ого Леса образуется Мёртвая Плешь – а потом, опять же, за одну ночь, она вся зарастает нормальными, живыми растениями.
– А если человек будет на месте Прорыва – он тоже высохнет и почернеет?
– Нет, с людьми и животными ничего такого не происходит. Но всё равно, фермеры стараются держаться подальше от Марьиной Рощи – кому охота однажды проснуться посреди Мёртвого Леса? Есть правда, психи – их называют мёртвопоклонниками – которые ищут места будущих Прорывов. И, бывает, находят.
– Что за вздор, зачем?
– Затем, что психи и сатанисты. Они верят, что Прорыв – это дьявол, вырывающийся из Преисподней. И если оказаться на его пути – он напитает тебя своей силой.
– И получается?
– Бывает. Встречал я таких. Не знаю уж, чем они там напитались, но людьми быть перестали, клык на холодец. Глаза мёртвые, пустые, других людей в упор не видят, смотрят, будто на пустое место. И, при том, не теряют способности соображать – правда, вытворяют порой такие мерзости, что лучше о них и не вспоминать.
– То есть становятся как зомби – те, из Нью-Йорка, про которых Пиндос рассказывал?
– Нет, тут другое. Нью-йоркские зомби – это просто движущиеся мертвяки. Яша Шапиро говорил – хунганы вводят для этого в свежие трупы споры особой грибницы. Она прорастает по нервным волокнам и, вроде бы, их заменяет. Мышцы получают способность сокращаться, и труп начинает двигаться. Только недолго: ткани гниют, разлагаются – и так, пока зомби не расползётся в хлам.
– Шапиро изучал эту… грибницу?
– Он же миколог. Надыбал где-то образцы и колдовал над ними целый год. Только всё впустую: грибницу-то он прорастил, и даже заставил мертвяков шевелиться и ногами-руками дрыгать, но на этом – всё. Ни один даже встать не смог, не то, что ходить.
– Он что, использовал в опытах трупами людей? – опешил Егор. Такого от мягкого, интеллигентного заведующего лабораторией он не ожидал.
– Так наука же! Только не вышел у Данилы-мастера Каменный цветок. По ходу, у хунганов какая-то фишка была, секретная, а без неё зомби не сделать, как ты ни корячься. И не надо: не хватало нам в Лесу ещё и бродячих мертвяков!
III
Автоматы ударили неожиданно – и для бредущего в хвосте Егора, и для возглавлявшего караван челнока. Для него их глухой кашель (нападавшие пользовались глушителями) стал последним, что он услышал в своей недолгой жизни. Череда хлопков, кровавые пятна расплылись на парусиновой куртке, и несчастный повалился на спину и заскрёб пальцами по траве, оглашая окрестности хрипом и бульканьем. Идущий следом за ним челнок умер мгновенно и беззвучно – пуля угодила в висок. Остальные попадали под защиту древесных стволов, выдернули из-за спин дробовики, и открыли беспорядочный огонь.
Егор спрятался за кочку и пальнул наугад из нижнего, винтовочного ствола «Меркеля». Ответная очередь ударила откуда-то сбоку. На голову с пробитого пулями ствола посыпались куски коры.
Егор перекатился на бок, уходя из-под обстрела, но ещё один веер пуль вздыбил мох у самого плеча. Намёк недвусмысленный: он на прицеле у пулемётчика, и стоит только шевельнуться…
Место для засады было выбрано со знанием дела: выйдя из чёрного лабиринта сучьев и стволов, вдохнув вместо мертвенно-иссушенного воздуха лесные ароматы и влажную свежесть, любой, самый опытный боец поневоле утратит бдительность. Да и зрение, испытав шок от резкой смены цветового фона – мрачноватая, но всё же зелень вместо радикальной черноты Мёртвого Леса – не могло не подвести. В результате, караван, не успев углубиться в живой лес, попал в огневой мешок. И то, что их всех не покрошили скупыми, почти беззвучными очередями, объяснялось лишь тем, что нападавшие не захотели этого делать.
Оставалось признать поражение. Челноки, подчиняясь властным окрикам из зарослей, поднимались, бросали ружья и послушно задирали руки. Егор покосился на напарника: егерь стоял, расставив ноги и заложив ладони за голову. Свой драгоценный штуцер он не швырнул на землю, а бережно прислонил к стволу.
Тотчас из-за кустов появились фигуры в лохматых костюмах и с лицами в разводах камуфляжной косметики. Они ловко, что свидетельствовало о немалой практике, обыскали пленников и уложили на мох лицами вниз. Егор насторожился: нападавшие – всего их было не меньше семи – обменивались репликами на смеси испанских и английских слов, и только двое предпочитали отечественную экспрессивную лексику.
То, что началось дальше, потрясло его до глубины души. «Лешие» по одному поднимали пленников, сверяли лица с фотографиями, которые извлекли из своих лохматых одеяний, и без лишних разговоров пристреливали. Челноки пытались вырываться, умоляли о пощаде, но это не остановило деловитых убийц. Дойдя до Егора и Бича, они оживлённо загалдели (снова англо-испанская речь, наполовину состоящая из непристойностей и специфического сленга) и устроили ещё один обыск, вывернув на этот раз карманы пленников. Сопротивляться не имело смысла – Егор молчал, напарник шипел что-то сквозь зубы, но подчинялся жёстким тычкам стволами под рёбра.
– Вам, ребята, это даром не сойдёт.
– Угрожаешь, падла? – один из тех, что говорил по-русски, упёр в щёку егеря ствол ручного пулемёта.
– Да я-то тут при чём? Лес вас накажет, клык на холодец.
Новый тычок, на этот раз в зубы.
– Глохни, гнида, завалю!
Пленников усадили возле ствола ели, стянув руки маленькими стальными наручниками-«браслетами». Нападавшие снимали лохматые комбинезоны, под которыми оказался обычный армейский камуфляж. Бич крякнул от удивления и глазами указал на оружие. Егор сначала не понял, что вызвало такую реакцию, но тут же сообразил – и не поверил своим глазам. В руках у нападавших были укороченные автоматы с интегрированными глушителями и полимерными – полимерными! – рукоятями и накладками на цевьё.
– Hijo de puta еstirar la pata![11]
Двое выволокли из кустов тело в лохматой накидке – одна из ответных пуль всё-таки нашла цель. Мертвеца обшарили, после чего с пленников сняли «браслеты», вручили по лопатке и велели копать могилу. Трупы челноков вместе с поклажей сволокли в лощинку и закидали лапником.
– Запоминай, Студент… – прошипел сквозь зубы Бич. – Даже не обыскали, значит, не обычные это бандюки. Те не стали бы мочить всех подряд, ограбили бы, и дело с концом. А уж трупы прятать – с какой стати? Зверьё само разберётся и косточек не оставит. Нет, парень, клык на холодец – это профи, наёмники. Видал, как слаженно работают?
После окончания «похорон» на пленников навьючили их же рюкзаки и поставили в середину колонны. Вожак странных бандитов, черноволосый смуглый тип, по виду, выходец из Латинской Америки, подозвал к себе «русских» подчинённых и вручил им по крошечному бумажному пакетику. Те высыпали на язык белый порошок и запили из фляжек. Прозвучала отрывистая команда, на этот раз по-английски, и колонна бодрой трусцой двинулась по тропе вдоль Третьего Кольца.
IV
Лес обычно не трогал железнодорожную инфраструктуру, а потому здание Савёловского вокзала, хоть и поросло снаружи ползучими лианами и проволочным вьюном, внутри сохранило прежний вид. Высоченные рамы скалятся осколками стёкол, по стенам расползлись тёмные пятна плесени, облупилась, осыпалась штукатурка – и всё, будто не буйствует снаружи взбесившаяся флора. Почти не пострадали и перроны с замершими возле них сгнившими электричками. Разве что потрескался кое-где бетон, да проросли между плитами пучки травы и чахлые деревца, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в полусотне шагов, на привокзальной площади.
Пленников усадили на пол в углу «зала ожидания дальнего следования», как гласила покосившаяся стеклянная табличка над дверями. На месте рядов кресел, где коротали когда-то время пассажиры, громоздились проржавевшие трубчатые каркасы – сами пластиковые сиденья давным-давно изничтожила плесень. В углу одиноко торчал киоск – в уцелевших неизвестно как стеклянных витринах видны были выцветшие обложки книг и иллюстрированных журналов.
Охранять пленников оставили одного из бандитов, говоривших по-русски. Остальные сняли рюкзаки, проверили оружие и цепочкой направились к выходу на перрон. Егор рад был и такой передышке:
стремительный марш-бросок со скованными руками дался ему нелегко.
– Как думаешь, что они затеяли? – спросил он, провожая взглядом вереницу бойцов.
– По ходу, пошли искать дрезину. – отозвался напарник. – На Савёловском путейцы часто задерживаются.
– Будут захватывать?
– Иначе никак. По своей воле никто такую компашку везти не согласится, тем более, с пленниками. Вообще, всё очень странно и подозрительно. Эти парни не из Леса, клык на холодец. Видел, как они порошки глотали? А оружие? Я пригляделся – пластик чуть тронут плесенью, значит, они всего дня три-четыре из-за МКАД, никак не больше. Иначе бы всё сгнило.
Они перешёптывались, сдвинув головы вплотную. Услышь их караульщик – наверняка наградил бы пинком под рёбра. А так, ограничился гоготом и парой скабрёзных шуточек на тему милующихся голубков.
– Чего подозрительного-то? – прошептал Егор. – Ну, нанял кто-то головорезов за МКАД, напичкал их порошками. Почему они за нами охотились – вот вопрос!
– Это как раз не вопрос, я ожидал чего-то подобного. Странно другое – засаду, в которую мы угодили, устроили не они. Слишком грамотно всё сделано, работа опытного лесовика.
– Это ещё почему?
– Обратил внимание, как подобрано место нападения? Точно по границе Мёртвого Леса. Тот, кто его выбирал, рассчитывал не на простых челноков, а персонально на меня.
– Да чем ты особенный, объясни? – Егор едва сдержался чтобы не повысить голос, до того надоели ему намёки и недомолвки напарника.
– У егерей со временем вырабатывается особое свойство – чувствовать на расстоянии зверей и людей. Не по слуху или там запаху, а шестым чувством, что ли? Причём – не только направление или расстояние, но и намерения, эмоции. Помнишь лосей возле родника? Ты их глазами видел, а я –