— Не занимайся демагогией, Рома, — только это и оставалось сказать генералу.
По Ульяновской выехали к Садовому. Рассвело уже всерьез.
— Зачем ты полез в нашу машину? — спросил Алик. — Тебе ведь что-то надо от нас, да?
— Не от нас, — поправил его Казарян. — От Саньки.
— Трудно с вами, — признался Ларионов. — Нам куда, Саня?
— На Серпуховку.
Теперь уже по указке Смирнова разбирались в переулках, пока не вырулили к пятиэтажке, окруженной хлипко-могучими тополями. Остановились, тут же за ними пристроилась оперативная «Волга».
— Пошли, Сережа, — пригласил генерала уже выбравшийся с переднего сиденья Смирнов. Ларионов выкарабкался с заднего, одернул генеральский пиджак, поправил фуражку и ответил:
— Не тот уровень, Саня. Генерал на задержании комбинатора? Много чести. — И приказал стоявшим у оперативной машины парням: — Сырцов, Демидов! В распоряжение полковника Смирнова. Действовать по его указаниям.
Смирнов отвык командовать, да, и не любил особо это дело никогда. Предложил:
— Потопали, ребятки.
Дотопали до дверей Любиной квартиры, и Смирнов позвонил. Очень скоро голос Алексея осведомился:
— Кто?
— Я, Леша, — представился Смирнов. — Открывай.
— Быстренько вы управились! — с освобожденным смешком заметил Алексей и, открыв дверь, увидел при свете слабой лампочки Смирнова. Радостно удивился: — Кто же это вас так лихо?
— Зови Глеба, — сурово отрубил Смирнов — не нравились ему такие шуточки.
— Глеб Дмитриевич! — умеренным криком позвал Алексей.
Алексей был в трусах и в майке, босиком, а Глеб Дмитриевич явился в полном параде: пиджак, рубашка с галстуком, немятые брюки, четкий пробор. Не спал — готовился.
— К вашим услугам, Александр Иванович, — стараясь держаться достойно, ответил он.
Как только в коридоре появился Ферапонтов, в прихожую шагнули Демидов и Сырцов.
— Пойдете с ними, Глеб Дмитриевич, — Смирнов кивнул в их сторону. Ферапонтов решительно двинулся к двери. Пропуская его и Демидова, Сырцов недоуменно осведомился:
— Александр Иванович, а разве тут ничего не надо?..
— Тут, — Смирнов нажал на слово «тут», — нечего не надо.
Когда трое вышли, Алексей спросил у Смирнова:
— Все, Александр Иванович?
— Все, Леша, если, конечно, Глеб в последний момент не скурвится.
— Это сейчас он скурвился, с вами.
— Дурак! — разозлился Смирнов. — Блатарь дешевый! — Потом удивился. — Чего же я это на тебя ору?! Ты очень помог мне, Леша, спасибо.
— А себе я помог? — задал риторический вопрос Леша.
— Вот об этом и думай, — посоветовал Смирнов и, хлопнув прощально собеседника по плечу, вышел из квартиры. На лестничной клетке обернулся, вспомнив: — Любе привет от меня передай!
Фальшиво насвистывая «Без женщин жить нельзя на свете, нет», генерал подробно рассматривал Глеба Дмитриевича Ферапонтова. Окончив свистеть, он приказал Сырцову и Демидову:
— В контору. Под полную вашу ответственность до моего приезда.
Ферапонтов натужно улыбнулся и спросил:
— А ваши мальчики по пути не застрелят случайно?
— Не застрелят, — вместо генерала ответил подковылявший Смирнов. Покосился на Сырцова и добавил: — Хотя стреляют они хорошо.
— Вам — верю, — сказал Ферапонтов. — А генералам — нет. — И вслед за Демидовым сел в оперативную машину, Сырцов — следом.
— Сырцов! — распорядился Ларионов. — Скажи там, чтобы мою машину подогнали к Спиридонову.
«Волга» уехала. Казарян, подхалимски ощерившись и ликуя, догадался:
— Опять, следовательно, с нами, ваше превосходительство?
— Чайком угостишь? — не обращая внимания на казаряновские фортели, осведомился генерал у Алика.
Подъехали к дому и увидели Миню Мосина, расплачивающегося с таксистом. При виде генерала Миня ужасно рассердился:
— Что же это такое, товарищ генерал? Ваши люди даже не изволили довезти меня до моей машины, вышвырнули у вашего учреждения, и дело с концом. Я полчаса ловил такси! Как это назвать? Невоспитанность, неуважение, хамство, наконец!
— Миня, не зарывайся, — посоветовал Казарян, а Смирнов спросил ни к селу ни к городу:
— Когда вы там консультировали, было ли среди представленных картин что-либо ценное?
— А вы что — знаток? — с трудом переключившись, спросил Миня.
— Да нет, просто любопытно…
— Было, кое-что было… Ну, что я помню? Симпатичная усадебка Жуковского, просто отличный эскиз Судейкина, весенний пейзаж Бирули, неплохой старорусский жанр Рябушкина… Еще что? Да, совершенно непохожий на себя Кандинский, гуашь, по-моему. Вот, пожалуй, и все.
— Спасибо, — поблагодарил Миню Смирнов. И генерал наконец высказался:
— Позвольте мне также поблагодарить вас. Прошу простить некоторую бестактность моих подчиненных, и, надеюсь, мы продолжим наше сотрудничество.
— Лучше не надо, — бестактно заявил Миня и бросил себя в собственный «вольво».
— Господи, мне Варька башку оторвет! — понял ужас своего положения Алик, лицезрея бардак в квартире после ночных посиделок.
— А ты приберись, — резонно заметил Казарян.
— Вместо того, чтобы советовать, помог бы лучше, — обиделся хозяин дома и удалился на кухню готовить чай.
Казарян последовал за ним, Ларионов — в ванную, затем в ванную удалился Смирнов, а генерал, сняв и аккуратно повесив на спинку кресла мундир, расположился в кресле, в ожидании и от нечего делать пощелкивая подтяжками.
А время шло. Прекратив щелкать, Ларионов недовольно осведомился:
— Скоро вы там?
Устроились наконец на кухне. Все. Крепчайший чай после бессонной ночи — единственное для москвича спасение. Генерал взмок лицом, Смирнов раскраснелся, тем самым выявляя следы побоев, у Казаряна щетина на щеках отчетливо приобрела сероватый оттенок.
— Хорошо! — прикончив вторую чашку, понял Ларионов, сладострастно постанывая.
— Так что ты от нас хочешь, Сережа? — взял быка за рога Смирнов.
— Вот прямо так и сказать? — генерал откинулся на стуле и опять выстрелил дуплетом из двух подтяжек.
— Именно, — подтвердил Смирнов, а Казарян позволил себе объяснить:
— Здесь не пальцем деланные, генерал.
— Уж что-что, а это я знаю! — согласился с ним Ларионов и вдруг решился: — А что, ребятки, у вас нет желания навестить его в последний раз?
— Есть, — сказал Алик и добавил: — Тем более, что на субботу мы приглашены.
— А вы сегодня, чего тянуть? — отвечая Алику, генерал обращался к Смирнову. — И прямо сейчас, пока он надеется еще, а то, как к восьми машина не придет, он просечет все до конца. Который у нас час?
— Полшестого, — ответил Алик, глянув на кухонную кукушку.
— Прелестно! — обрадовался Ларионов. — Полчаса здесь еще можете прокантоваться, привести себя в божеский вид, а за час, к семи, доберетесь. Да, дачка-то в водоохранной зоне, заезжайте туда со стороны Пирогова, на тамошнем посту будет вам пропуск. А уж к девяти и я там постараюсь быть. Договорились?
— Да, — решил Смирнов.
— Тогда я пойду, — генерал с облегчением поднялся. Мне бы за эту пару часов Ферапонтова успеть растрепать…
— Ты поспокойнее с ним, Сережа, — посоветовал Смирнов. — Не дави. Что надо, он и сам тебе скажет, деваться ему некуда. А разозлишь — замолчит, это тебе не урка рваная.
— Знаю, Саня, все знаю, — быстро заверил его Ларионов и двинул из кухни. И, уже из коридора: — Будьте здоровы!
Помылись, побрились, переоделись и ровно в шесть отправились в дорогу. Заправились по соседству, через бульвары выехали на Сретенку.
— Господи, опять Ярославка! — зарыдал Казарян.
— На Осташковское свернем, — успокоил его Алик.
Свернули на Осташковское, пронырнули под Кольцевой, проехали верст пяток и сюрприз — окружила всепроникающая вонь образцового свинохозяйства.
— Как здесь люди живут? — стараясь меньше дышать, изумился Алик.
— А ты как живешь? — спросил Казарян.
— Моя вонь — сугубо интеллектуальная.
— А что лучше?
— Не знаю.
— Кончай словоблудить! — раздраженно прикрикнул на них Смирнов.
Замолчали.
Мелькнуло страшное, как лес после атомной бомбардировки, бесчисленное семейство антенн на растяжках — хозяйство радиоглушителей, дыры карьеров, заполненных водой, появилось и водохранилище с пансионатом на берегу. Попрыгали на железнодорожных путях и въехали, наконец-то, в лесок. Потом поля, деревня, опять поля, и вновь деревня…
Милиционер у шлагбаума вежливо поинтересовался:
— Кто из вас товарищ Смирнов?
— Я, — отозвался Смирнов и, ученый этим делом, протянул паспорт.
— Проезжайте.
Вот здесь уже было по-настоящему лесное существование. Холмистая, как по волнам, дорога шла сквозь райские кущи, неизмученные присутствием человека. Проехали по плотине, сдерживающей чистейшую воду, вновь ввинтились в ровно посаженный лес, и опять плотина. Милиционеры на плотинах, получив соответствующую информацию, понимающе брали под козырек.
— А зачем мы все-таки к нему едем? — запоздало спохватился Казарян. — Злорадствовать?
В начале крутого спуска к неохватной воде хранилища стояла вилла, окруженная низким кирпичным бордюром и высокой, хорошо подстриженной живой изгородью, — туя, что ли?
Все, как у больших: плоская крыша в двух уровнях, солярий, вольные террасы… Калитка была открыта, и дверь на террасе, ведущая в дом, распахнута на обе створки.
— Господи Иисусе, чудно под Москвой,
В Рузе и Тарусе, дреме луговой, —
ни с того ни с сего прошептал на память Алик.
А все же он прав, наверное. Сбегало к редким кущам у воды покатое поле (вилла была здесь единственной), по утреннему безветрию ртутно блестела неподвижная, почти твердая на вид, обширная вода, вертляво висела птичка в вышине, через одинаковые промежутки издавая мирные визги, а в промежутках тихонько звенел насекомый люд, наполняя этим звоном все вокруг. Чудно под Москвой.
Постояли недолго и пошли вдоль розовых кустов к террасе, к дверям, ко входу и выходу.