нные ружья лежали поверх рюкзаков – открытое ношение оружия, как сообщали расставленные повсюду щиты с объявлениями, запрещалось под угрозой крупного штрафа или выдворения с территории ВДНХ.
Коммерческая, как и всякая иная жизнь была сосредоточена вокруг выставочных павильонов, превращённых, как это некогда уже случалось, в крытые рынки, склады, фактории и постоялые дворы для гостей. Те, что стояли в стороне от Центральной Аллеи, были по большей части заброшены и медленно умирали. Другие, полные жизни и человеческих голосов, сияли электрическим светом – ток давали генераторы, работающие на кустарном биодизеле. Кое-где электрическое освещение заменяли газовые фонари, соединённые трубами с заводиками, коптящими на задворках павильонов пиролизными печами.
Центральную аллею наполняла праздношатающаяся публика. Кричали продавцы ягодного морса, пива, саговых пирожков, жареных колбасок и прочего фастфуда. Рядом предлагали связки восковых свечей, бутыли с самогоном, сигареты, самодельные и привозные, коробки с табаком. Тут же, на лотках, россыпью лежали бумажные пакетики с подозрительными порошками и пахучими травками. Увидев их, Егор припомнил наставления Фомича насчёт губительных свойств лесных наркотиков.
В толпе, собиравшейся возле многочисленных уличных актёров и фокусников, то и дело раздавались взрывы хохота. Вовсю старались музыканты, мелькали ярко накрашенные девицы в откровенных нарядах, а на пересечениях аллей ловкие ребята с профессионально бегающими глазами предлагали сыграть в напёрстки. Егор усмехнулся – люди, лишённые интернета, кино и телесериалов, быстро возвращались к проверенным веками развлечениям.
Среди выступающих он с удивлением обнаружил двух парней и девушку, с густо-зелёной кожей и необычными чертами вытянутых, узких лиц. Бич, поймав его взгляд, подтвердил: «Это они и есть, аватарки. То ли из общин ушли, то ли прогнали их за что-то…»
Аватарки развлекали публику эффектным файер-шоу. Парни с поразительной ловкостью орудовали шестами и цепочками с комками огня, выдыхали языки пламени, девушка жонглировала сразу полудюжиной факелов и совершала фантастические прыжки через несколько подброшенных в воздух пылающих обручей. Всё это проделывалось с невероятной, невозможной даже для опытного циркового акробата точностью и стремительностью. Егор поёжился, представив рукопашную схватку с такими существами – да, Бич, говоря о нечеловеческих способностях аватарок, нисколько не преувеличивал.
То тут, то там, сквозь толпу решительно протискивались двойки крепких парней в ярко-жёлтых жилетах поверх однотипного камуфляжа – местный аналог полиции. За плечами у них висели дробовики, на ремнях – резиновые дубинки и чехлы с наручниками. На глазах Егора двое блюстителей скрутили разбушевавшегося гуляку, оттащили за кусты и там, судя по характерным звукам, наскоро отходили по рёбрам. На ВДНХ явно не привыкли утруждать себя протоколами и прочими нюансами полицейского делопроизводства.
«Народу здесь тысячи три… – объяснял Бич. – Самое населённое место в Лесу. Из них постоянных обитателей человек пятьсот, остальные пришлые – барахольщики, челноки, охотники. Не меньше трети – замкадники. Тропа по Ярославке не зарастает, эЛ-А на ней не особо свирепствует, вот и ходят туда-сюда вьючные караваны. Опять же, железка недалеко, что Ярославская ветка, что МЦК, что Октябрьская. Одно слово – перекрёсток!»
Путники обогнули огромный неработающий фонтан, окружённый по периметру множеством статуй. Егерь указал спутнику на белый облупленный павильон с колоннами на фасаде. Над ними в отсветах газовых фонарей поблёскивали облезшей позолотой буквы – АРМЕНИЯ.
– Нам сюда. Переночуем у Саргиса, а с утра решим, что делать.
– Может, не стоит? Мамонт знает, что мы будем здесь, а он…
– Сколько раз говорил: не беги впереди паровоза, Студент, скверная это привычка! Насчёт Мамонта – это как говорил один книжный персонаж, фактики в мире Галактики[10] – он вполне может быть и не при делах. Вот проясним насчёт слежки, тогда и прикинем болт к носу. А пока нам с тобой торопиться некуда. Кухня у Саргиса лучшая на ВДНХ, настоящая, кавказская, он даже муку заказывает из-за МКАД, саго на дух не переносит. Выпивку берёт у барахольщиков: те шарят для него по заброшенным ресторанам и магазинам в поисках лучших сортов вин и коньяков. Только представь – «Спарапет» или «Ноев ковчег» и так по полсотни лет выдерживали, а тут ещё тридцатка сверху! А сорокалетнее «Усахелаури»? Нектар! Ты в жизни такого не пробовал, клык на холодец!
II
– Здорово, Пиндос! Сколько лет, сколько зим… жив ещё, курилка?
Егор обернулся. Человек, к которому обратился его напарник, выглядел, мягко говоря, необычно, даже на фоне нарядов челноков и охотников, заполнявших бар «Арцах». Тощий, сутулый, с костистой узкой физиономией и соломенными волосами до плеч, он носил ковбойку навыпуск, всю в ярких значках. Егор пригляделся – среди них то и дело попадались листья канабиса и пасифики. Образ из шестидесятых, с фестивалей хиппи, дополняли круглые, в проволочной оправе, очки а-ля Джон Леннон, продранные на коленях джинсы с бахромой, бисерные фенечки, и браслеты из цветных шерстяных ниток. Под мышкой – маленькая четырёхструнная гитара-укулеле.
«Хиппи» расплылся в улыбке:
– Оу, Sergey? Отшшень happy… рад виделль you!
– А ты так в Универ и не собрался, как погляжу. Не надоело киснуть в этой дыре?
Владелец укулеле издал страдальческий вздох.
– I can't… нельзья… же знаешь, у менья… disease, больезнь, льесной аллерджи, да! Very far… очень далёко ехайт!
– Да забей, у тебя не самая тяжёлая форма. Другие и не с таким ходят – и ничего, живы. Порошков наглотаешься и на дрезине до Лужников, а там рукой подать до ГЗ. Главное, чтобы проводник попался толковый. Есть у меня один знакомый – челнок, раз в неделю ходит отсюда на Воробьёвы. Хочешь, договорюсь?
– Сорри… я должен игралль? После, да?
– После, так после. – великодушно согласился егерь. – Иди Пиндос, мы тут подождём.
– Sergey, я тебе уже сказать: ты есть bad… плохо говорилль на рюсский. Я точно знать: пиндос – это есть greeк, живьёт in Греция. Я nje ponimayu…
– И не поймёшь, пиндосская твоя душа. Ну, иди уже, публика заждалась, а мы попросим Саргиса мясо пожарить. Пока допоёшь – как раз поспеет. Тебе шашлык или стейк?
– Прикольный малый… – Егор проводил взглядом гитариста. – Американец?
– Он самый. Ты не смотри, что он похож на пугало – Пиндос столько повидал, что на три романа хватит. В жанре «хоррор», что характерно. Он – единственный из моих знакомых побывал в Манхэттенском Лесу.
Егор от неожиданности уронил вилку.
– В Нью-Йорке?
– Точно. Нью-Йорк не весь захлестнуло Зелёным Приливом, только центр – Манхеттен, Гарлем, Западный и Восточный Бронкс. Ну, американцы долго думать не стали – отгородились минными полями и стенами по берегам Гудзона и Ист-Ривер. Ещё одну стену возвели на севере Бронкса, аккурат по границе Леса. Реки перегородили дамбами, чтобы лодки не могли проскользнуть. А пока строили, туда со всех Штатов стекалась всякая сволота – чёрные и латиноамериканские банды, бездомные, наркоманы всех мастей. То ли, у этой публики порог сопротивляемости к эЛ-А выше, то ли на дармовую наркоту потянуло. В итоге, в Манхэттенском Лесу их собралось тысяч триста, куда больше, чем у нас. И заметь, на гораздо меньшей территории! И всё время новые лезут снаружи, тысячами, а эЛ-А почему-то их щадит. Властям что, власти не препятствуют: хочешь – иди, а вот обратно ни-ни, стреляют без предупреждения. Даже изменения в законодательство внесли – вместо тюрьмы или электрического стула теперь приговаривают к ссылке на Манхэттен. И никого не колышет, есть у осуждённого эЛ-А, или нет.
– А он как туда попал? Вроде, не негр, не латинос, да и на бандита не слишком похож. Я сперва решил, что он швед или голландец, пока ты его Пиндосом не назвал.
Егор сидел вполоборота к собеседнику, чтобы удобнее было смотреть на нового знакомого, исполняющего на своём инструменте мелодию в ирландском стиле. Посетители бара хлопали в такт музыке, кто-то пытался подпевать.
– Вступил в благотворительную организацию «Волонтёры Леса». Знаешь – чокнутые, вроде тех, что ездят в Африку проводить соцопросы и учить негров пользоваться туалетной бумагой. В Манхэттенском Лесу они тоже волонтёрствовали – лечили наркоманов, помогали учёным, то да сё… Пиндос проторчал там год с лишним и уверяет, что всё это голимое фуфло. На самом деле, там творятся тёмные делишки, из-за которых манхэттенские латиносы режутся с чёрными бандами под предводительством хунганов вуду. Есть такие, вроде наших друидов – тоже используют силу Леса. Снадобья варят, животными управляют, только всё куда страшнее, кровавее. С Манхэттена наружу идёт уйма запрещённой дряни, вот они и разбираются между собой, кто будет сидеть на потоках.
– Наркота?
– И она тоже. Но главное – лекарства и препараты для подпольной трансплантологии. Ты знаешь, наверное, что лесная химия произвела в этой области переворот?
– Разумеется. Исчезло такое понятие, как отторжение тканей. Правда, тем, кто сделал пересадку, постоянно нужны инъекции.
– Вот именно! Спрос на препараты огромный и всё время растёт. Власти пытаются взять их оборот под строжайший контроль, но пока есть Манхэттен – от их усилий мало толку. Там и подпольные операции делают: клиентов тайно провозят в клиники у границы Манхэттенского Леса и кладут под нож. Благо, не надо далеко ходить ни за снадобьями ни за органами – и того и другого за стеной хоть попой жуй. ФБР с этим, конечно, борется, устраивает облавы, громит клиники подпольных трансплантологов. Клиентов, взятых с поличным, хоть с хирургического стола – за рога и в стойло, в смысле – за стену. Без разговоров, без следствия. Но в самом Манхэттене ФБР бессильно, слишком большие деньги крутятся в этом бизнесе, чтобы его реально могли прикрыть. Как Пиндос сумел уцелеть в такой каше из цветных банд, наркоты, вуду и прочей нечисти – хрен его поймёт. Клык на холодец, таких раздолбаев судьба бере