это голимая железяка.
Через полчаса, сменив одежду, они засунули огнемёт с пустыми баллонами в один из шкафчиков, навьючили на себя рюкзаки и полезли по расшатанным скобам наверх, навстречу льющемуся из шахты неяркому солнечному свету.
III
– …первое – найди Лёху-Кочегара. Передай, что я буду ждать его на площади Гагарина завтра, начиная с девяти утра.
– Решил прокатиться по МЦК? – Яська сидела на поваленной сосне рядом с егерем. Руки сложены на коленках, словно у примерной школьницы, пышный хвост перекинут через плечо так, чтобы кончик щекотал собеседнику ухо.
– Слышала, у путейцев снова какие-то тёрки в Лосинке. Мне-то что, белки держат нейтралитет, а вот ты бы поостерёгся.
Она появилась несколько минут назад. Егор, не желая мешать беседе, отошёл в сторону и теперь скучал, рассматривая окрестности.
Вентиляционный киоск воткнулся между двумя полуразрушенными восьмиэтажками. Одной стороной двор выходил на узкую улочку, за которой, за вымахавшими на высоту десятиэтажного дома липами, проглядывали развалины Московского Цирка. Громадный раскидистый граб проломил его посредине, и теперь торчал из огрызков ребристого купола, словно чудовищный бонсай из футуристического горшка.
– Когда их не было, тёрок-то? – пожал плечами егерь. – Твои родичи не могут снести, что по их парку катаются всякие смердящие железяки. Мне-то их разборки побоку, я только пассажир… – Ну, дело твоё. Второе? – Что – второе? – Ну, раз было первое…
– А, да. Потом слетай на Кордон, к Вахе. Пусть его сынок дней через пять подваливает к Филёвской общине, я его там найду. Если задержусь – пусть ждёт, буду по любому.
– В Крылатские холмы пойдёшь, на слонопотамов? То-то болтают, что Бич завёл себе какую-то жуткую пушку!
– Что, в самом деле, так и говорят?
– А то! – жизнерадостно подтвердила Яська. – Мне сегодня уже трое передали.
– Дядя Рубик, клык на холодец… В следующий раз потребую внести в договор пункт о коммерческой тайне.
– Не поможет. Чтобы Кубик-Рубик, да не похвастался сделкой? Половина Леса уже обсуждает, как ты умыкнул Малевича из Третьяковки!
Белка была права – за владельцем «Старьё-Бирём» водился такой грешок. Что, впрочем, не мешало ему возглавлять список лучших посредников Речвокзала, да и всего Леса.
– Ну и третье: дня через два-три тебя вызовет Шапиро.
– Университетский, что ли? Грибник?
– Да. Он передаст для меня срочное послание, и лучше, если ты будешь поблизости. Мне край, как надо получить его поскорее.
Белка хитро сощурилась.
– Так ты меня, на несколько дней нанимаешь?
– А что?
– А то, что у меня заказы! Моё время, если хочешь знать, дорого стоит!
– Сочтёмся.
– Ладно, что с тобой поделаешь… куда нести-то?
– К Щукинской Чересполосице. Точнее пока не скажу.
Яська уважительно присвистнула.
– Умеешь ты задачки ставить…
– И ещё. Хорошо, чтобы и дальше говорили: мол, завёл Бич слоновье ружьё и двинул в Крылатские холмы, стрелять слонопотамов.
– Сделаю, не проблема. Послания напишешь, или так, на словах?
– На словах. Запомнишь?
Белка возмущённо фыркнула.
– Не дурее некоторых! Но это обойдётся тебе в лишние десять желудей.
– Это с какого перепугу?
– С такого, что я напрягаю свою драгоценную память! – девушка смешно наморщила носик. – Только для тебя, между прочим, цени!
– Ценю, ценю, не переживай. Кочегар, кажется, на Трёх Вокзалах сейчас…
– Без советов обойдусь! – Яська независимо вздёрнула острый подбородок. – Кто тут почтовая белка, ты или я? И вообще, заболталась тут с вами. Пока, Студент, не кашляй!
Егор торопливо вскочил.
– До свидания, было очень приятно познако…
Рыжий хвост уже мелькал на фасаде пятиэтажки. Яська стремительно взлетела до шестого этажа, схватилась за жгут проволочного вьюна, перелетела на тополь, тремя великолепными прыжками пересекла улицу Коперника и скрылась в ветвях на другой стороне. Егор проводил её взглядом.
– И быстро она доберётся?
– Если ничего не помешает – часа за три – три с половиной. Могла бы и раньше, но белки отчего-то не любят соваться в центр, предпочитают обходить по большой дуге.
– Кто они вообще такие – белки?
– Белки-то? – егерь взглянул на часы. – Ещё полчасика посидеть можно. Давай-ка костерок разведём, чайку согреем. Заодно и расскажу.
Вода в котелке вскипела крупными бульбами, выплёскиваясь с шипеньем на угли. Егерь достал из рюкзака жестяную коробочку.
– Сам смешиваю – похвастал он. Душица, сушёные листья малины, кипрея и травка какая-то – названия не знаю, у тётки одной из дружбинской коммуны беру, это возле Речвокзала. Добрынинского Кордона беру. Только заваривать надо по-особому, вот так…
Он отсыпал заварки в ладонь и, коротко размахнувшись, с силой швырнул в кипяток. Выудил из костра головню и, прежде чем Егор успел возразить, опустил в котелок. Зашипело, повалил душистый пар.
– В тайге приучился, ещё в той, прошлой жизни. – объяснил Бич. – Я ведь учился на геологическом, три сезона полевой практики. А насчёт головни не волнуйся, она после огня стерильная.
Егор осторожно отхлебнул из поданной кружки. Привкус у чая бкус был необычный, но приятный.
– Так вот, о белках. – егерь плеснул себе чая и присел перед костром на корточки. – Ты что-нибудь слышал об аватарках?
– Пару раз. Почему-то никто не хотел о них говорить. Мне показалось, что это какая-то запретная тема.
– Запретная… – егерь невесело усмехнулся. – Ни хрена в ней нет запретного. Просто многие боятся аватарок. Когда люди освоились в Лесу, они довольно быстро узнали насчёт полезных свойств всякой растительности – грибов там, корешков, травок и прочего. И приспособились делать из них на всякие снадобья. Да ты и сам, наверное, знаешь.
Егор кивнул. Прорыв в фармакологии, медицине и других биологических науках, случившийся за последние годы, произошёл благодаря изучению флоры и фауны Московского Леса.
– …и потекли за МКАД лекарства и всякие биоактивные добавки. Ну и дурь, куда ж без неё – травка, веселящий порошок, афродизиаки. Поначалу это мало кого волновало, поскольку разрушительного действия на организм, как обычные наркотики, они не оказывали. Но потом выяснилось, что у какого-то процента принимающих эти снадобья, развивается странное заболевание. Сначала человек зеленеет – в буквальном смысле, кожа становится зелёной. Потом потихоньку едет крыша: перестаёт узнавать привычные предметы, знакомых, вообще теряет связь с окружающей действительностью. Поведение становится непредсказуемым, движения – судорожными, дёргаными, чисто зомби! А малое время спустя начинается рак – метастазы по всему телу и через месяц-другой кранты. Единственный вариант – переселять заболевших к самой границе Леса, там рост метастаз замедляется, а то и вовсе прекращается. Для таких больных по линии МКАД построили несколько спецсанаториев и держат их там, как в концлагере. Врачи, конечно, ищут средство против болезни, но пока это всё пустые хлопоты и перевод казённых средств.
– А белки-то здесь при чём? – удивился Егор. – Яська, конечно, зеленокожая, но проблем с психикой или судорожных движений я у неё что-то не заметил.
– Слушай меня ушами. Медицина, как я уже говорил, оказалась бессильна. Но вскоре выяснилось, что если отправить больного Зелёной Проказой в Лес, то недуг проходит сам собой. Не бесследно, ясное дело – кожа остаётся зелёной, лица вытягиваются, заостряются, меняется форма глаз, ушей. Зато голова встаёт на место – ну, почти.