День и ночь, 2010 № 01 (75) — страница 42 из 52

Дмитрий ИващенкоСтройплощадка

Дома в тумане потонули.

Дожди волынку затянули.

Дохнуло осенью в июле —

сырым, холодным октябрём.

Но отчего-то — на мгновенье —

нисходит умиротворенье,

и возникает ощущенье,

что мы с тобою не умрём.

Дождей аккорд минорный.

Слушай

про небо, пролитое в лужи.

А нам от жизни — много ль нужно!

Растить детей.

И быть вдвоём.

Мои заботы непреложны:

на всю семью бюджет итожить

да по ночам, когда уснёшь ты,

беречь

дыхание

твоё…

* * *

Долой покровы.

Наша ночь густа, и

мой крест нательный падает на твой…

А после — перешёптываться станем.

О детях наших.

И о нас с тобой.

О том, что в жизни что-то не сбылось,

но всё же мы по-прежнему вдвоём,

и счастье, в общем, — не игла в стогу…

Медовый

водопад

твоих волос.

Я пью медовый водопад волос

и на плече дыхание твоё,

как водится, ночами берегу.

* * *

В жёлтой дымке —

разрез карьера

да массивы породы серой…

Подставляют БелАЗы спины,

в кузова принимая смесь:

эти камни, песок и глину.

Экскаватор, свой ковш подкинув,

черпанул синеву небес.

И от буро-взрывных работ,

как в падучей,

земля трясётся…

В рыжий зев котловины

солнце

раскалённое масло льёт.

Каменщик

При деле ты.

И, стало быть, в порядке.

Ты почестей в почёте не искал…

Растёт стена твоей кирпичной кладки.

Проверена отвесом вертикаль.

В движеньях точен ты и нравом весел.

Кирпич в раствор влипается.

Потом

на швах излишек выдавленной смеси

ты ловко подрезаешь мастерком.

А в перерыв заштопываешь робу,

от дыма сигареты щуря глаз…

Пересказать свою судьбу попробуй —

судьбу расскажешь каждого из нас.

«Фазанка»,

армия

да производство.

Дни праздников — на месяцы труда.

И дочь на выданье,

и сын подрос твой,

и голова твоя уже седа.

Бывает, что прихватит поясницу.

Бывает, бьёт бодун — не без того.

Но чувство правоты

в тебе теснится,

когда лицо солёное лоснится

и торжествует кладки мастерство.

Стройплощадка

Здесь все, молодой и старый,

пашут — за милый мой.

Вручную — кряхтячим паром —

взяли бетон большой.

И харкаемся мокротой.

И отираем пот.

Под краном, где грязь да грохот,

вдатый стропаль орёт.

Гружённый ЗИЛок

стакатто

выдал и вновь застрял…

Работа у нас такая, —

каждый квартал — аврал.

Но как бы ни было трудно,

знаем наверняка,

что хлеб наших чёрных будней —

стимул для мужика.

Бетон и монтаж консолей

переведём в рубли.

Земеля, покурим, что ли?..

Мозоли

ладонь

прожгли.

* * *

Мой сентябрь, золото пера!..

Прель булыжника и травостоя.

Хорошо бродить по вечерам

в пойме обмелевшего Китоя.

Вон гоняют мячик пацаны,

на ветвях вороны раскричались,

а на пику медную сосны

туча наплывает величаво.

Здесь, уставшие в походах рьяных

восемьсот далёких лет назад,

выпивали кони Чингисхана.

в водах растворившийся закат.

Хорошо вдыхать прохлады шёлк

и внимать берёзе в белых джинсах.

Родина,

я здесь тебя нашёл

и печали светлой приобщился.

И в дыму оранжевой листвы,

и в хандру дождей с вороньим граем —

ты руками веток шелести,

за собой желая увести,

чётки вечеров перебирая

* * *

Уж над лесом закат буравит

терракотовую штробу…

Самосвалы ссыпают гравий,

и бульдозеры грунт гребут.

Здесь прокладываем дорогу.

Торсы голые.

Пыль да пот.

В перекур бывший зек Серёга

байку лагерную загнёт.

За спиной — километры трассы.

Сколько их ещё впереди!

А сосняк, от заката красный,

сердце грубое

бередит.

Мы в асфальт закатаем дали —

будет память о них легка…

Да в стихах моих

оседают

пылью

пепельные облака.

ДиН антология100 лет со дня рожденияПавел ВасильевВифлеемские звёзды российского снега

И имя твоё, словно старая песня,

Приходит ко мне. Кто его запретит?

Кто его перескажет? Мне скучно и тесно

В этом мире уютном, где тщетно горит

В керосиновых лампах огонь Прометея —

Опалёнными перьями фитилей.

Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!

У меня ли на сердце пустая затея,

У меня ли на сердце полынь да песок,

Да охрипшие ветры!

Послушай, подруга,

Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,

Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга.

Выпускай же на волю своих лебедей, —

Красно солнышко падает в синее море

И — за пазухой прячется ножик-злодей,

И — голодной собакой шатается горе.

Если всё, как раскрытые карты, я сам

На сегодня поверю — сквозь вихри разбега,

Рассыпаясь, летят по твоим волосам

Вифлеемские звёзды российского снега.

* * *

Я боюсь, чтобы ты мне чужою не стала,

Дай мне руку, а я поцелую её.

Ой, да как бы из рук дорогих не упало

Домотканое счастье твоё!

Я тебя забывал столько раз, дорогая,

Забывал на минуту, на лето, на век, —

Задыхаясь, ко мне приходила другая,

И с волос её падали гребни и снег.

В это время в дому, что соседям на зависть,

На лебяжьих, на брачных перинах тепла,

Неподвижно в зелёную темень уставясь,

Ты, наверно, меня понапрасну ждала.

И когда я душил её руки, как шеи

Двух больших лебедей, ты шептала: «А я?»

Может быть, потому я и хмурился злее

С каждым разом, что слышал, как билась твоя

Одинокая кровь под сорочкой нагретой,

Как молчала обида в глазах у тебя.

Ничего, дорогая! Я баловал с этой,

Ни на каплю, нисколько её не любя.

ДиН стихиЛитературное КрасноярьеТатьяна ДолгополоваОт себя

Мы с тобою сегодня

выглядим несерьёзно.

Мы с тобою сегодня

выглядим не комильфо.

Ведь вчера мы с тобой

зажигали коньячные звёзды,

о которых мечтал

сам Даниэль Дефо.

Мы с тобою, как робинзоны,

куда-то плыли…

То ли плот, то ль паром —

каждый думал о нём, как хотел.

Вот и остров.

и мы с тобой без особых усилий

превратили его

в пятизвёздочный гранд-отель.

* * *

Пусть покажется кому-то

нереальной эта встреча:

за моим окошком — утро.

за твоим окошком — вечер.

Относитесь проще к чуду,

ведь оно всегда не ново:

для меня — приправа к блюду,

для тебя — венок лавровый.

Опрокинем одним махом

одинаковую дозу:

мой коктейль — вода и сахар.

твой коктейль — вино и слёзы.

* * *

Ранним-ранним синим утром

в луже плещется звезда.

Ей покойно, ей уютно,

как за пазухой Христа.

А со мной покой не дружит,

а моя душа пуста.

Оттого ль, что я не в луже?

Оттого ль, что не звезда?..

* * *

А сегодня в восемь

дождь разбился оземь,

Бог знает, на сколько

маленьких осколков.

Люди знали: это

умирает лето.

Так сегодня в восемь

появилась осень.

* * *

Перед сном больше думать не о чем.

В голове одни только мелочи.

Ни с тобою, ни в одиночестве

править миром мне больше не хочется.

И совсем не хочу украдкою

доставать из памяти сладкое.

Всё обдумано, перемечтано.

Перед сном больше делать нечего.

* * *

Не познал он домашний уют.

Он полжизни мотался по свету.

И когда ещё люди найдут

его письма, лежащие где-то.

По карманам полно мелочей:

зажигалка, билет на маршрутку…

Только не было связки ключей

в его старенько кожаной куртке.

* * *

Пустеет дом. Всё реже гости.

Качели старые скучают.

Как много яблок в эту осень…

Как много в воздухе печали…

Ещё полно тепла и света,

ещё не улетают птицы,

и паутина между веток

ещё на солнце золотится.

Но что-то небо бледным стало,

а скоро вовсе белым станет.

И старый дом вздохнёт устало

и на зиму закроет ставни.

* * *

Вот и всё.

Развязали узел.

И при этом никто не струсил.

От доверья и недоверья

разлетаются пух и перья.

Вот и всё.

Умирает птица.

Только сердце ещё дымится.