– Ладно. И кажется, маштаковский бык Зорьку покрыл.
– Вот падаль. – Бабушка всплеснула руками. – Ты, баранья голова, куда смотрел?
– Да я пока добежал.
– Добежал он.
Бабушка плюнула в его сторону и стала собираться. Отвязала ноги и хвост, который тут же начал шлепать Зорьку по бокам, отгоняя больших мух. Погрузив ведра на тележку, она стала медленно толкать. Бабушка не доверяла везти ее на обратном пути Марине, боялась расплескать молоко.
– Ба, а зачем ты нужна Буту?
– Не твоего ума дело.
– Он стремный.
– И не таких видали.
Продолжать разговор не было смысла. Если бабушка чего-то не хотела говорить, она молчала. При этом напускала на себя туман загадочности, отчего втайне получала удовольствие.
Мастерская Бута занимала дом и подворье в десять соток в начале их улицы. И можно было бы понять интерес к Ангелине Васильевне, если бы ее муж, председатель уличного комитета, был жив. Но он умер три года назад, и его должность перешла кому-то другому на Березовой.
Если Марина возвращалась вечером, она обходила мастерскую по той самой Березовой, делая крюк. Чего боялась, она бы не могла сказать точно, но все, что происходило за глухим забором, вызывало тревогу. Не раз поздно ночью можно было услышать музыку и громкий смех оттуда. Марина видела девушек, которые приезжали на такси, скрывались за забором, и оставалось лишь гадать, кто они и зачем приехали.
Когда Марина с бабушкой и тележкой подошла к дому, Катя ждала ее под деревом на лавке.
– Вот она, явилась.
Бабушка произнесла это так, чтобы можно было услышать, но при этом не показать, что услышал. Марина помогла закатить тележку во двор, убедилась, что бабушка занимается своими делами, а не подслушивает у калитки, что было в ее духе, и вернулась к подруге.
Катя сидела в тени абрикосового дерева, но солнечные лучи все равно дотягивались до ее бархатной кожи. Этой коже Марина завидовала. Своя же казалась слишком жирной, отчего то тут, то там вскакивали прыщики. И хотя никто их не замечал, Марина не выносила на себе долгих взглядов. Особенно взглядов подруги. Казалось, что та оценивает, насколько покраснел тот или иной бугорок.
Марина села рядом. Глаза Кати казались заплаканными.
– Я переспала с Сашей.
Воздух вдруг закончился.
Как она могла? Или он? Оба. Как они могли? Неужели недостаточно того, что и так больно смотреть на их любовь. И была ли это любовь? Марина все ждала, что вот-вот ему станет скучно. А скучно неминуемо должно стать. И тогда найдется другая, совсем другая девочка.
– Как ты могла? – спросила Марина.
Катя плакала. Это могли быть заготовленные слезы, припасенные воспоминания о брошенном щенке или осознание собственной бедности. Но нет, это были слезы горя. Горя, которое испытываешь, когда нечаянно причиняешь боль близкому. Но не причинить ее не можешь. Цена высокая, но и награда велика.
Марина не знала, что делать. Остаться и дать Кате утешение, которого она жаждет, или же уйти и оставить подругу с пониманием всего ужаса этого проступка. А в чем, собственно, ее проступок? Могла ли она отказаться от отношений ради подруги? Могла. И кому от этого стало бы лучше? Одно разбитое сердце против трех – что может с этим поспорить.
Как это было? Где? Когда? Вопросы бились о стенки черепа. Марина сидела и таращилась на свои пыльные ноги. Солнце пекло макушку сквозь выгоревшие листья и мешало сосредоточиться. Она вытирала стекающий струйками пот с висков, Катя смахивала слезы со щек. Ее лицо постепенно розовело, глаза сужались, а нос распухал. «Никакая она не красавица», – подумала Марина.
– Девчонки, кто вас обидел?
Перед ними возник невысокий мужик в засаленных брюках, расстегнутой до середины лохматой груди черной рубашке и с золотым крестом на толстой цепочке. Конечно, это был Бут. Он улыбнулся, и золотой зуб блеснул в его темном рту.
– Бабушку позови, – обратился он к Марине.
Ужасное, но тем не менее удобное стечение обстоятельств. Марина все равно не знала, что делать. Голова начинала раскалываться. Так у нее будет возможность придумать, как поступить.
Бабушка мыла ведра после дойки.
– Пусть сюда идет, – сказала она как можно небрежнее.
Как могло так случиться, что два столь интересных разговора будут происходить одновременно в разных местах? Как бы Марине хотелось подслушать, чего же Бут хочет от бабушки. И как бы ей хотелось расспросить Катю о подробностях секса с Сашей. Просто удивительное совпадение.
Когда Марина вышла, Бут уже сидел на лавке и гладил Катю по спине. Это было самое дружелюбное поглаживание, но Марина содрогнулась и грубее, чем планировала, сказала ему зайти. Когда он шел мимо, то подмигнул Марине. Она почувствовала, как мурашки пробежали по пояснице.
– Ангелочек, привет! – крикнул он с порога.
Марине ничего не оставалось, как со вздохом закрыть за ним калитку и вернуться к неоконченному разговору.
– Что он сказал?
Она села рядом и коснулась спины подруги в том месте, где только что лежала волосатая лапа Бута. Место казалось горячим.
– Что все наладится.
Конечно наладится. Старик постарался. Теперь Марине хотелось защитить Катю. От Бута, от Саши, от всего этого гадкого города.
Катя больше не плакала, она водила веточкой по пыли под ногами. Рисовала солнце, волны, цветочки, сердечки. Казалось, прошло много минут, прежде чем нашлись какие-то слова.
– Может, сходим на карьер?
Это была лучшая идея. Долгая дорога, пыль, жара, холодная вода, и все может само исправиться.
Какое-то время они шли молча. Ноги в сланцах еще сильнее покрылись рыжей пылью, пот стекал по спине и впитывался в плавки от купальника. Он с прошлого года. Желтый в цветочек. Марине он уже не так нравился, хотелось что-то более лаконичное и взрослое. Например, черный. Как у Кати.
– Это было тогда, – заговорила она. – Когда ты ушла, Стас предложил поиграть в козла пара на пару. На раздевание. И мы с Сашкой проиграли. Пришлось снять сарафан. А под ним, сама знаешь, только трусы.
«Застиранные стринги», – подумала Марина и тут же одернула себя. Катя не виновата в том, что не стыдится своего тела. Ей привычно ходить дома в одних трусах. Марина долго не могла привыкнуть говорить с подругой и не смотреть на коричневые соски ее белых длинных грудей. «Такими дойками можно выкормить целый полк», – говорила бабушка, когда развешивала свои пошитые хлопковые бюстгальтеры. Кате они бы были в пору. Конечно, Саша потерял голову. И набросился, как маштаковский бык на бабушкину Зорьку.
– Потом они уехали. А мы остались.
– А твой папа?
– При чем тут он?
– Он же был там.
– Он же во дворе.
Марина не знала, что ее больше теперь возмущало. То, что Саша переспал с Катей, или то, что это было у нее дома. А может, то, что там был ее отец. Голова болела. И жара только усиливала эту боль.
Когда они пришли к карьеру, Марина уже знала все подробности гадкой ночи. Она знала, что Саша пользуется презервативами с запахом клубники, что он носит какие-то застиранные семейники, что брызгает подмышки «Олд спайсом». И вроде ей необязательно все это знать, но детали забавляли. Оттягивали на себя внимание от того факта, что подруга лишилась девственности. Вот так просто и незатейливо. Кажется, у большинства это так и происходило. Карина с Юрой, Лена… Марина не уверена, было ли это со Стасом или с кем-то до него, задолго до него. И что теперь будет? О чем им теперь говорить? Как поддерживать дружбу?
Беспокойство схлынуло, когда тело погрузилось в холодную воду. Пусть спят, с кем хотят. Пусть хоть оргии устраивают. У нее свой план. Дожить до сентября, пойти в школу, хорошо учиться, потом снова пойти в школу и готовиться к поступлению хоть куда-нибудь, подальше отсюда. Начать новую, другую жизнь.
Марина плыла под водой. Ей нравились приглушенные крики, ей нравилась темнота подводной толщи, ей нравился страх, который иногда накатывал невидимыми волнами. Вдруг что-то может произойти? Какой-нибудь камень решит провалиться в подземные пустоты, которыми пугают местные газеты, и водоворот затащит ее глубоко-глубоко, откуда она уже никогда не выберется.
На карьере было негласное распределение мест. Рядом с отвесной скалой тусовались самые отбитые. Конечно, любой желающий мог вскарабкаться и прыгнуть в воду, но для этого нужна была определенная смелость. Или глупость. Были места с плоскими камнями под палящим солнцем для любителей загорать. Камни в тени предпочитали те, кто ищет уединения для поцелуев. Дети иногда туда тоже заплывали, чтобы поглазеть на парочки. Сегодня места для поцелуев были забиты. Не парочками. Зной изрядно утомил, и кто как мог прятался от него.
Катя загорала. Она не взяла купальник, а лишь сняла шорты и закатала футболку. Солнце уже приближалось к краю карьера и золотом отливало на коже подруги. Удивительно круто можно выглядеть даже без купальника. Марина с досадой подумала, что у нее слишком детский купальник. Верх без чашечек и с дурацкой оборкой.
Было одно место, которое и пугало, и манило. Два громадных камня образовали под водой что-то вроде тоннеля. Чтобы проплыть по нему, нужно уметь задержать дыхание. Катя не любила плавать под водой или не умела. И Марине приходилось нырять в одиночестве. Зеленоватый цвет воды в тоннеле помогал представить, что она плывет по морскому дну и вот-вот наткнется на красивых рыбок. Но рыбок все не было.
Марина не уставала задерживать дыхание и проплывать по тоннелю. И каждый раз было страшно. Могло произойти что угодно. Например, землетрясение, или подземный толчок, или прорыв нового родника. Так уже было несколько лет назад, отчего карьер изменил ландшафт. Всего этого не случилось, но Марина почувствовала удар. В глазах побелело, и пару секунд она не могла понять, где находится. Только без паники. Паника под водой не помощник. Она начала сдавать назад, барахтая ногами и отталкиваясь руками от каменных стен.
Вынырнув, она глубоко вдохнула, потерла глаза. Какой-то пацан на той стороне тоннеля потирал лоб. Они просто встретились в неудачном месте в неудачное время. Марина поспешила к берегу. Почувствовала, что замерзла. На горячем камне рядом с подругой она легла на живот и долго еще дрожала, пожалела, что не взяла полотенце, как все время настаивает мама. Было так жарко, что от мысли тащить с собой полотенце становилось еще жарче. Но сейчас, покрываясь мурашками, она думала о большом махровом халате деда, в который можно закутаться полностью. Голова пульсировала, а жар растекался по телу. Ненадолго закрыть глаза…