Спустившись вполне благополучно (ободранные ладони и продырявленные рейтузы не в счет), Вязов понял, что находится в тупичке, кажется, недалеко от городской стены. Вокруг поднимались дома: в два и три этажа. Нужный ему был чуть ли не единственным карликом среди местных "небоскребов". Неподалеку шумело мельничное колесо, кажется, чуть справа.
Сориентировавшись, таким образом, на местности, Вязов поднялся на невысокое, аккуратное крылечко и вежливо постучал, раздумывая, что будет врать хозяину. Довольно долго ему никто не отвечал. Потом по ту сторону двери послышались какие-то звуки... как будто разговор... Очень интересный разговор, на повышенных тонах. Кто-то ругался, даже угрожал. Степан уже оценивал прочность двери, на предмет - выбить, когда странный разговор вдруг перешел в... перестрелку! Точно - стреляют, короткими очередями, определил Вязов. Выстрелы внезапно перекрыл знакомый до зубной боли вой полицейской сирены...
Не раздумывая больше, Степан толкнул дверь. Хлипкий замок-защелка не выдержал, дверь распахнулась, и полицейский шагнул в сени. Самые обычные сени. Короткая лестница в три ступени вела на верх, а по обе стороны от нее висели и стояли: дождевик полиэтиленовый одна штука, сапоги резиновые две пары (одни - заколенники), лопата совковая пластмассовая, фуфайка рваная, ведро мусорное, забитое в основном картофельными и луковыми очистками, вперемешку с пустыми пакетами из-под дорогого собачьего корма "Роял Конин". Для маленьких собак, машинально отметил Степа.
С потолка, на крученом шнуре спускалась электрическая лампочка.
Отсюда звуки, которые так удивили, Степана были слышнее, и идентифицировать их не составляло никакого труда. Работал телевизор. Шел сериал: "Улицы разбитых фонарей".
Уже не раздумывая, Вязов вошел в комнату.
Картина, открывшаяся его глазам, была благостной: сухонький старичок сидел перед телевизором с чашкой чая, а на коленях у него подремывал рыжий той-терьер. Услышав, что в комнату кто-то вошел, пес поднял ушастую голову, уставился на Степана черными, навыкате, профессионально-недоверчивыми глазами, весь напрягся и тихо, угрожающе зарычал.
- Аве, Цезарь! - проронил Степан, - Свалившийся с крыши приветствует тебя.
Старичок медленно повернул голову в его сторону.
- Здравствуйте, Мартын Борисович, - вежливо сказал Вязов.
Хозяин вздрогнул и выронил чашку с дымящимся напитком. Хорошо, не на колени!
... - А я, товарищ следователь, только мусор собрался вынести. Видел, небось, в сенях ведро стоит полнехонько. Открыл двери, а там: мать честная, курица лесная - ни парка, ни кладбища, ни ларька! Ничего. А вместо них местность какая-то странная, дома не нашей ахр...архитектуры, - мудреное слово дед выговорил с трудом, - и люди мимо шастают в таком виде, словно кино снимают. Но я поглядел - кинокамер нигде не видно. Да и, когда снимают, завсегда толпа кругом, шум. А тут - тишина. Глухое место.
Они пили чай с шоколадными пряниками, дед Мартын без проблем вскипятил его в электрическом чайнике, и время от времени поглядывали на экран телевизора, где сериал как раз закончился и шли новости. Потрясающе красивая женщина-диктор профессионально-взволнованно сообщала об очередном пожаре очередной гостиницы. На экране вертолет пытался снять мужчину с балкона на двенадцатом этаже.
Мальчишка - менестрель, благополучно пойманный на чердаке и, на всякий случай, зафиксированный простыней, "отдыхал" на диванчике. Дед посматривал на "военнопленного" борясь с желанием развязать его и напоить чаем, но то, как они его "брали" произвело на военного пулеметчика сильное впечатление, укушенная рука до сих пор побаливала.
- И давно это с тобой? - поинтересовался Вязов.
- Так, товарищ следователь, уже дней пять будет. Хлеб у меня закончился, корм его, - Мартын Борисович ласково погладил задремавшего пса, - тоже на исходе. Вон, пряниками питаюсь, да картошка у меня своя, еще почти полподвала.
- Выйти не пытался?
- Господь с тобой. Выйди я - а вдруг домой не попаду. И что - на старости лет под забором ночевать?
- А Цезаря выпустить?
- Ша-а-ас! - так и вскинулся дед, - что ж я, гестаповец, над другом своим верным опыты проводить с экспериментами? Нет, товарищ следователь, это плохая идея. Мы уж как-нибудь вместе. Продуктишки кой-какие пока есть. Еще этой, лапши китайской полный шкаф. Держимся.
- А вода?
- Так снег же еще не стаял, - простодушно пояснил дед, - высунусь в окно, снега черпану, натоплю на печке, вот нам с Цезарем и водичка. Ты ж не брезгуешь?
- А там - зима?
Дед Мартын смерил Степана очень внимательным взглядом:
- Какая зима, мил человек? Весна на дворе, - строго сказал он, - Пятое апреля. Не веришь мне - на этом... дебильнике погляди, вон там, на серванте лежит.
- Мобильник! - спохватился Степан и торопливо сунул руку за пазуху. Телефон был на месте, слава Труду, не вылетел во время прыжков по крыше. И сеть была. И даже несколько пропущенных звонков значилось, в основном - от Митяя, но один - от самого Енерала.
- Ты особо-то на свою трубку не надейся, - посоветовал дед, - я несколько раз звонил приятелю своему, Паше Бурмагину с Лесной. Думал - может если он сам за мной придет, так мы с Цезарем и выйдем. А то хлеба принесет, да, может, пивка...
- И что? - живо спросил Степан.
- Пришел! Мы с им по сотовому возле дверей переговаривались. И, главное, я тут открываю двери - на улице эта беда, а он там стучит-стучит... и никто ему не открывает, даже Цезарь не лает. Я уж хотел ему сказать, чтобы двери ломал, пес с ними. Да он решил, что я шутку с ним шучу. Обиделся - и ушел. И с того разу - абонент недоступен, - дед Мартын развел руками.
- Ладно, - отмахнулся следователь, набирая номер, - мой паренек не такой обидчивый. Точно двери можно выломать?
- Ломайте, - вздохнул дед, - что уж теперь. Только, если что, пусть твой парень ее взад закроет, как угодно, хоть гвоздями, но чтоб нараспашку не стояла!
- Если - что? - уточнил Степан.
- Да бог его знает, - пожал плечами Мартын Борисович, - но, чует мое сердце, товарищ следователь, не так оно все просто.
Удивительно теплым и безветренным выдался вечер. Листья небольших, в рост человека, аккуратно подстриженных бука и ясеня не шевелились, словно были откованы из железа искуснейшим кузнецом, а комары чувствовали себя так вольготно, что Трею пришлось применить свое искусство, чтобы посиделки в саду не превратились в "танцы с вампирами". Почти полная луна отразилась в миске с дождевой водой, которую слуги Марха собрали днем, во время короткого ливня. На такой воде было особенно хорошо ворожить, и результат получался верный... Только не в этот раз. Сколько не пытались оба чародея увидеть Дракона, вода в миске оставалась прозрачной. Наконец, все трое плюнули на это мокрое дело, решили, что утра вечера все-таки мудренее, и послали слуг в храм. Только за одной маленькой бутылью, все, в один голос заявили, что на завтра им нужны трезвые головы.
- Подожди! - Лапин вскинул руки, перебив Марха, - значит, эти гады прилетели на воздушном аппарате типа дредноут, и своими "лучами смерти"... оставили по себе очень долгую и нехорошую память.
- Ну, примерно так, - Трей отвернулся. Он все еще мучительно переживал свой промах, и пощечину, которую отвесил Устам Дракона. Когда недоразумение разрешилось, гордый и справедливый Трей предложил Лапину сатисфакцию на любых условиях. Но тот, помолчав для приличия ровно две секунды, махнул рукой и заявил что все забыто. (На самом деле Валере понадобилось вдвое меньше времени, чтобы понять очевидное - чародей и на этих самых любых условиях разделает его, как бог черепаху).
НАЗАД
12345
ВПЕРЕД
Голова у Лапина все еще слегка побаливала, но, благодаря целительским способностям Марха, соображала, как никогда ясно.
- Когда это было? - спросил он, - Нет, я понимаю, что давно, что вас еще и в проекте не было. Но - сколько лет назад. Понятие "год" вам знакомо, раз у вас сейчас год паука-птицееда. А сколько всего лет в цикле?
Две пары глаз уставились на гостя с вежливым недоумением.
- Ну, когда в последний раз был год паука-птицееда?
- Когда новую мельницу поставили, - без раздумий ответил Марх.
- Ох, грехи наши тяжкие, Пелагеюшка... - процитировал Валерий без малейшей надежды, что "братья по разуму" его поймут, - ну а какие еще бывают годы? - зашел он с другого конца.
- Так - разные, - пожал плечами Марх. Выпитые три раза по полкружки (примерно грамм четыреста) на нем пока еще никак не сказывались, - кто ж их всех припомнит. Надо старые свитки разворачивать.
- Но прошлый то год вы помните?
- Год белой рыбы.
- А следующий год чьим будет?
Хозяева снова переглянулись.
- Дорогой мой, - ласково сказал палач, и в этой ласке Валерию почудилась тревога, пока еще легкая, - Ведь вроде не так сильно тебя этот жмот по котелку приложил? Кто ж может угадать заранее, какой именно зверь жрецу накануне тринадцатого новолуния явиться? Бывало, и вовсе диковинные звери приходили, мы таких тут и не видели. Это всегда было плохим предзнаменованием. А паук - хорошо, он труженик, значит, людям труда будет в честном деле удача.
- Вот у вас как, - воодушевился Лапин, - то есть цикличности нет: например год лошади, потом год собаки, потом год змеи, потом год еще кого-нибудь, и так по кругу? Нет? Хотя, откуда у вас взяться цикличности, вы же живете не земледельем, и резкой смены сезонов у вас, как я понял, нет... Хорошо, тогда, когда появлялась эта летающая крепость последний раз: при ваших отцах, дедах, прадедах? Нет, постойте, - снова перебил ученый, - а сколько лет вы вообще живете? В среднем...
Но в тот вечер Лапину так и не удалось запутать несчастных аборигенов окончательно, ибо калитка, залитая серебряным светом, вдруг едва слышно скрипнула, и во дворе раздалось до неприличия довольное:
- О, смотрите! Опять пьют... И никакого сухого закона на них нет.