— Елизаров Николай. Ну, или Паров, хотя вряд ли: ведь в больницу принимают по документам, а они у него должны быть на настоящую, а не вымышленную фамилию.
— Сейчас про обоих уточним. — Семеновна нажала на вызов. Мне бы такое и в голову не пришло, а она назвала сразу две фамилии и спросила у девушек в приемном про Елизарова и Парова как про двух разных людей. Но выяснилось, что Николай не поступал в приемный покой ни под одной из них. Я бы на этом и закончила разговор, но умудренная жизнью Семеновна уточнила еще, не поступал ли кто избитый без сознания, как неустановленная личность. Но ее успокоили и на этот счет.
— Значит, либо у твоего охмурителя была и третья фамилия, либо это все-таки не он, — заключила Семеновна, отключившись.
Легче мне от этого не стало — наоборот, я с тревогой гадала, кто же это мог быть. Пока Семеновна не прервала мои гадания одним простым заявлением:
— Людка, а может, про заступника вовсе и не про твоего шла речь? Ты ведь не забывай, что есть такая игра, испорченный телефон называется. Мало ли кто что услышал, мало ли что переврал. А к нам с тобой эта информация дошла уже через третьи руки.
Не могла она этого раньше сказать! У меня при ее словах сразу отлегло от сердца. Но ненадолго, потому что Семеновна задумчиво добавила, прорабатывая все возможные варианты:
— Или супостаты это специально озвучили, надеясь, что эта новость до тебя все-таки дойдет. И ты кинешься в больницу, а они там будут тебя поджидать.
— Ох! — Мне снова стало нехорошо. — Тогда не стоило нам звонить в приемный покой по мобильнику. Леонид как-то говорил мне, что без участия компьютерного гения афера с деньгами не удалась бы. А вдруг такой гений может и сигнал мобильника запеленговать?
— Ерунда! — отмахнулась Семеновна. — Впрочем, даже если и отследили бы, то что? Скажу, забежала мне во двор какая-то замарашка оборванная, попросила сделать один звоночек, а потом снова куда-то вдаль унеслась.
Я хотела возразить, сказать, что супостаты и несанкционированный обыск могут устроить, и еще кучу неприятностей доставить не только мне, но и — что для меня было хуже всего! — моим благодетелям. Но тут выяснилось, что один из благодетелей до постели все-таки не дошел. Выяснилось это очень просто: опять послышалось его пение, но на этот раз не из-за забора, а словно бы разом да на весь огород.
— Да твои супостаты рядом с этим крученым корнеплодом — вообще дети малые! — в сердцах воскликнула Семеновна, выглядывая через окно во двор. — Что удумал, а? Солист, блин! Ёперного-поперного театра! Это ж он приятелю инструменты отвез, а взамен усилители у него выклянчил с динамиками. Давно грозился. Ну, сейчас я ему!
Достав рогатку, Семеновна для начала попыталась «позвонить» своему соседу. Только птица соловей, всецело отдаваясь своему пению, обычно не слышит посторонних шорохов. Дедок соловью ничем не уступал (по крайней мере, в этом вопросе), потому что проигнорировал яростный звон своей обстреливаемой кровли и даже с такта не сбился.
— Ну что ж, придется идти, вручную громкость убавлять! — решила Семеновна. Окинула воинственным взглядом комнату. Взялась за кочергу, прикинула на руке, потом поменяла ее на полено, но оно тоже ее чем-то не устроило. В итоге для регулирования громкости Семеновна решила к тяжелой технике сразу не прибегать, а для начала взяла в сенях веник. Которым самозабвенно поющий дедок и получил по затылку. Громкость пения сразу сошла на нет, но зато вместо этого, опять же по всему огороду, бесстрастно улавливаемое микрофоном, прокатилось звонкое дедово:
— Ай!!! Да ты что творишь-то, боеголовка ты ядерная!!! Что, совсем спятила?!
— Я?! Да я-то песен на всю деревню не ору! Всех кур распугал на версту окрест! Петь ему, вишь, приспичило! Кот мартовский! А то и без усилителя его талантов никто не слыхивал!
Каждая реплика Семеновны сопровождалась взмахом веника, когда удачным, когда нет — дедок уже соскочил со стула и вовсю метался по комнате. Менее поворотливая Семеновна, иногда опрокидывая кое-какие подвернувшиеся на пути мелочи, носилась за ним. Мне оставалось только наблюдать за всем за этим, поплотнее вжавшись в стену.
— До двадцати трех ноль-ноль могу на своей частной территории… — завел было дедок, но не успел закончить, потому что его перебили:
— Вот я тебе сейчас! И до двадцати трех… и после…
— Хулиганка! — отбрехивался дедок, бегая вокруг обеденного стола. — Террористка!
— Акын деревенский! Да сколько ж это можно терпеть?!
— Ничего ты в искусстве не понимаешь! Одно слово — баба глупая!
— Ну погоди, сейчас у тебя-то ума займу! Как только догоню!
Не дожидаясь этого, дедок резво нырнул под стол. Семеновна, которой лень было нагибаться, потыкала под него веником. Дед вцепился в веник с другой стороны. Борьба за трофей длилась минут пять, по-прежнему сопровождаясь звучными репликами, которые бесстрастные динамики транслировали на всю округу. Потом дед все-таки победил, и веник целиком исчез под столом, из-под которого сразу же раздался победный марш танкистов. Наверное, собственного сочинения — я такого раньше никогда не слышала. Дедок оказался неплохим песенником: его задорный и не слишком пристойный марш понравился не только мне, а из-за забора тоже раздались свистки и аплодисменты. Как оказалось, на трансляцию «радиопостановки» из дедовой избушки собралось уже немало соседей. И все они стояли прямо за забором, заинтересованно прислушиваясь к развитию событий.
— Ах ты, старый хрен!!! — взвилась Семеновна, в порыве чувств даже исключив из своего лексикона более корректное «корнеплод».
— Давай мочи его, Семеновна! — поддержали из-за забора.
Но Семеновна поддержки не оценила. Сделав следившему за ней из-под столешницы деду страшные глаза, она вначале указала за окно, а потом на меня. Дед понял: набежавшим под забор соседям видеть меня было совсем ни к чему. Покивал Семеновне: мол, сейчас все исправим! Она отступила на шаг, выпуская свою жертву. Дед вылез из-под стола, выпрямился, показушно покряхтел, держась за поясницу и косясь в сторону обидчицы. Потом подошел к микрофону и на всю деревню объявил:
— Благодарю за внимание! Концерт окончен! — после чего наконец-то отключил усилитель.
— Эй, а вторая серия когда? — послышалось в наступившей тишине из-за забора.
— О продолжении сериала сообщим дополнительно, — ответил дедок, еще раз ненадолго включив усилитель, а потом окончательно выдернул шнур из розетки.
Семеновна взглянула вначале на деда, потом на этот шнур. А потом взяла большой нож с обеденного стола. Не зная, чего еще можно от нее ожидать, дед боязливо шарахнулся в сторону, что позволило Семеновне беспрепятственно обрезать вилку со шнура и с победным видом спрятать ее в карман.
— Так-то вот! — грозно сказала она дедку. — А теперь иди смотри, чтоб на улице пусто было, да мы с Людкой домой пойдем.
— Эх, кабы не Людмила, показал бы я тебе, кто в доме хозяин!
— Иди, иди! И знай, что в этот раз вилку твоему шнуру обрезала, а в следующий раз тебе, хрычу, бороденку твою вздорную обкорнаю!
— Ну и наплачешься еще! — пригрозил дедок. — Будешь меня зазывать, в картишки с тобой перекинуться, а я не приду!
— Васильича тогда позову! — пригрозила в ответ Семеновна.
— Да щас! — По тому, как воинственно вскинулся дедок, я вдруг с удивлением поняла: а ведь он ревнует свою террористку! И нешуточно!
— Главное, вкуса к жизни не терять! — заметив мою реакцию, озорно подмигнула мне Семеновна. — А теперь пойдем обедать! И ты, загогулина эволюции, тоже приходи, — пригласила она дедка. — А то ведь, пока ездил в разведку, наверняка не успел ничего себе приготовить.
После обеда дедок уже по-настоящему пошел вздремнуть, а мы с Семеновной вернулись к нашему совещанию. Темой его было: что делать дальше? Сидеть сложа ручки как-то не очень хотелось, да и не следовало, потому что ничего изменить в лучшую сторону такая тактика не могла, а вот дождаться неожиданных неприятностей вполне было возможно. Да и не могла я вечно прятаться. Вон ведь, уже почти неделя моего отпуска пролетела. Так же незаметно проскочит и вторая, а там мне на работу нужно будет выходить. В общем, уже не попрячешься.
— Может, мне к твоему следователю съездить и с ним побеседовать с глазу на глаз? — предложила Семеновна.
— Можно было бы. Только я не уверена, что супостаты не склонили его на свою сторону. — Я вздохнула. — Ведь почти сразу после того, как я сообщила ему, что бываю в тренажерном зале, супостаты подкараулили меня именно там. Простое совпадение? А если нет? Тогда сразу после беседы с вами он свяжется с супостатами, и они отследят вас до самого дома, после чего ни мне, ни вам будет не избежать неприятностей.
— Значит, надо связаться с ним через какое-нибудь третье лицо, которое живет в городе и не приведет за собой супостатов в эту деревню, — решила Семеновна. — Есть у тебя такие, кто был бы в курсе твоих событий и кому бы ты могла доверять?
— Есть одна подруга. — Я сразу же подумала об Иринке. Как и чем бы она ни была занята, но деваться мне некуда, придется ее все-таки побеспокоить. Она у меня девочка не промах, может съездить к следователю и просто так, якобы за новостями. А почему бы и нет? Подруга ведь все-таки. А там, в разговоре, можно уже и попытаться выяснить, на чьей стороне он играет. Ирка проницательный человек, она должна будет это понять. Во всяком случае, до этого времени мне не встречались такие, кому удавалось бы ее обмануть. Ведь если бы было иначе, она никогда бы не достигла таких высот в своей карьере. Да, и еще у меня есть все шансы на то, чтобы вспомнить номер ее телефона: там какая-то интересная комбинация, в основном из «троек». И если вспомню, то Семеновне незачем будет к ней ехать, можно будет просто ей позвонить.
Когда я выложила свой план Семеновне, она его одобрила и молча протянула мне трубку. Номер я вспомнила не без некоторого труда, дважды ошибившись. Но на третий раз, к великому своему облегчению, услышала в трубке до боли знакомый голос: