Сострадательный залогО новой книге Валерия Скобло
Голос моего современника… (Читаю книгу Валерия Скобло «Записки вашего современника». [78] и слушаю Леонкавалло. «Паяцы». Ария Канио. Очень созвучно.)
Современники и соотечественники, мы инстинктивно тянемся друг к другу. И нет другой речи, кроме поэзии, которая вернула бы нам… ну, хотя бы переживание общего горя. Стихи Валерия Скобло — речь ищущего сострадания и дающего сострадание. Камертон, настроенный по операм Верди. Только это — не Калабрия. Это Питер. Россия. Наша история — живая, как собственное трудное дыхание. Тяжело, тяжело дышать. И какое облегчение — почувствовать горячие сильные пальцы, братски сжавшие твою слабую, влажную от непомерного усилия ладошку. Такова эта книжка…
Мы так долго жили мирно,
Что забыли запах крови,
Сладковатый запах смерти…
Он совсем почти зачах.
Я-то помню: было дело,
Вволю, сладко повалялся,
На казённых, на больничных
Серых, мятых простынях.
…Он уже окреп, отъелся
Разжирел на мертвечине,
Ходит где-то за рекою
И высматривает мост…
Может быть, всего и надо:
Увидать врага в прицеле,
Автомат на землю бросить
И подняться в полный рост.
Запах смерти… Неужели поддадимся, бросим оружие? Неужели, в безоружных, в нас будут стрелять? Будут. Проверено. И — вместе с лирическим героем Валерия Скобло — обливается душа слезами и тянется к ближнему — свой? Чужой?
ДиН пародияЕвгений Минин[81]Поэты — будьте бдительны!
Привезли однажды ко мне в Пермь на перекладных Орден Велимира «Крест поэта». Не от властей — они, слава Богу, до этого додуматься не могут, а от поэтов древнерусского города Великие Луки. Я, как ныне выражаются, никакой промы (то бишь промыва мозгов) из этого не делал — сообщил двум-трём друзьям и только. Похожий на старообрядца сибирский классик Сергей Кузнечихин проворчал из Красноярска в телефонную трубку строчками Михаила Кульчицкого: «Не до ордена. Была бы Родина с ежедневными Бородино». Я с Кульчицким и Кузнечихиным спорить не стал. Оба — на «ку».
И вдруг приходит в Пермь из Иерусалима письмо. И не просто из Иерусалима, а от имени Иерусалимского отделения Союза писателей Израиля. Мол, «поздравляю Вас с заслуженной наградой — орденом Хлебникова. Поднимаю бокал с шампанским и возгласом «Лехаим!» за вас, Юрий Беликов…» И подпись — Евгений Минин, председатель.
На всякий случай я позвонил известному академику критических наук, псковичу, а по совместительству — переводчику с русского на иврит и обратно, Валентину Курбатову и спросил, что означает «Лехаим!»? «За жизнь!» — ответил Курбатов. «Узнаю тебя, жизнь, принимаю…», — присоединился к Курбатову Блок. Ладно.
Я тоже узнал, что Евгений Минин, до того как стать председателем, жил на Псковщине и в Белоруссии, даже был начальником цеха на Витебском заводе часовых изделий. А потом уж выпустил две поэтических книги, начал печататься в израильских, европейских, американских и российских журналах, издавать альманах «Иерусалимские голоса».
Приходит новое письмо. Минин сообщал, что готовится к изданию его книга «Сто пародий и кое-что ещё» (ныне она уже подоспела к читателю) на весь высший свет российской поэзии. И не только российской. И далее: мол, «хотелось бы видеть в том числе и вас. Не против ли вы???» Каков, оказывается Козьма! Интересно: он что, у «всего высшего света» разрешения спрашивал: «Не против ли???» Или — только у меня, у пермяка? Я-то ведь никогда не причислял себя «к высшему свету», а посему это предложение меня весьма позабавило, и ваш покорный слуга взорвался экспромтом:
Письмо вновь ополчившемуся гражданину Минину из Перми в Иерусалим
Я думал: Минин — он из Нижнего?
А он — из Иерусалима.
Ему легко обидеть ближнего —
хер положить на херувима.
С ним дружат вервие и лезвие,
и пот его недаром пролит —
на самозванцев от поэзии
он ополчение готовит.
Не зря, видать, уехал за море,
чтобы оттуда, из-за моря,
через четыре века заново
себя почувствовать Козьмою?..
И мне, что шёл к пермяцким идолам
от Богородицы Пречистой:
«Давай, — сказал, — к московским выдолбам
я заодно тебя причислю?..»
Мне не по бублику — в ту рубрику:
средь самозванцев — в самозванцы?
Я с…ть хотел на эту публику,
поскольку все они — зас…цы.
Но если всё же Минин выставит
меня, как вепря в бакалее,
я пушкой быть хочу, что выстрелит
и пепел по ветру развеет.
В ответ — по электронной почте — прилетел экспромт.
Из Иерусалима в Пермь от гражданина Минина россиянину Беликову
Напишет — думал — толику,
Коль занят он, поелику,
А он мне сделал колику —
Ну, погоди же, Беликов!
Наследства нету царского,
Но с мордою упрямою
Я даже без Пожарского
Могу всадить по самое…
Попасть ко мне не хочется?
Не стану я помехою,
Но все от смеха корчатся,
Признайтесь-ка: от смеха ли?
Пишу с улыбкой гордою —
Отлично мне поэтому —
Я — с неразбитой мордою
Столичными поэтами.
Стихи читаю новые,
Где строки поразительны:
На вахте Иванова я —
Поэты — будьте бдительны!
Не всякий Минин знаком с Ивановым. Хоть и работает по его вахтовому методу. Вот и витебско-иерусалимскому Минину лично с Александром Ивановым встречаться не довелось. «Иванов — хороший пародист, — сделал приписку Евгений, — но он не был просто поэтом. Мне кажется, это как-то сужало границы его пародийного поля. И у него не было возможностей инета. Я же практически слежу за русской поэзией по всему миру…» Минин давал понять: вы имеете дело с самим смотрящим за всей русской поэзией!.. И, дабы мы не приняли это открытие за сотрясание словес, прислал целый свод своих пародий, в котором зацементировал и меня.
Но с Мининым я ещё разберусь. Я Минину не Пожарский.
Исторический вариант
Навстречу Эсфири — Юдифь в платье из китайского шёлка.
В руках у Юдифи чёрная клеёнчатая кошёлка,
в кошёлке что-то большое, круглое, это, наверно,
кочан капусты. Или — голова Олоферна.
Вижу — навстречу Юдифь, в макияже, модная стрижка,
в руках кошёлка, в кошёлке лежит моя книжка.
Она манит историческим взглядом — дело скверно,
я же помню историю с головой Олоферна.
Только для страсти читать стихи в постели начну —
а Юдифь меня — по голове, то есть, по кочану.
А я без кочана, как Россия без Крыма,
так что прости, Юдифь, пройду-ка, милая, мимо,
поскольку много строчек нужно сложить в этом мире!
Шагай без меня, Юдифь с кошёлкой навстречу Эсфири…
Прозаическое
дождь в мюнхене стоял стеной и в зальцбурге стеной
когда ты плакал надо мной и плакал подо мной
в тракае ливень шёл стеной в паланге полный мрак,
когда в постели ты со мной лежал совсем не так
ты подо мною не рыдай всю простыню зальёшь
с тобой куда не поезжай повсюду дождь да дождь
париж неаполь амстердам как ветер по волнам
погода мчалась по пятам за что-то мстила нам
был заколдован этот круг и не хватало сил
а сбоку лечь мой милый друг ты не сообразил
Охренительная пародия
…а чтоб чему-нибудь случиться,
должна существовать частица
пространства-времени — хронон.
...........................................
в союзе атома с хрононом
причинно-следственная связь.
Как часто издаётся стон,
что так хреново время мчится,
а значит — где-то есть частица
пространства-времени — хренон.
За нами мчится по пятам,
проблемы — вот его примета,
со скоростью, конечно, Фета
хренон повсюду — тут и там,
везде найдёт — куда ни лазь,
и мы колотимся в испуге,
а Виктор ищет на досуге
причинно-следственную связь.
Продольно-поперечное
Живя продольно и отвесно,
с пером иль рюмкою в руке…
Кому не ясно, что извечно
мы все у времени в горсти.
Продольно жить и поперечно —
тут вам не поле перейти.
А жить отвесно после рюмки
я вам скажу — такая жуть,
и тех, кто пьют, как недоумки,
в могилу ждёт отвесный путь.
Я ж приспособлен капитально
творить, когда в квартире тишь,
Так и живу — горизонтально,
красиво жить — не запретишь.
Обводное
хаус холмс и пуаро
спорят до ночной звезды
кто из них возьмёт ведро
молча принесёт воды
В горнице моей светло
Это от ночной звезды.
Матушка возьмёт ведро.
Молча принесёт воды.
в горнице моей старо
вышел месяц молодой
хаус холмс и пуаро
не желают топать за водой
сочиняю их кляня
из-за этой ерунды
к матушке пошлют меня
чтобы принесла воды
Избитое
Ночами за дверью моею
избитые плачут слова…
Признаться могу я открыто,
стихи мои — просто фигня:
слова в них жестоко избиты,
но бил кто-то их до меня!
Подсказку принять я готова,
не знает ли кто-нибудь тут
места, где за битое слово
два слова небитых дадут?
На писательском фронте
На писательском фронте без перемен:
Плюнуть некуда — гении сплошь да пророки.
Не скажу, что ведут натуральный обмен,
Просто тупо воруют бездарные строки.
На писательском фронте скажу вам — бардак,
Даже страшно смотреть — ну ни рожи, ни кожи.
Строки тупо воруют — без криков и драк,
На меня не подумайте, что я такой же.
Не хожу я с бездарных поэтов толпой
Что читают стихи, потрясая тетрадкой…
Ой, гляди, пародист — видно, тоже тупой,
У меня утащил пару строчек украдкой.
Мечте навстречу
На то ль, что в хрустальнейшее из утр
Сломается этот безумный компьютер…
По дому кружусь в ритме Венского вальса —
Компьютер сгорел, наконец-то сломался.
Забегают сразу же по Интернету.
Кудимова — где?
А Кудимовой — нету!
Забудутся френдами все мои блоги,
Покроются пылью слова и предлоги.
Исчезну спокойно — не плача, не споря…
А Минин уж точно — повесится с горя…
Неотвратимое
Возле твоей кровати стоит капкан
вместо домашних тапочек. По стене
мечется тень, как спятивший таракан.
Выключи свет и повернись ко мне.
Я давно готовил момент такой:
в каждом углу приладил большой капкан.
Не шевелись. И с кровати прошу — ни ногой,
даже если хочешь налить воды стакан.
Да, ещё растяжку приладил я на окне,
у дверей вверху повешена тяжкая кладь.
Так что не плачь и повернись ко мне —
буду последнюю книжку тебе читать.
Приспособленность
А правда, в общем, в том заключена,
Что я — частично Лотова жена…
Такая мне позиция дана,
Что я частично чья-нибудь жена.
Частично — Зевс мой муж, хоть и старик,
За мною плыл по морю, словно бык.
За солью, если кто меня пошлёт,
Тогда, конечно, муж частично — Лот.
Когда ж вода затопит шар земной —
Частично буду Ноевой женой.
А для простых, без комплексов, землян
Официальной буду я Вежлян.
Казус Иртеньева
Да, я ношу футболки потные
И сплю бывает что в пальто.
Не все ж поэты чистоплотные,
Так нас и любят не за то.
Поэты — люди беззаботные,
На шмоток наплевать фасон.
В футболках летом ходим потные,
Зимою — даже без кальсон.
Нам сочинять стихи не терпится,
Писать не бросим ни за что.
А то, что пишется нелепица,
Так нас и любят не за то.
Моцарт и заскок
На пару с Моцартом мечтаем
О низких ценах на бензин
И, как эстонец иль грузин,
С акцентом Пушкина читаем.
Мой Моцарт самых честных правил
Свой в доску, в общем-то, мужик.
Читал Гомера, как таджик,
И в казино на зеро ставил.
Он то рыдает, то хохочет,
Когда ему включаю рок.
Есть, правда, в Моцарте заскок —
Мои стихи читать не хочет…
Пизантропия
Вот разве Пизанскую башню
Обратно никак не поднять
...........................................
И только Пизанская башня
Всё падает, падает, пад…
На вечере случай был страшный,
Пришла меня слушать толпа.
При читке Пизанская башня
Внезапно упала, упа…
Нет, я не подвергся атаке…
Запомнит пизанский зоил,
Как строчкой Василий Бетаки
Пизанскую башню свалил.
Мне было отказано в визе
С того злополучного дня,
Поскольку ту башенку в Пизе
Уже не поднять, не подня…
Расчёт
Четыре строчки —
Это слишком много.
Я никогда болтушкой не была.
Три строчки тоже много…
Даже две…
А за одну отшлёпает Вишневский.
Затисканное
Потискать мысль. И бросить. Задремать.
Придумала я складно всё и ловко,
Поскольку мыслей ощущаю рой:
Есть у меня такая мыслеловка,
Которой мысли ловятся порой.
Я их ночами тискаю сурово,
Тру, чтоб блестели, словно медный грош,
И в строчку сунув, закемарю снова…
А ты, читатель, точно не уснёшь…
Кондуктор, не спеши…
Я не один — со мной
И Пушкин, и Есенин.
Последняя слеза ещё не утекла…
Я накрепко заснул
В одно из воскресений.
И снилось мне, что пьём шампанское втроём.
Я не один — со мной
И Пушкин, и Есенин.
И матерят меня за творчество моё.
Сиреневый туман —
От сырости дрожу я.
Ещё не утекла последняя слеза.
Сказали, что пою
Под музыку чужую,
Что мне давно пора нажать на тормоза…
Угрожающее
У дверей из подземелья шум и крики,
папарацци наставляют аппараты.
Возвращается Орфей без Эвридики,
на кифаре его струны оборваты.
Что Орфей без Эвридики — их дела-то,
но почувствовала как-то на рассвете,
что писать я как-то стала вдохновято,
или, может быть точнее, — вдохноветей.
Пародистам наперёд скажу: «Ребяты,
ох, дождётесь от меня, друзья, расплаты.
Будут книжки ваши мною разорваты,
а потом по белу свету разбросаты…»
Спортивное
Сказать, какой? Но я и сам не знаю,
Удобно ли в таком признаться сне?
Что я в футбол с Ахматовой играю,
Пасую ей, она пасует мне.
Мы как-то раз с Ахматовой играли
В футбол — подумать, что приснилось мне!
А Рейна вместе с Найманом не взяли —
Они страдали горько в стороне.
Недолго пасовался со старушкой,
И получалось всё у нас о’кей.
Я спал в трусах, а завтра лягу с клюшкой,
Чтоб погонять с Андреевной в хоккей.
Тивисексное
Они сливаются в одно:
Неважно — кто там сверху, снизу…
Но кто-то первым всё равно
Включить захочет телевизор!
Постельных знаю много схем
И многих видела в постели,
И там не важно — кто под кем,
У голубков иные цели.
И там целуются хотя,
Но люди мы иного культа,
Нам важно не зачать дитя,
А первым тиснуть кнопку пульта.
Рыбалка
Я поймаю золотую рыбку,
И желанья сбудутся твои.
Удочку закинул, как бывало,
Для тебя всё, милая, смогу!
А поскольку рыбка не клевала,
Я стихи читал на берегу.
Но внезапно волны стали тише,
После — непредвиденный финал:
С вилами мужик из моря вышел
И спросил: Кто рыбу распугал?
Я сказал: Любимая! Родная!
Рыбку хочет — в этом нет греха.
И услышал: Рыбка золотая
Сдохла после третьего стиха.
Покаянно
Хоть я вас больше не люблю,
В душе не мерзость запустенья,
А пламя женского презренья —
Дотла и вы, и всё подряд…
Да, я покаяться должна,
Хожу с опущенной главою —
В том, что горело под Москвою,
И всё подряд — моя вина.
Молчком сижу и ни гу-гу
Оставила людей без крова
В запале женском я, Реброва!
Что сделает со мной Шойгу?
История с Емелиным
Я географию страны
Учил по винным этикеткам.
Я на себе деру штаны,
Беду не выразить без мата —
Я географию страны
Учил неправильно, ребята!
Когда бы, не жалея сил,
Я б не травил себя абсентом,
А всё по атласу учил —
То стал бы, может, президентом.
Предупреждающее
…выходит девочка дебильная,
по жёлтой насыпи гуляет.
...........................................
Ей очень трудно нагибаться.
Она к болту на 28
подносит ключ на 18,
хотя её никто не просит.
С улыбкою не совсем умильною,
собака лает — ветер носит,
пишу про девочку дебильную,
хоть МПС меня не просит.
С ключами, с оловом для пайки
над жёлтой насыпью витает.
Она отвинчивает гайки,
те, что в головке не хватает.
Ночует в будке трансформаторной,
читает вслух Агату Кристи,
людей встречая речью матерной,
такой, что в роще сохнут листья.
Она вбивает в шпалу гвоздик,
в зубах дымится папироса,
Там маневровый паровозик
порою падает с откоса.
Дебильных девочек косички
частенько вижу за вокзалом.
И я не езжу в электричке —
хожу тихонечко по шпалам.
Дело в мышке
О, файлы удалённые в корзине
меняющего кожу бытия…
Я объясню — зачем тянуть резину,
Терзать недоумением народ,
Что файла удаление в корзину
Практически — компьютерный аборт.
В такие игры с Музою играю,
Талант гублю бездарно, на корню!
Я файлы гениальные — стираю,
А барахло десятки лет храню.
И абы что потом вставляю в книжку,
Аж самому не хочется читать!
Друзья-поэты!
Отнимите мышку,
А иначе великим мне не стать!
Звёздный диалог
…Где ночь подряд в окне барочном
Светилась дурочка-звезда.
Один я шёл дорогой пыльной,
Сквозь мрак неведомо куда.
На небо глянул — там дебильно
Светилась дурочка-звезда.
На сердце — пасмурно и хмуро.
И, обратившись к небесам,
Я закричал: — Звезда, ты — дура!
Звезда хихикнула: А сам?
Мавзолейное
Я почему-то не машу им вслед:
то нет платка, то нет руки свободной,
а то меня во всём народе нет —
смешно сказать: меня-то, всенародной.
Я на трибуне лирики стою,
увы, народу ставшей непригодной.
Пройдут внизу читатели в строю —
махнула б им — да нет руки свободной.
Хотя я всеми признанный поэт,
за многое признательна фортуне,
а что меня во всём народе нет —
да как в нём быть, когда я на трибуне.
Копательное
Клонились к закату январские сутки,
Ломал тишину резкий крик воронья.
Мирза откопал меня, нежный и чуткий.
Потом пригляделся — а это не я.
Я как-то Мирзе прочитала по блату
Поэму, а в ней ну ни слова вранья…
В тот раз почему-то схватил он лопату,
А я закричала, что это не я.
Трагедии этой опустим детали.
И всё же меня напечатал журнал.
Не важно, друзья, где меня откопали,
А главное то — кто меня откопал.
Литературоведное
Без нас решат литературоведы,
кому куда, когда и кто есть ху…
Решат однажды без пустой бравады,
проверить всех, кто много строк сложил:
у одного отнять его награды,
и передать тому, кто заслужил.
Литературоведы — ваше дело —
сказать всем, сочинявшим чепуху,
кому куда идти во все пределы,
тем кто на гэ…
А с ними кто есть ху…
Галлюциногенное
…Мой друг не ест обычные грибы,
Предпочитая галлюциногены.
Ел кашу,
не чурался пирожка —
Всё ел мой друг, что только дома было.
Но как-то перед ужином дружка
Стихами невзначай перекормила.
Он час послушал — и в нирвану впал,
Приехал врач, колол чего-то в вены.
И ничего с тех пор не ест, нахал,
Предпочитает галлюциногены.