за его спиной с лязгом закрылись. Он мгновенно обернулся и мгновенно понял — ловушка. Шестеро стояли за его спиной. Он был хорошо обучен, он никому не дал и секунды на размышление: в прыжке ногой отключил одного, развернувшись в полете, рухнул на второго, третьего уложил ударом по сонной артерии и прорвался к воротцам. Но открыть их не успел, завозился с задвижкой, и этого было достаточно для того, чтобы оставшиеся трое набежали, сбившись в кучу, лишили маневра, и, со слегка запоздавшей помощью только что поверженных, навалившись, скрутили его.
Быстренько надели браслеты, скрутили ноги и поставили среди зала под мертвые неоновые фонари. Подошел Николай, обходя, оглядел своего бывшего дружка со всех сторон, с грустью поинтересовался:
— За что же ты меня так, Джон?
— А ты меня за что? — в ответ спросил Джон.
— За дело, — объяснил Николай и страшно ударил его ногой в пах. Джон согнулся вперед, потом его кинуло назад, и он упал на спину.
Смирнов сзади положил руку на плечо Николаю и посоветовал:
— Я понимаю твои эмоции, Англичанин, но все-таки будь аккуратнее. И решите для начала один вопрос: вы его кончаете или перевербовываете?
— Я раздавлю эту гниду, — пообещал Николай.
— К сожалению, я не могу позволить тебе получить это удовольствие, Коляша, — подал голос Александр Петрович. Он сидел в своем «вольво», спустив ноги на бетонный пол склада. — Будем перевербовывать, Александр Иванович.
— Саша, он мой, — сказал Николай. — И я сделаю с ним, что хочу.
— Коля, ты — мой, — откликнулся Александр Петрович. — И я сделаю, что я хочу.
Джон застонал, зашевелился. Смирнов присел на корточки рядом с ним, объяснив:
— Я с ним поговорю.
Джон открыл глаза и, увидев пронзительный неоновый свет, вновь закрыл их. Веки вздрагивали — Джон вспомнил все только что случившееся и все понял.
— Ты в оперативной группе полковника Голубева? — спросил Смирнов.
Джон опять открыл глаза и, сильно напрягаясь, сел. Не отвечал пока, осматриваясь, изучая обстановку. Встретился взглядом с Коляшей. Коляша посоветовал:
— Ты бы поговорил с нами, Джон.
— Говори, не говори, все равно ты меня забьешь до смерти, Коля. — Джон перевел взгляд на Смирнова. — Это ты, мент, их на меня вывел?
— Я, — подтвердил Смирнов и сам задал вопрос: — Откуда Голубев меня знает?
— Он мне не докладывает. Сказал только, чтобы я остерегался тебя. А я не остерегся.
— Сколько вас в оперативной группе?
— Не знаю я, — глухо сказал Джон, но тут же получил от Николая удар башмаком в бок. Джон завалился на сторону, понял грустно: — Ребро сломал, скот.
— А ты не отнекивайся, ты рассказывай, — посоветовал Николай.
— Не знаю я, — упрямо повторил Джон, но тут же пояснил на сей раз: — Откуда мне знать? Я — внедренный, общаюсь с шефом только напрямую.
— Шеф — Семен Афанасьевич Голубев?
— Вы же сами знаете, чего же спрашиваете?
— Я не знал, я предполагал. Теперь знаю. Чем занимается у вас Удоев?
— Командир опергруппы боевиков.
— А Голубев, значит, общее руководство по всей Москве. Так? — уловив в нейтральном взгляде Джона подтверждение, Смирнов продолжил свои вопросы. — Сергей Воропаев перед смертью проговорился, что всех, кто у вас служил, убирают. Как это понимать, Джон?
— Мне трудно говорить, от говорения страшная боль в боку. Если вы даете мне шанс, я говорю. Если же так — ля-ля-ля перед тем, как меня кончить, то беседовать мне с вами — себе дороже. — Джон решил торговаться. — Так даете мне шанс?
Наконец-то и Александр Петрович подошел, встал рядом с Николаем. Смирнов тяжело поднялся с корточек. Втроем смотрели на Джона сверху.
— Я даю тебе шанс, Джон, — сказал Александр Петрович. — Ты мне нужен.
— Все расскажу и перестану быть нужным, — усомнился Джон.
— У меня ты не разговаривать, действовать будешь. Разговаривать Александр Иванович хочет. Вот и поговори с ним.
— Я задал вопрос, Джон, — напомнил Смирнов.
— Все, у кого кончился контракт, подписывают обязательство, по которому они не имеют права пять лет жить в Москве и упоминать ни единым словом о службе в отряде. Убирают тех, кто нарушил контракт. Насколько я знаю, Серега его нарушил.
— Где основная база отряда? — спросил Смирнов.
— В лесу.
— В лесу еще и медведи с волками. А в тропическом — еще и носороги, обезьяны и попугаи. В каком лесу, Джон? Ты же там, как я понимаю, подготовку проходил?
— Где-то на северо-западе, километрах в двухстах. Ехать туда часа четыре.
— Вас вывозили туда и привозили оттуда по ночам в закрытых фургонах? — догадался Смирнов. — Расскажи про базу подробнее.
— А что рассказывать? База как база. База для спецназа, — невольно срифмовал Джон. — Три барака, тренировочный зал, административный зал, полоса суперпрепятствий, стрельбище и высокий забор под электричеством. Все.
— Вы могли оттуда с кем-либо переписываться?
— Нет.
— Он мне больше не нужен, — сказал Смирнов Александру Петровичу. — А с вами, Александр Петрович, хотелось бы еще немного пообщаться.
— Ох, менты, менты! — восхитился Николай. — Высосал и выплюнул. Теперь следующего подавай.
— Мы с Александром Ивановичем побеседуем, а ты пока, Коляша, здесь Джона покарауль. Только не бей его, очень прошу тебя, мне с ним еще работать надо, — распорядился Александр Петрович и направился к двери. Смирнов последовал за ним.
Оторвав зад от радиатора собственной «семерки», двинулся вслед и Виктор.
В холле Смирнов обернулся и предложил ему:
— Здесь побудь пока, Витя.
Александр Петрович и Смирнов скрылись в гостиной. Виктор пристроился в кресле, съежившись зябко: вся дневная опохмелка выветрилась окончательно, и стало очень, очень плохо. Так и сидел, пытаясь задремывать. Задремывал иногда, но дрема сразу же прерывалась ужасным вздрагиванием. Сердце екало и скатывалось к желудку. Промучался минут сорок, наверное. Как спасение, возник жизнерадостный Смирнов, который сразу же определил его состояние. Обнял, поднимая с кресла, за плечи, пообещал единственное, что могло все изменить:
— Сейчас я тебя похмелю, Витя. Заработал.
В кафе царил бурный оживляж. Ребятки Николая, хорошо поработав, веселились от души. Виктор и Смирнов стояли у дверей, потому что свободных столиков не было, и слушали оглушающего Газманова, который неизвестно откуда завывал про эскадрон его шальных мыслей. Виктора тронули за локоток. Он нервно обернулся. Незнакомый официант улыбнулся ему и пригласил обоих:
— Прошу вас.
За решетчатой перегородкой находились три стола для избранных. Они, ныне избранные, устало устраивались, а официант ждал распоряжений.
— Ты есть будешь? — спросил Смирнов у Виктора. Тот с отвращением замотал головой. — Выпьешь и захочешь. Тогда так, дорогой, зелень, огурцы-помидоры, сыру хорошего и горячего, которое полегче. Осетринки, допустим. И сто пятьдесят водочки. Ему.
— Только коньяк, — огорчившись, сообщил официант.
— Найдешь, — сказал за его спиной возникший неожиданно Валерий и, подождав, когда удалится официант, доложил: — Все исполнено, Александр Иванович.
— Спасибо, Валерий, — не глядя на него, поблагодарил Смирнов.
— Если что понадобится, я здесь, неподалеку, — сделав полупоклон, Валерий удалился.
Взамен прибыл официант с закусью и графинчиком.
— Вы водички заказать забыли. Я на всякий случай захватил. Открыть?
— Боржом и две «пепси», — конкретизировал, что открывать, Смирнов.
Открыто, накрыто, расставлено, разложено. Виктор неверной рукой налил себе первую и выпил под водичку. Смирнов с коровьей методичностью жевал зелень.
— Вы вышли на них, Александр Иванович? — пережив первую дозу, спросил Виктор.
— Нет еще.
— Но предполагаете, кто они?
— Предполагаю. Но вряд ли следует тебе об этом говорить.
— Почему?
— Мешать будешь. Потому что захочешь помогать. А ни хрена не зная, мог бы помочь мне по-настоящему.
— Но я уже кое-что знаю!
— В том-то и беда, Витя.
— Осетрину нести? — спросил подошедший официант.
— Неси, — разрешил Смирнов и приступил к закуске. Виктор не ел — не хотелось. Ему хотелось спрашивать. Он по-собачьи смотрел на Смирнова, которому это сильно мешало есть: — Кончай меня гипнотизировать!
— Я должен все знать. Я это начал.
— Ты не начал. Ты заварил.
— Тем более! Иваныч, если бы ты знал, как мне хочется раздавить их!
— Чего уж тут не знать. Гонор твой суперменский весь, как на ладони.
— Ну так как?
— Подумаю, Витя, — утихомирил его Смирнов и принял от официанта тарелку с восхитительной жареной осетриной. Виктор недоуменно заглянул в свою, которую официант поставил перед ним. Смирнов посоветовал: — Ешь, дурачок.
Дурачок ковырнул вилкой рыбку, попробовал, понравилось. Зажевал. Энергично трескали, когда подошел Александр Петрович. Он без слов устроился за их столиком. Официант почтительно водрузил перед ним высокий стакан, в котором было нечто желтое со льдом.
— Богатые люди — особые люди, — даванув косяка на стакан, заметил Смирнов. — Ничего отечественного душа не принимает. Только виски, и только со льдом!
Александр Петрович рассмеялся и миролюбиво объяснил:
— Просто меньше пахнет. Я ведь за рулем.
— Ну и как? — спросил Смирнов. Осетрину прикончил, мог спрашивать.
— Выход на вас у них был только через Алексея. А Алексея они вели уже довольно долго, считая его информированность чрезвычайно опасной.
— Но почему они так переполошились из-за меня? Ну, приехал старый отставной хрен, ну, встретился с давним приятелем… Какая я для них угроза? А они убирают Алексея, чтобы наша вторая встреча не состоялась.
— Алексея они из-за меня убили, — подал голос Виктор.
Смирнов и Александр Петрович разом глянули на Виктора, и тотчас отвернулись: не до него было. Александр Петрович пригубил стакан и сказал Смирнову:
— Он сказал, что не знает, почему. И скорее всего, это правда.