— Уже честь по чести заказано, и ждут вас не дождутся!
Быстренько поздоровались и уселись рядком, чтобы говорить ладком. Правда, перед этим решили выпить по первой. Игорь Дмитриевич храбро разлил водку по большим рюмкам и, подняв свою, многозначительно предложил:
— Ну-с, начнем наш прощальный ужин.
— Обед скорее, — поправил его Смирнов, никак не реагируя на богатое слово «прощальный».
— Ну обед так обед, — снял незначительные противоречия соглашатель Витольд Германович и произнес необходимое: — Со свиданьицем.
За это и выпили, за свиданьице. Жевали зелень, помидоры, мягкую рыбу, свежайшую буженину, оливки и селедочку, конечно, роскошную, с лучком и горчичным соусом селедочку. Под соусом.
Первым опомнился Игорь Дмитриевич. Промокнул роток салфеткой, выпрямился, сделал строгое лицо — будто не ел.
— Не пора ли нам поговорить о деле? — спросил он осуждающе. Только кого осуждал — непонятно: то ли себя, то ли собеседников, то ли эпоху, в которой приходилось существовать.
— О деле так о деле, — покорно согласился Смирнов.
— Тем более, что по сути оно уже завершено, — сухо продолжил Игорь Дмитриевич. — И, к нашему глубочайшему сожалению, не вами, Александр Иванович.
— Вы мой отчет внимательно прочитали, Игорь Дмитриевич? — спросил Смирнов.
— Очень внимательно, — ответил Игорь Дмитриевич.
— Тогда вы, наверное, неправильно меня поняли. Речь идет как раз о продолжении дела.
— По взаимной договоренности вы должны были обнаружить людей, которые занимались незаконным вывозом валюты за рубеж, документы, подтверждающие это, и каналы, по которым все вместе — валюта, документы, люди — ушло. Вы не справились с этой задачей, и в связи с сегодняшним состоянием дел вряд ли справитесь в обозримом будущем. Тем более, что при нулевом коэффициенте полезного действия вы и ваши люди обходитесь государству в весьма ощутимую копеечку. Мы решили отказаться от ваших услуг, Александр Иванович.
— Кто это — мы? — тихо поинтересовался Смирнов.
— Вы хотите знать, кто персонально отвечает за это решение? Пожалуйста. Я.
— Следовательно, предложение Смирнова о продолжении операции с измененной целевой направленностью не принято? — задал вопрос Витольд Германович. — Я хочу знать, Игорь Дмитриевич, почему это решение вынесено без консультации со мной.
— Потому что некогда было консультироваться, — грубо ответил тот.
— Так, — сказал Смирнов и отодвинул тарелку. Повторил: — Так.
— Я пойду, — сообщил Зверев и встал.
— Я вас прошу, подождите самую малость, — попросил Смирнов и ухватил его за рукав. Зверев сел. Смирнов отпустил рукав и взял со стола вилку, которой в такт своим словам тыкал в скатерть. — Не могу понять, не могу понять. Некий механизм в структуре власти безнаказанно занимается убийствами, а дело закрывается. Не понимаю, не могу понять.
— Это совсем другое дело, Александр Иванович. — По слогам, как слаборазвитому, объяснял Игорь Дмитриевич. — У нас была законная задача: определить связи в преступной цепочке, задержать и изолировать людей, составляющих эту цепочку, и, наконец, предотвратить подобное в будущем. В какой-то степени мы справились лишь с последней задачей.
— О чем вы говорите, какие задачи! — взбесившись вдруг, заорал Смирнов. — Вы, демократы, на каждом углу орете о правах человека, а когда у людей отнимают самое главное право, право на жизнь, несете херовину о том, что защита этого права не входила в вашу задачу! Вы одурели, вы спятили, дорвавшись до власти!
— Прекратите разговаривать со мной в подобном тоне! — Игорь Дмитриевич тоже заорал. — Я не собираюсь перед вами отчитываться, но позвольте заметить: подобное дело, по-моему, не должно быть в компетенции полудилетантского частного сыска, которым вы занимаетесь!
— Следовательно, этой преступной организацией занимаются более компетентные, чем я, люди? — поймал его на слове Смирнов.
— Я этого не сказал, — быстро ответил Игорь Дмитриевич.
— А что вы, собственно, сказали? — не задал вопрос, выразил недоуменье Смирнов, но вовремя опомнился и задал-таки вопрос: — Если наши отношения пришли к, так сказать, благополучному финалу, то я обязан знать, оплачены ли счета, представленные мной? Люди, работавшие на меня, работали добросовестно и не виноваты в неудаче.
— Вчера я распорядился оплатить все ваши счета.
— Я не спрашиваю вас, о чем вы вчера распорядились, я спрашиваю, оплачены ли счета.
— Счета оплачены.
— С паршивой овцы хоть файф о клок! — облегченно заметил Смирнов.
Игорь Дмитриевич резко встал, с сожалением обозрел с высоты лишь слегка початый стол и сугубо официально произнес:
— Мне расхотелось с вами обедать. Приятного аппетита и всего хорошего. Счет за этот обед представьте моему секретарю. — И, отодвинув стул, вынырнул из-за стола, зашагал к выходу.
Смирнов и Зверев без интереса понаблюдали в окно за отъездом «мерседеса» с высокопоставленным лицом. Зверев перевел взгляд от окна на Смирнова. Не таясь, рассматривал его.
— Хотите что-нибудь спросить? — попытался угадать Смирнов.
— Давайте выпьем, Александр Иванович, — предложил Зверев и быстро разлил.
— Другой бы драться, а я — пожалуйста, — мрачно заметил Смирнов и поднял рюмку.
— Без тостов, — предупредил Зверев. Они чокнулись и выпили. Одновременно формально закусили. Одновременно откинулись на стульях.
— Спрашивайте, — предложил Смирнов еще раз.
— Так надо было?
— В любом случае он отказывался от моих услуг.
— Его можно было заинтересовать несколько иным аспектом этого дела, в котором он бы выглядел спасителем Отечества.
— В любом случае — тухлое дело.
— Почему?
— Он с самого начала не горел энтузиазмом. Вы ведь его на это дело навели, да?
— Я посоветовал — и только.
— А как я оказался при пироге?
— Опять же я.
— Вы меня не знали.
— Я вас не знал, но знал о вас. Вы весьма известны в определенных кругах.
— Опасаются меня, значит? — самодовольно обрадовался Смирнов.
— Мне кажется, что не стоит радоваться по этому поводу, Александр Иванович.
— Я не радуюсь.
Вспомнили о еде, поели немного. Всухую еда не шла, и Смирнов разлил по третьей. Выпили без формальностей.
— Что будем делать? — спросил, наконец, о главном Зверев.
— Что буду делать, — жестко поправил его Смирнов. — Что буду делать я. Вот об этом я вам и не скажу.
— Почему? — мягко поинтересовался Зверев.
— Не доверяю перекрасившимся.
— Так, — сказал Зверев и решительно разлил по четвертой. Бутылка заканчивалась. Держа в руке рюмку, он продолжил. — Позвольте вас спросить, Александр Иванович: вы давно отказались от столь привлекательных идеалов социализма и веры в коммунистическое завтра? В самом первозданном, возвышенном, так сказать, виде?
— Если честно, то года полтора-два тому назад, не более, — смущенно сообщил Смирнов и, расплывшись в улыбке, стал ждать следующего вопроса.
— Следовательно, вы тоже перекрасились?
— Следовательно, — согласился Смирнов. — Но все-таки дело продолжу один я. Я смертельно устал от утечек.
— Но ведь некоторые вы сами специально организовывали, да?
Заметив кстати наполненные рюмки, Смирнов поднял свою и, подмигнув Звереву, предложил:
— За исполнение желаний.
Сначала выпили, а уж потом Зверев решил дойти до сути:
— Чьих желаний?
— Сокровенных желаний трудового народа.
— А какие его, народа, сокровенные желания, позвольте вас спросить?
— Словоблудить будем?
— Нет уж, Александр Иванович. Словоблудите вы один. Все для красного словца, начиная с трудового народа…
— Хотите угадаю, что вы хотите мне сказать? — перебил Смирнов.
— Попробуйте.
— Вы хотели сказать, что такого субъекта, как трудовой народ, в границах России не существует. За семьдесят пять лет многому научили большевики россиян: воровать, врать, предавать, махать на все рукой, петь бодрые песни, строить каналы и никому не нужные железные дороги, терпеть самых немыслимых правителей, пьянствовать… Да нет, пожалуй, пьянствовать россияне до большевиков научились. И от одного только они отучили богоизбранный народ: от желания и умения работать на себя. Я угадал?
— Угадали.
— Хотите знать, почему?
— Хочу.
— Потому что я и сам так думаю.
— Вы не нужно умны для сыщика, Александр Иванович.
— Ум никогда не бывал чрезмерен.
— Не скажите. Лев Толстой считал, что слишком большой ум отвратителен.
— Ошибка классика, — вынес вердикт Смирнов, взял в правую руку пустую бутылку и горестно посмотрел на нее. — Еще двести пятьдесят и все. Как ты, гэбист?
— Я — как все, — дал согласие Зверев и рассмеялся.
— Но перед получением большого удовольствия небольшое деловое отступление. Так, чистая формальность. — Смирнов вытащил из внутреннего пиджака фотографию и протянул ее Звереву. Чем черт не шутит, может, и пофартит. — Вы не знаете этого человека?
Зверев посмотрел на фотографию, посмотрел на Смирнова, быстро ответил:
— Майор Майоров.
— Не понял, — в растерянности признался Смирнов.
— Майор КГБ. Владимир Майоров.
— Господи, неужто повезло? Вы его хорошо знаете?
— Должен вас огорчить: совсем не знаю.
— Как же так? — огорчился Смирнов.
— Я его совсем не знаю, — повторил Зверев. — Сегодня я по пенсионным делам был в конторе. Они меня своей пенсии лишили, а для общегосударственной — справки нужны. Так что пришлось им меня в их осиное гнездо впустить. Иду я так себе через нужный вестибюль, а на столбе извещение с фотографией. Фотография, естественно, другая, но объект один и тот же. А извещение с прискорбием извещало о том, что майор Майоров, видный сотрудник, трагически погиб в автокатастрофе.
— Марат Палыч! — оглушительно крикнул Смирнов. — Будь добр, двести пятьдесят и счет!
— Я все время мучился, что наше сиденье здесь напоминает. И вспомнил наконец, — облегченно сообщил Зверев.