– К ним бы вахиной чачи! – Бич мечтательно закатил глаза. – Или хоть грибовухи. Только нету, всё вылакали, заразы. Впрочем, грех плохо говорить о покойниках…
Он привалился к рюкзаку, блаженно вытянул ноги – и подскочил, будто подброшенный пружиной.
– Снова чуйка? Зверь, что ли?
– Не кипишись. – отмахнулся егерь. – Всё в порядке, это человек… двое. Вон там.
И указал в конец зала, где в слабых отсветах костра угадывался полузатопленный тоннель.
Егор прислушался. Сперва он улавливал лишь редкие щелчки капель, срывающихся с осклизлого свода. Потом к ним добавился ритмичный плеск, и из темноты появилась лодка с двумя пассажирами. Задний размеренно взмахивал коротким веслом, направляя судёнышко к составу.
Память услужливо подкинула рассказ лешака об обитателях метро. Егор опустил руку к поясу, нашаривая рукоять ножа.
– Не психуй, Студент. – Бич положил ладонь ему на локоть. – Никто тебя резать не собирается…
– Гоша говорил, они не люди…
– Ну да, так и есть. И что с того? Мы с тобой давеча имели дело с людьми, так едва живыми ушли. Подземники безобидные, если их не трогать и относиться с уважением. Тогда и накормят, и помогут, и вообще…
Лодка – узкая плоскодонка с бортами, едва возвышающимися над водой – стукнулась о стенку вагона. Сидящий на носу вскинул руку, заслоняясь от света костра. Егора поразили его глаза – огромные, ярко-жёлтые без белков. И плоские, словно вместо глазных яблок в глазницах то ли перепонки, то ли лепестковые диафрагмы, с пульсирующими чёрными дырами зрачков.
Нечеловеческие глаза.
– Человеки, хотите кушать? – поинтересовался подземник.
– Спасибо, мы сыты. – ответил егерь. – Хотя, от мясных пиявок не откажемся. Они у вас какие – маринованные, копчёные?
– Человек знает нашу еду?
– Поживи с моё в Лесу – и не то узнаешь… – хмыкнул Бич и толкнул напарника локтём. – Студент, залей костёр, бекицер! Не видишь – свет его раздражает? И живее, а то обидится и свалит….
Егор торопливо схватил котелок и выплеснул на угли остатки чая. Зашипело, повалили клубы пара. Сразу стало темно – свет исходил только от пятен плесени на стенах, да скупо пробивался сквозь брешь в потолке.
На землистой физиономии возникло подобие улыбки.
– Народ живёт давно. Со дня, когда закрылись ворота.
Эти слова – «день, когда закрылись ворота» – подземник произнес торжественно, прикрыв глаза-диафрагмы морщинистыми веками.
– Надеюсь, у тебя и твоих родичей всё хорошо? – егерь говорил медленно, отчётливо, чуть ли не по слогам, будто беседовал со слабослышащим или ребёнком. – Ваши грядки не тронула синяя плесень? Садки полны?
– Человеки говорят хорошо. – подумав, кивнул подземный житель. – Правильные. Если попросят – Народ может помочь.
– А что, и попрошу. – согласился егерь. – Я слышал, тоннели тянутся отсюда до самой «Окружной». Может, отвезёте нас туда на этой замечательной лодке?
– Что дашь? – подумав, осведомился подземник.
– Нож. Большой, острый.
– Нож один, человеков два. – для убедительности он продемонстрировал собеседнику два отставленных пальца. – Мало.
Егора передёрнуло – пальцы подземника соединяла тонкая кожистая перепонка.
«…выходит, не врал лешак…»
– Мало – добавим. Вот, держи…
И протянул коробку с пряностями. Лодочник шумно втянул воздух и тонко, как ребёнок, чихнул.
– Хорошо пахнет, пиявки будут вкусные. – сообщил он. – Человекам ждать. Лодка маленькая, надо другую.
Он сел. Второй подземник оттолкнулся от вагона и заработал веслом. Лодка скользнула по чёрной глади, таща за собой усы волн, и растворилась в тоннеле.
– О каком народе он говорил? – спросил Егор, провожая плоскодонку взглядом.
– Подземники так называют себя – «Народ», с большой буквы. А мы для них «человеки».
– А что за ворота? Которые закрылись?
– В день Зелёного Прилива многие станции оказались отрезаны от внешнего мира гермоворотами – помнишь, мы видели такие у входа на Д-6. И те, кто был в метро, там и остались. Почти все погибли, конечно, а которые уцелели – приспособились за эти годы к жизни под землёй.
– Странные они какие то… – неуверенно произнёс Егор. Внешность и, особенно, речи гостя произвели на него гнетущее впечатление. – Кожа, глаза эти… и вообще, меня не оставляло такое чувство, будто мы говорили с малолетним дебилом. То есть – альтернативно одарённым.
– Подземники, вишь, живут в симбиозе с каким-то редким видом плесневого грибка, который сильно меняет и сам глаз, и его свойства. Это Яша мне рассказывал, он же у нас миколог… Грибок этот внедряется в радужку глаз и позволяет видеть в полной темноте. Одна беда – сильный свет причиняет такому глазу невыносимую боль, а солнечный так и вовсе губителен. И дело не ограничивается потерей зрения – продукты разложения грибка поражают мозг, и подземник погибает.
– Ничего себе! Егор не скрывал изумления. – Они, выходит, как вампиры, не переносят солнечного света?
– Типа того. Что до манеры изъясняться, то не ты первый сравниваешь подземников с даунами. Да, они бесхитростны, наивны, порой, до идиотизма, но только на наш, человеческий взгляд. Дело в том, что подземники чуют малейшее враньё и даже неискренность. А сами никогда не врут и не хитрят, хотя бы и в мелочах. Они просто не понимают, что это такое – врать. А если обманывают их, навсегда записывают лжеца в мороки.
– Во что?
– В мороки. Что-то типа призраков, они изредка встречаются в тоннелях. Подземники уверены, что тот, кто говорит неправду, не принадлежит к реальному миру и поэтому не знает правильные слова. А значит – морок и есть. Так что, когда будешь говорить с ними, имей в виду: никакой, даже самой крошечной лжи и лицемерия! Тоже, между прочим, дар Леса, только иного, подземного. Подземники между собой не разговаривают, только с «человеками», а сами общаются чем-то вроде телепатии. И чуйка их, клык на холодец, той же природы – мысли угадывают. Этот-то ещё ничего, он из самых первых, которые от речи не совсем отвыкли. Тех, что, родились под землёй, вообще понять невозможно – привыкли обмениваться мыслеобразами, а говорить не научились.
– Мыслеобразами? – удивился Егор. – Занятное понятие…
– Это Яша Шапиро ввёл, твой шеф. Хорошее слово, ёмкое.
– Ты, вроде, говорил, у аватарок тоже способности к телепатии?
– Вот именно – «тоже». Хотя и не такие сильные. Подземники и аватарки вообще во многом похожи – не внешне, разумеется. И те, ни другие не считают себя людьми. И правильно, между прочим: никого Лес не изменил сильнее.
Егерь пошарил в рюкзаке и извлёк кукри.
– На-ка вот, наколи ещё лучинок. Не сидеть же в темноте, пока они там плавают… А твой нож, уж извини, придётся отдать. Кукри мне дорог как память, тридцать лет с ним не расстаюсь.
V
Новая лодка была такая же плоская, как и первая, но заметно шире. Подземник – на этот раз он приплыл в одиночку – уложил пассажиров на дно, пристроил между ними рюкзаки. На недовольный вопрос Егора – «может, мы всё-таки сядем?» – объяснил, что «человеки» не умеют видеть в темноте, а фонари включать нельзя, тогда уже он ничего не увидит. К тому же, «человеки» тяжёлые и могут опрокинуть лодку.
Пришлось соглашаться. Всю дорогу Егор рассматривал светящуюся плесень на потолке тоннеля, или приподнимался, несмотря на возражения лодочника, на локте и пытался вглядываться в чернильную тьму – без особого, впрочем, результата. Разговор не клеился; подземник пару раз начинал неразборчиво мурлыкать себе под нос какую-то бесконечную песню – судя по унылой мелодии, повествующей о тяготах подземной жизни. Когда он завёл свою шарманку в третий раз, из мрака раздался многоголосый писк и плеск, и в слабом свете очередного пятна плесени они увидели крыс – сотни, тысячи серых тварей сплошным потоком плыли навстречу лодке. Грызуны выскакивали из воды на выступы в стенах тоннеля, забирались на борта, прошмыгивали по людям и снова прыгали в воду, чтобы плыть – изо всех сил, подальше от неведомой опасности. Егор, почувствовав на себе их коготки, подскочил от отвращения и чуть не ударился о низко нависшее бетонное ребро. – Что это они, а? Опять плотоядный гнус?
Он не забыл хвостатые трупики в тоннеле, обглоданные хищной тучей.
– Откуда ему тут взяться? – егерь был озадачен ничуть не меньше. – На крыс иногда, того, находит. А может, что-то типа инфразвука, такое случается при смещении пластов грунта?
– Рот. – подал голос подземник. Он деловито орудовал веслом, сбрасывая самых наглых грызунов с лодки. – Что? – удивился Бич.
– Рот. Живет здесь. Свистит неслышно, крысы падают, он ест. Прямо живыми. У человеков есть фонарь? Егор кивнул. – Скажу – делайте свет вперед.
– Что-то многовато развелось в этих краях свистунов. – скривился Бич – Мало нам Зверя – теперь ещё и Рот какой-то. Вот бы кем сетуньцам заняться, а не паучков гонять…
– Рты недавно. – непонятно отозвался подземник. – Народ думает, с Большого Болота.
Егор поднял голову над краем лодки. Крыс стало заметно меньше.
– А для нас он опасен?
– Если вдруг.
Писк за бортом утих – волна грызунов схлынула. Лодка медленно двинулась вперёд. Подземник опускал весло в воду осторожно, без единого плеска. Внезапно по барабанным перепонкам стегнул знакомый беззвучный свист.
– Твою мать! – взвыл егерь. – Студент, хватай штуцер, я подсвечу…
– Свет, человеки! – пискнул подземник. Он зажал глаза ладонями и скорчился, уткнувшись лицом в колени.
Егерь приподнялся и зажужжал фонариком. Жёлтый луч вырвал из мрака заросшие плесенью рёбра тюбингов, ржавые скобы, головки болтов и крюки с остатками проводки. И – тощую скособоченную фигуру, замершую по пояс в воде посредине тоннеля. Серая, плотная кожа, лишённая растительных покровов, длинные руки с узловатыми, словно сведёнными судорогой пальцами. Но самым жутким в этом видении была голова – лысый шар, с огромной круглой воронкой вместо лица. По краям воронки скалился ряд острейших зубов, внутри что-то мерзко шевелилось.