– Цвет, – сказала Грейс, закрывая глаза. – Зеленый.
– Правильно, – ответила Кэт.
– Животное. Черный дрозд.
– Тоже правильно, – сказала Кэт.
– Цифра. Шесть.
– У тебя неплохо получается, – заметила Кэт.
– Я пока только разогреваюсь, – сказала Грейс, крепче сжимая ей руки. – Это очень легко. Теперь я скажу слово, а потом расскажу вам, что вы думаете.
– Впечатляюще звучит, – отозвалась Кэт.
– Счастливая, – произнесла Грейс. – Ребеночек.
– Конечно, – сказала Кэт.
– Дом. Папин дом.
– Возможно, когда-нибудь, – сказала Кэт. – Не сейчас.
– Страх. Эндландс.
– Мне здесь не страшно, – сказала Кэт, посмотрев на меня. – Чего мне бояться?
– Любовь. Джон.
– Безусловно.
– Утроба. Облегчение.
– Что ты хочешь этим сказать? – задала вопрос Кэт.
– Тик-так, тик-так, время пошло, – сказала Грейс. – Вы ведь беспокоились, правда?
– Прости, пожалуйста, не поняла?
– Что будет слишком поздно.
– Наверно, тебе пора одеваться, – произнесла Кэт. – По-моему, твоя мама хочет, чтобы вы пошли домой.
– Вам ведь не слишком нравились другие мужчины, правда? – сказала Грейс. – Но потом, когда вы услышали «тик-так», вы подумали, что, возможно, надо было им позволить.
Взгляд, который Кэт бросила на меня, говорил о том, что ей нужна помощь.
– Грейс, оставь Кэт в покое, – сказал я.
– Вот почему после вечеринки вы позволили Джону остаться, правда? – продолжала Грейс. – Тик-так, время пошло. Он единственный, кто видел ваши шрамы.
Кэт перестала выдергивать руку из пальцев Грейс и подняла на нее глаза.
– Что? – произнесла она. – Что ты сказала?
Лиз и Анжела снова вошли на кухню, и Грейс отпустила руку Кэт и открыла глаза.
– Ее тошнит, Джон? – спросила Анжела, кивая в сторону Кэт.
– Маленькая ранка на пальце, и уже белая как бумага, – сказала Лиз. – Господи, Джон, отвези-ка ты ее домой.
– Ну и как вам фокус? – заговорила Грейс. – Как вы думаете, папе он понравится?
– Кто тебе все это рассказал? – задала вопрос Кэт.
– Как я могу показать, как делать фокус? – возразила Грейс. – Если все будут уметь делать фокусы, это уже не будут фокусы.
– У вас взволнованный вид, миссис Пентекост. – Лиз похлопала Кэт по руке, проходя мимо, чтобы забрать пальто. – Нервничаете из-за Дня Дьявола?
– Лучше спрячься в хлеву, когда он придет, – сказала Анжела.
– Не знаю, – заметила Лиз, – может, это и к лучшему, что дочка викария будет в доме. Вроде как приманка.
– Я не хочу, чтобы он съел ее, – заявила Грейс. Она слезла со стула и просунула руку под локоть Кэт.
– Да чего тут есть-то? Придется ему лечь спать голодным, – заметила Анжела.
Она просунула руки в вощеную куртку и уже застегивала молнию, когда снаружи забарабанили в дверь.
Послышался голос Лорел, потом Билла, потом раздался стук уже в окно.
– Вот черт, – сказала Анжела, – еще немного, и пробьет стекло.
Отец, должно быть, услышал стук снаружи и вошел в дом вместе с ними. Билл что-то орал, а Лорел извинялась.
– Прости, Том, – сказала она, пройдя в коридор. – Прости, что мы так врываемся.
– Что там у вас стряслось? – спросила Анжела, когда Лорел показалась у двери в кухню.
Не успела она ответить, как вслед за ней вошел Билл, весь забрызганный кровью.
– Господи, что случилось? – спросила Лиз, а Грейс сползла со стула и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Наш Дуглас, – сказала Лорел. – Его разорвали на куски. Когда мы подошли к дому, он лежал там мертвый.
– Боже мой, да кто же это мог сделать?! – закричала Анжела.
– Собаки этих сволочей Штурзакеров, – заявил Билл.
– Что, ты их видел? – спросила Лиз.
– Нет, не видел, – ответил Билл. – Мне не нужно их видеть, чтобы знать, что это они.
– А с коровами все в порядке? – спросила Анжела.
– Ага, – ответил Билл.
– А с гусями?
– Ну да, да, – рассеянно отозвался Билл.
– Гуси целы? – переспросила Анжела.
– Слава Богу, да, – ответила Лорел и перекрестилась.
– Какие же это тогда собаки? – сказал Отец.
– Том прав, – согласилась Анжела. – Если бы на ферму забрались собаки Штурзакеров, у тебя был бы полон двор убитых птиц, Билл.
Билл отмахнулся.
– Завтра же утром пойду к ним, – заявил он. – Вот так. Хватит с меня.
– Не думаю, что это удачная мысль, – заметила Лорел.
– Ну да, – поддержал ее Отец. – Без доказательств это тебе ничего не даст. Закопай собаку и живи дальше.
– Без доказательств? – переспросил Билл. – Все нужные доказательства у меня в сарае завернуты в старое одеяло!
– Хватит орать, Билл, – одернула его Лорел. – И так тошно.
– Ну вот что, – заявил он, – пора поговорить с этой сволочной семейкой.
– Согласен, – сказал я. – Сначала пожар, теперь вот, пожалуйста.
– Не влазь в это, – сказал Отец.
– Так ты пойдешь со мной, Джон? – спросил Билл.
– Конечно, – подтвердил я.
– Нечего тебе туда ходить, – сказал Отец. – Если кому и идти с Биллом, то это мне. Для тебя тут нет ничего интересного.
– И почему этим Штурзакерам неймется? – сказала Анжела. – Что им это дает?
– Да тут все ясно, – отозвался Билл. – Это он предупреждает меня после вчерашнего.
– Ты этого не знаешь, – сказал Отец.
– Штурзакер приходил к нам на ферму, Том, – сказал Билл. – Если бы кто-нибудь пришел сюда и сделал то же самое, не говори, что ты бы сидел сложа руки. Старик-то не стал сидеть, так ведь?
– Билл, хватит, – вмешалась Лорел.
– Старик? Это ты о чем? – насторожился я.
– Ни о чем, – сказал Отец.
– Пошли домой, Билл, – сказала Лорел. – Я не хочу, чтобы ферма стояла пустая слишком долго.
Они переглянулись, и Билл кивнул Грейс, чтобы она шла в коридор одеваться.
Когда дверь за ней закрылась, Билл сказал:
– Так ты в конце концов расскажешь ему, Том? Ты говорил, что расскажешь, когда он приедет на Загон.
Отец перевел взгляд на Кэт.
– Она жена Джона, – сказал Билл, – и должна знать.
– Не сейчас, – вмешалась Лорел, дергая его за рукав. – В другой раз.
Но Билл не вставал со стула и продолжал смотреть на Отца.
– Давай, – сказал он. – Лучше, если они услышат все от нас, чем от этой сволочи Кена Штурза-кера.
– Постой! – Лиз махнула рукой в сторону Кэт. – Мы ее почти не знаем. Откуда нам знать, что она с этим сделает? Она же не из долины.
– Теперь уже из долины, – возразил Билл.
– Сейчас не время, – сказала Анжела. – Потом расскажем.
– Или вообще не расскажем, – вставила Лиз.
– Я согласна, – заявила Лорел. – Кэтрин незачем об этом знать.
– Она вышла замуж и стала членом семьи, – сказал Билл. – И имеет право знать. Оба они имеют.
– Право знать что? – спросила Кэт, тревожно оглядывая стол.
– Том? – произнес Билл.
Отец закурил самокрутку и отвел глаза.
– Послушай, Джон, прошлой весной, сразу после Окота, кое-что произошло, – начал Билл. – Мы собирались рассказать тебе, но из-за твоей свадьбы и всех дел мы подумали, что пока не стоит. Решили дождаться, когда ты снова приедешь и мы тебе все объясним. При личной встрече, так сказать.
– О чем ты? Что произошло?
– Это Старик, – сказала Анжела. – Не думаю, что он хотел. Все произошло неожиданно, он и подумать не успел.
– Ну да, – сказал Билл, – на самом-то деле это не его вина.
– Нечего мальчишке здесь было делать, – сказала Анжела.
– Какому мальчишке? – спросил я.
Окот мы всегда производили поздно, чтобы новая жизнь развивалась в лучших погодных условиях и при солнечном свете. Тогда через несколько дней после появления на свет ягнят вместе с родительницами можно отправлять на горные пастбища, где им и положено находиться. Внизу, в долине, они становятся капризными и беспокойными. Пребывание внизу для них неестественно, и они тонко это чувствуют. Старик рассказывал, что видел, как овцы все до одной смотрели наверх, на гребни холмов, и блеяли точно так же, как они блеют, когда голодны. И чем быстрее они окажутся в пустошах, тем лучше.
Но тогда в апреле, в тот день, когда я прибыл помогать с Окотом, с середины дня пошел снег и валил целый день. Матки согнали новорожденных ягнят к стене овчарни и заслонили их собой от непогоды. Отец хотел загнать их внутрь, но Старик, глядя на небо, сказал, что с ягнятами ничего не случится, что им полезно привыкать к холоду и что снег прекратится еще до ночи, что и произошло. И когда дневной свет погас, оказалось, что долина выглядит необычно светлой.
Несколько дней подряд дул холодный ветер, и снег не таял. И все это время на свет продолжали появляться ягнята. Дайеры и Бисли устроили посменное наблюдение за матками, но Отец и особенно Старик спали не больше двух часов в сутки, а потом снова возвращались в загон, смотрели и ждали.
Но даже когда привычное апрельское тепло вернулось и снег в долине начал таять, Отец и Старик должны были еще пару дней подождать, прежде чем туда отправиться. Наверху всегда холоднее, а ложбинки и впадины полны воды, и ягнята легко могли туда провалиться. Поэтому я спал на чердаке. Снаружи доносились блеяние маток и попискивание новорожденных, и я жалел, что со мной не было Кэт. Вместе мы могли бы насладиться полнотой жизни фермы в это время года, слушать доносящиеся из долины многочисленные звуки.
Я пробыл на ферме неделю, и за это время большинство маток объяснились. Отец отвез меня на вокзал, и я уехал обратно в Саффолк. Именно в эту ночь на ферму пробрался некий молодой человек – мальчишка на самом деле, сказал Отец, не старше тех, кого я учу в Черчмидс, – чтобы украсть новорожденных ягнят. Старик как раз был в загоне и, схватив на кухне двустволку, пристрелил парня в овчарне.
Кэт зажала рукой рот и зажмурилась. Несколько минут все молчали, потом Отец затушил окурок и откашлялся.
– Извини, что тебе пришлось выслушать все это, Джон, – сказал он.