— Знать бы мне заранее, в какую историю я влезаю… — задумчиво сказал Виктор.
Проехали над серой пустыней Иваньковского водохранилища, миновали малоприглядное Завидово. Подъезжая к Клину, Смирнов не выдержал, опять запел свою любимую:
— Начинаются дни золотые
Воровской безоглядной любви.
Ой, вы, кони мои вороные,
Черны вороны, кони мои!
— А они действительно начинаются? — прервав смирновский вокал, спросил Виктор.
— Кто — они? — тупо поинтересовался недовольный Смирнов.
— Дни золотые, — пояснил Виктор.
— Это смотря для кого! — бодро и неопределенно ответил Смирнов.
Первую остановку в Москве сделали у аэровокзала. В малой очереди у стойки буфета добились безалкогольных напитков и устроились за высоким столиком. С наслаждением надулись «пепси» и приступили к летучке.
— Рома, кровь из носу, но чтобы снимки были готовы сегодня, — принялся Смирнов за свои командирские дела. — Вечером с Аликом пишите подробнейшую справку обо всем, что знаете об этой организации. А завтра утром ты, Алик, официально передашь эту справку со всеми фотографиями куда надо.
— Мы что, сегодня совсем разбегаемся? — спросил Виктор.
— В двадцать один ноль-ноль общий сбор у Спиридонова, — оповестил Смирнов.
— Так зачем ты нам сейчас мозги пудришь? — законно возмутился Алик.
— Чтобы ни минуты не теряли, козлы! Наш выигрыш — в опережении.
— Тогда что мы здесь делаем? — удивился Алик.
— Воду пьем! — заорал Смирнов. — Потому что пить хочется!
Вышли на предвокзальный асфальт. Смирнов придирчиво осмотрел «олдсмобиль». Ни царапинки, ни вмятинки. Делают же капиталисты! Смирнов влез в капиталистическое чудо и поехал на Петровку.
Ровно в три Смирнов проник в святая святых московской милиции. Он шел знакомыми коридорами, встречая на пути незнакомых людей. За какой-то десяток мгновенных для него лет все изменилось в доме, где он прожил половину своей жизни. Совсем, совсем недавно каждый встречный здоровался с ним почтительно, а теперь граждане в погонах и без погон равнодушно пробегали мимо неизвестного им хромого старика.
Леонид Махов покидал кабинет по своим неотложным, видимо, делам (Смирнов перехватил его в дверях), но, увидев известного ему хромого старика, переменил решение и пригласил:
— Прошу, Александр Иванович. — Пропустил в кабинет Смирнова и сам в него вернулся.
— С богатым уловом тебя, Леонид, — поздравил Смирнов, усаживаясь поудобнее.
— Откуда вам это известно? — спросил Махов. Он все еще стоял у своего стола.
— Слухом земля полнится, — пошлым трюизмом ответствовал Смирнов и, решив усадить Махова, спросил: — Ты что, очень торопишься?
— Тороплюсь. Но не очень, — ответил Махов и под требовательным смирновским взглядом уселся за стол. — Это вы их подставили, Александр Иванович?
— Скорее сложившиеся обстоятельства, — поскромничал Смирнов.
— Все персонажи вашей приватной картотеки у нас в предвариловке, — сообщил Махов.
— Сколько было групп?
— Две.
— А сколько совершено попыток вымогательства?
— Пять, Александр Иванович, пять. Так что все заявления подвергавшихся шантажу соответствовали действительности.
— Привлекаешь их только по фактам рэкета?
— А другого у меня нет ничего, Александр Иванович.
— Ой ли, Леня! А если копнуть?
— Куда?
— Вглубь, голубок ты мой, вглубь!
— Вглубь копают метростроевцы, а мы ведем расследование.
— Понял тебя. — Смирнов расслабился, положив уставшую хромую ногу на выдвинутую палку. — Нас не спрашивают, мы не сплясываем. Один из двух, которых ты определил как потенциальных, мордатый такой, в усах, — у вас?
— У нас. Его сейчас Сырцов треплет.
— Посмотреть на него можно?
— Посмотреть — можно, — осторожно сказал Махов.
— А поговорить?
— Это уж если Сырцов разрешит. — Махов быстренько устроил себе позицию — «я не я, и лошадь не моя».
— Сырцов мне разрешит. — Смирнов снял ногу с палки, палку установил перпендикулярно к полу, оперся на нее и поднялся. — Он — парень простой, в полковники не рвется.
— Не надо сердиться, Александр Иванович, — посоветовал Махов и улыбнулся.
— Я не сержусь. Я огорчаюсь. Какая комната у Сырцова?
Комната Сырцова была, как и положено старшему оперуполномоченному, комнатой на двоих. Смирнов просунул личико в дверь, увидел Сырцова, увидел допрашиваемого амбала, увидел еще одного оперативника, сидящего за соседним столом, поздоровался, не входя:
— Здорово, Сырцов.
Сырцов недовольно обернулся, узнал Смирнова и по-детски обрадовался:
— Александр Иванович! Сколько лет, сколько зим! — И, поняв, что Смирнов входить не собирается, встал из-за стола, вышел в коридор, прикрыл за собой дверь. — Вы ведь просто так в нашу контору не заходите. Что-нибудь срочное?
— Не столько срочное, сколько необходимое. Дай мне на десять минут твоего клиента. Мне с ним один на один поговорить надо.
— Не положено, Александр Иванович, — огорчился Сырцов. — Мне за это Леонид голову оторвет.
— Он сказал, что на твое усмотрение.
— Ну, если так, действуйте!
Сырцов с напарником вышли. Смирнов, сидя за сырцовским столом, рассматривал клиента. Рожа поперек себя шире, сонные наглые глаза, богатые усы — таких на Москве навалом, гривенник за пучок.
— Чего уставился, козел гнилой? — не выдержал клиент.
Не отреагировал на козла Смирнов, не посчитал это обидным. Сам спросил:
— Настоящий срок еще ни разу не мотал, зайчик?
— А тебе какое дело?
— О деле, которое у меня к тебе, немного позже. Сначала для сведения: Алексей Борзов был законник. Правда, бывший. Но из закона вышел по всем правилам.
— Зачем мне это знать? — спросил амбал. Посерьезнел он, собрался.
— Я же сказал: для сведения. Потому что ты его убил, скот.
— Ты кто такой?! Ты кто такой?! — завопил амбал.
— Я — друг Алексея. И мне сейчас очень хочется раздавить тебя, как клопа, сучонок. Но я пока этого делать не буду, потому что еще больше мне хочется стереть в порошок твоего шефа.
— Ты кто такой, чтобы меня допрашивать?! — вопил амбал. — Ты кто такой?!!
— Не ори, — поморщившись, попросил Смирнов. — И слушай меня внимательно. Кое-какие косвенные сведения по факту твоего участия в убийстве у меня имеются. Их, я допускаю, может не хватить для обвинительного вердикта в суде, но мне-то ясно, что ты убивал. Даже если тебя оправдают по делу об убийстве, ты все равно пойдешь в лагеря за вымогательство. Мне стоит шепнуть словечко кому надо, и тебя в зоне ждет разборка за убийство законника. Надеюсь, ты понимаешь, чем кончится эта разборка.
— Чего вам от меня надо? — хрипло спросил амбал. Он сломался.
— Мне надо знать, кто приказал тебе убить Борзова. Удоев? Голубев?
— Голубев, — признался амбал. — Он лично сам эту операцию разрабатывал.
— А ты убивал.
— Я не убивал, я технику для подслушивания готовил, а стрелял Жека…
— Молодец, — с отвращением похвалил амбала Смирнов. — Всех заложил.
— Мои показания вам не имеют юридической силы, — вдруг сказал амбал.
— Да ну? — удивился Смирнов, встал, вышел из-за стола, приказал: — Поднимись-ка.
Амбал на всякий случай оторвал задницу от стула. Смирнов увидел братское чувырло совсем рядом, не выдержал, ударил. Ударил самшитовой палкой по амбаловым ребрам. Больно стало амбалу, очень больно, и он, жалобно и тихо взвизгнув, опять присел на стул. Словесно, без слез заплакал:
— Безоружного бьешь, старье, да? Безоружного?
Смирнов, не говоря ни слова, вышел в коридор. Привалившись спиной к косяку, у двери стоял Сырцов. Увидел Смирнова, сказал горестно:
— Заделали вы меня, Александр Иванович, ох, как заделали…
— А ты ничего не слышал и раскручивай свой рэкет спокойненько.
— Себе-то, к сожалению, не скажешь: я не слышал. Я слышал. — Сырцов пожал протянутую Смирновым руку и решительно шагнул в свою комнату.
Смирнов устроился передохнуть в закутке для незадачливых посетителей этого замечательного учреждения. Он сидел, положив подбородок на рукоять палки и закрыв глаза. Отвратительно он себя чувствовал, так отвратительно, что хотелось блевать. Не открывая глаз, не открывая рта, он тихо-тихо стонал. Не помогало. Тогда он открыл глаза, поднялся и постарался вслух себя убедить в том, что:
— Это все оттого, Смирнов, что ты не жрамши и не спамши.
Он проснулся в двадцать один ноль-ноль, потому что на него смотрели. Он открыл глаза и осознал, что спал одетым на гостинном диване в доме Алика Спиридонова. Осознав это, увидел терпеливо сидевших рядом с диваном Алика, Романа и Виктора. Они сидели и молчали в ожидании, когда он проснется сам. Он проснулся окончательно и зевнул. Очень не хотелось вставать.
— На твоем примере убеждаюсь, что старость — не радость, — объявил Казарян.
— Да иди ты… — послал его куда-то Смирнов, спустил ноги, помотал мутной головой и решил: — Пойду умоюсь.
Он пустил холодную струю себе на затылок и так, согнувшись, терпел долго. Замерз до дрожи, прекратил издевательство над собой, жестким полотенцем беспощадно вытер волосы. Глядя в зеркало, бережно расчесал жидкую свою шевелюру и, причесываясь, понял, что настроение у него неплохое, рабочее настроение.
Сначала рассматривали казаряновские фотографии. Фотографии были доброкачественны и убедительны. Потом Смирнов распорядился:
— Читай, Алик.
Алик читал минут пятнадцать. Слушали внимательно, потому что по порядку изложенная, по пунктам осмысленная, в перспективе рассмотренная история эта оказалась страшненькой и таила в себе смертельную опасность. После затяжной паузы Смирнов уважительно признал:
— Хорошо поработал, Алик.
— Общевато несколько. Конкретики бы прибавить, — не мог не покритиковать Виктор.
— Нам нужен предупреждающий об опасности документ, который завтра должен быть официально передан в соответствующую комиссию республикан