Ну, как говорится, в каждой печали можно найти свою маленькую радость. Вот так и у меня: пусть я теперь грустила в одиночестве, зато аппетит пропал. Даже заходить больше не хотелось на опустевшую кухню. Я и не стала. Приняла ванну — эта нехитрая процедура меня всегда успокаивала — и, пока аппетит не передумал и не решил ко мне вернуться, легла побыстрее спать. Во сне и время быстрее летит, и, главное, выспаться тоже не помешает, с учетом того, что завтра у нас намечается понедельник. Новые проблемы, новые волнения. Новое одиночество. Конечно, можно было бы пригласить к себе Николая… но как-то не хотелось. Не знаю даже, как это объяснить. Он ведь симпатичный человек, с которым я прекрасно проводила время! Но то ли у него не было такой замечательной собаченции, как Тис, то ли мне мало видеть в мужчине просто любовника? С Леонидом мы вон даже и на «ты» не перешли, не говоря уж о чем-то большем, а как же грустно! Так, пытаясь разобраться в себе, я и заснула. Все равно не разобравшись. Проснулась только от будильника, почти сразу вслед за которым прозвучал и телефонный сигнал.
— Доброе утро, Людмила! — услышала я в трубке низкий, бархатный голос Леонида. — Не разбудил? Постарался подгадать так, чтобы вы уже встали.
— Подгадали чуть ли не секунда в секунду, — улыбнулась я. — Доброе утро. Как доехали?
— Замечательно. Часа в три ночи уже были дома.
— Так, выходит, не выспались?
— Нет, нормально. А вы там как?
— Тоже нормально. Скучновато только без Тиски. Привет ему от меня. Огромный.
— И вам от него тоже. Вот он, рядом сидит, все слушает.
Я живо представила себе черную лохматину, выразительно водящую ушами, бровями и носом. Да, такой и без слов все расскажет, стоит на него только посмотреть. Очаровательный умница! Как же мне его не хватало! И его хозяина тоже… немножко. Такого аккуратного, спокойного, подтянутого, чуть ироничного, с его улыбкой, обычно куда больше заметной в глазах, нежели на лице… Так, что-то меня не туда понесло! Уж не размечталась ли я о женатом мужике, живущем почти в пятистах верстах от меня? Размечталась? Тогда самое время хлопнуть себя по макушке для отрезвления. Потом вежливо попрощаться с ним по телефону и заняться сборами на работу. А то так и опоздать на нее недолго, сегодня ведь никто не будет меня подвозить туда от самого подъезда… А жаль! Кстати, интересно было бы узнать, а что там с нашей семейной машиной? Неблаговерному она ведь теперь вроде как без надобности. Так, может, мне можно было бы ее забрать? Хотя бы на время? Заодно хоть зажигание отрегулировала бы. Надо бы сегодня съездить, спросить на этот счет у Силантьева. Или Николаю позвонить? Удобно ли нагружать и без того занятого человека своими частными вопросами? Ладно, подумаю над этим до обеда. А после обеда отпрошусь, если что, с работы, чтобы съездить в Следственный комитет. В конце концов мне нельзя забывать, что наше предприятие мне отгулов должно, как обнищавший дворянин ростовщику. Вот пусть и выдадут хотя бы копеечку в уплату процентов.
Именно эта пресловутая «копеечка» и сыграла решающую роль в моей дилемме: как только я заикнулась на работе о том, что, возможно, возьму сегодня после обеда отгул, так мое непосредственное начальство очень эмоционально восстало в ответ. Тут меня и «перемкнуло». Я напомнила начальству о том, что оптом за мои, положенные за переработки, отгулы оно со мной и за год не рассчитается, так что лучше делать это, как я и предлагаю, в розницу. А про себя еще подумала, что не я одна должна все, как лошадь, тянуть. Пусть, к примеру, и та блондиночка, которую шеф по блату устроил к нам в отдел, тоже немножко поработает, а не только крашеными ресницами похлопает, смахивая ими пыль с монитора. Тут мое начальство совершило оплошность, заикнувшись о том, что блондиночка как раз не справляется и надо бы совместными усилиями ей помочь. Я ответила, что и мне тоже помощь нужна, поскольку в неприятности я влипла не в последнюю очередь из-за нашего предприятия, но поскольку я ее не требую, сама обхожусь, то и другим оказывать ее не собираюсь. Начальство озадаченно смолкло. То ли не разобравшись с ходу в моих неприятностях, то ли сообразив, что без моего доброго согласия помощи блондиночка действительно не дождется, так что лучше меня сильно не злить. Ну да, если хочешь иметь у себя в отделе двадцатилетнюю блондиночку с сорокалетним жизненным опытом и соответствующим стажем работы, то лучше не ссориться с теткой из того же отдела, по доброте душевной способной совместить несовместимое. В общем, возражать мне больше не стали. И я — не отступать же теперь! — после обеда отправилась в Следственный комитет. В основном чтобы узнать про нашу с неблаговерным машинку, ну, и заодно номера телефонов сверить со следователем Силантьевым.
Дежурный на входе меня озадачил, когда я попросила аудиенции у следователя Силантьева либо у следователя Парова, сообщив, что последний у них в штатах не значится. Но, пока он по местному телефону связывался с первым, я решила, что дежурный не обязан знать всех и каждого. Кто его знает, какое у них здесь штатное расписание и прочие тонкости? С тем я и прошла в уже знакомый мне кабинет.
— А, Людмила Ивановна! — приветствовал меня следователь Силантьев. — Здравствуйте! Легки на помине! Мне тут совсем недавно звонили по вашу душу, господин Кожин.
— Не знаю такого, — растерялась я, присаживаясь на стул.
— Как не знаете? Кожин Леонид Алексеевич…
— А, Леонид! — озарило меня, как только я услышала знакомое имя. — Простите… Фамилию я просто не знала… — Тут мне стало совсем неловко. Не знать человека по фамилии можно только в случае неофициальных встреч. Так что сейчас должен подумать обо мне следователь? На работе ответственные за сплетни лица уже целый роман бы сочинили, услышав эту мою фразу. Но следователь этого делать, к счастью, не стал, потому что его заботили совсем другие вопросы.
— Он мне сообщал о каких-то покушениях на вас. Просил обеспечить вашу охрану.
— Насчет охраны это он погорячился. А насчет покушений… вам что, ничего не известно? Я ведь все подробно рассказала следователю Парову.
— Кому?
— Парову Николаю Андреевичу, вашему помощнику, с которым вы ведете это дело.
Силантьев как-то странно на меня посмотрел. Это заставило меня усомниться в том, что Николай держал его полностью в курсе дела. А его вопрос лишь утвердил меня в этой мысли:
— Расскажите-ка мне, пожалуйста, все подробно. Что с вами было? С того самого момента, как вы от меня ушли в прошлый раз.
Пришлось рассказывать. Конечно, не во всех подробностях — вряд ли следователя интересовали мои переживания, заскоки, личная жизнь и Иркины комментарии к ней, — но весьма обстоятельно. Про резвых парнишек, про мой первый побег, про учиненный чуть раньше в квартире обыск, ну и далее по списку. Судя по виду следователя, мой рассказ имел у него успех. Он слушал, глядя на меня во все глаза и почти не шевелясь. Лишь время от времени начинал вертеть в пальцах шариковую ручку, потом снова клал ее на стол и замирал. Когда же я закончила повествование, он молча достал свой мобильник и набрал на нем номер. Послушал в ответ короткие гудки и мне дал послушать. Потом попросил:
— Людмила Ивановна, можно мне на минуточку ваш телефон?
— Пожалуйста, — я протянула ему свою трубку. Он поковырялся в ней, нажимая на кнопки, потом кивнул:
— Я так и подумал! Взгляните! — Он показал мне экран. — Вот почему я упорно не мог до вас дозвониться! Ну, не так упорно, как, оказывается, следовало бы, однако пытался, и не раз. И все впустую. А все потому, что мой номер был, оказывается, внесен в черный список вашего телефона, наряду с номером вашего бывшего супруга. Правильный расчет: если бы гражданин Гутярин дозвонился до вас с просьбой о свидании, то вы бы, разумеется, обратились ко мне за допуском. А так злоумышленник обрезал обе ниточки, способные вывести вас на связь со мной.
— Ничего не понимаю! — честно сказала я. — Я не вносила ваш номер ни в какие списки, кроме списка абонентов. Гутярина тоже… не догадалась.
— Да, вы не вносили, — согласился со мной следователь. — Но нашелся тот, кто сделал это за вас. Человек, который имел доступ к вашему телефону и был заинтересован в том, чтобы вы не узнали правды о нем. Сообщить которую мог вам в первую очередь, разумеется, я. Не догадываетесь, к чему я клоню?
— Кажется, догадываюсь. Но давайте-ка напрямую, без всяких ребусов и недомолвок.
— У нас в отделе никогда не было следователя Парова. И никого с фамилией, похожей на эту. Тот человек, который приходил к вам, — самозванец.
— Самозванец с корочками? — Тут только я вдруг сообразила, что корочки-то я толком ни разу и не прочитала. Так, мелькнули перед глазами — и все.
— При желании в наше время можно купить или подделать практически любое удостоверение. К моему огромному сожалению, это уже не первый случай, доказывающий эту истину.
— Но… — тут я просто офонарела, иначе не скажешь, — кто же он тогда на самом деле?
— Ответ на ваш вопрос лежит на поверхности: он аферист, решивший втереться к вам в доверие. Может, он из той же самой банды, с которой вам довелось столкнуться? Просто решили ребята действовать как по-плохому, так и по-хорошему. А может, он из какой-то другой компании, сразу начавшей добиваться своего более мягкими методами. Кто сейчас скажет? Как я полагаю, охотников за украденными деньгами может оказаться немало, и действовать они могут как группами, так и поодиночке. Точно можно утверждать лишь одно: его целью являются все те же сведения о деньгах, предположительно сокрытые вашим бывшим мужем. И, надо сказать, своими методами он достиг в их поиске куда большего, чем бандиты.
— Это вы с чего взяли? — Я в себя не могла прийти, хотя и старалась этого не показывать. Было такое ощущение, что меня ударили под дых, и я на какое-то время дыхание потеряла. Аферист?! Этот человек, которому я доверяла? С которым я, черт возьми, переспала? И он оказался совсем не тем, за кого я его принимала? Так можно ли теперь вообще хоть кому-то доверять в этой жизни? Или не верить больше даже собственному отражению в зеркале?