– Васильны.
– Мировая бабунька.
– Ангел.
Снова разлили самогон. На этот раз Марчелла протянула Жене стаканчик. Он опрокинул его и даже не зажмурился. Наверно, эта Васильна и правда мировая.
– А я хочу шампанского, – вдруг сказал кто-то тонким голоском.
Женя присмотрелся. Хотя свет от прожектора был яркий, она все равно оказалась в тени. Или рядом с Кирей все меркли. Лена Неполено? Что она здесь делает? А что он сам тут делает?
– Валюха, – крикнул Бут куда-то в домик.
Тишина.
– Валентин, едрить твою налево, – крикнул он громче и снова закашлялся. – Хватит там сидеть, иди к нам и захвати из холодильника шампанское для дам.
Из домика послышалось какое-то причитание, но вскоре оттуда вышел лысый мужчина с двумя бутылками шампанского. Он выглядел инородным телом в этой компании, но держался как свой, шутил, наливал девушкам шипучку.
Лена пила из стаканчика шампанское, которое то и дело подливал Валентин, смеялась тонким голосом и мелкими зубами. Все стало плыть перед глазами. Киря начал танцевать с кем-то. Может, с Марчеллой. Точно с ней. Ее розовые ногти постоянно щипали военный зад Кири. Лена танцевала сама, томно прикрывая густо накрашенные глаза. Пару раз манила Женю, но он не мог встать. Ноги налились чем-то тяжелым и неподвижным.
Встать, выйти за ворота и пойти домой. Нет, завести мотоцикл и поехать домой. Или лучше покатить мотоцикл домой. Женя решил, что у него есть план. Встал, пошатнулся, кто-то, кажется Каспер, поддержал его за локоть, спросил что-то, Женя кивнул и, тяжело переставляя ноги, дошел до калитки. Дернул ручку, она не поддавалась, еще раз. Попробовал толкнуть, открылась. Уличная прохлада подействовала освежающе. Женя подышал какое-то время, привыкая к темноте после света прожектора. Так-то лучше. Можно и поехать. Не такой он и пьяный.
Женя поставил ногу на подножку.
– Жень, – тонкий голосок за спиной. – Подвезешь меня?
– С-дись.
Она села, от нее пахло чем-то сладким.
– Ст-с где?
– Не знаю. Мы расстались.
Они ехали, как казалось Жене, не петляя. Но дорога все не кончалась. Как же далеко этот террикон. Жене хотелось прибавить газа, но он оказался выкручен до предела. Будто из онемения донесся бешеный рев, Женя увидел вокруг кусты, почувствовал непривычный холодок в трусах. Глянул вниз, рука Лены торчала из расстегнутой ширинки. Женя выжал тормоз, но не удержал руль. Мотоцикл медленно завалился набок. Высокая трава, как перина, приняла их в свои объятия. Женя пытался осмотреться, но видел лишь верхушку террикона. Значит, близко уже.
Попытался выползти из-под мотоцикла, но что-то мешало. Лена навалилась на него сверху и поцеловала. Ее язык был кисло-сладким, в нос бил запах духов и шампанского. Он попытался оттолкнуть ее, и на мгновение показалось, что ему удалось, но приятная тяжесть вдруг заставила все тело содрогнуться.
Женя знал, что уже спит в своей кровати, но вел немой диалог с Сашей.
– Ты знал, что Лена бросила Стаса?
– Кто кого бросил? Так, пару раз покувыркались… Я бы с ней на одном стуле не сидел…
Женя открыл глаза. В комнате еще темно. Или нет. Он накрылся одеялом с головой, все еще в одежде. Черт! Он вскочил с кровати, сорвал простыню и бросил на пол, снял с себя футболку, джинсы. Трусы прилипли. Борясь с тошнотой, отлепил их и бросился в ванную. Открыл горячий кран и ждал, пока колонка хлопнет, а от воды пойдет пар. Нашел мыло, которым мать застирывает сложные пятна, и залез в ванну.
Он намылился полностью, мыло щипало глаза, но он продолжал ногтями скрести кожу. Нужно дедово мочало. Мать не успела выбросить. Дед так и не отказался от шахтерской мочалки, даже когда вышел на пенсию. В углу под ванной Женя нашел похожую на паклю тряпицу и стал тереться ей. Горячая вода перестала жечь. Мочало и хозяйственное мыло тоже.
– Ты чего там творишь? – Мать стучалась в дверь.
Он не заперся, поэтому она вошла.
– Ты что, пьяный?
Валентина Петровна отобрала у Жени мочалку, отбросила куда-то в сторону, разбавила воду и стала поливать его из душа.
– Анька! – крикнула она. – Анька! Беги к Жорику за супрастином! Я последнюю себе вколола на ночь.
Аня, сонная и в ночной рубашке, заглянула в ванную:
– Что случилось?
– Да этот…
Она не договорила. Аня набросила халат и выбежала из дома. Валентина Петровна продолжала смывать теплой водой остатки мыла. Как тряпичную куклу, она крутила Женю, стараясь как можно тщательнее ополоснуть его. Когда поняла, что справилась, выключила воду и велела вылезать из ванны. Женя было потянулся к полотенцу на гвоздике, но она остановила его.
– Не трожь! Я принесу другое.
Через несколько секунд Валентина Петровна вернулась в ванную с толстым мягким полотенцем. Она берегла его Аньке на свадьбу. Накинула розовое облако на мокрые плечи сына и стала аккуратно промакивать.
– И мази на раз осталось, – говорила она больше себе. – Завтра утром надо будет съездить в аптеку. Попрошу Аньку подменить меня…
Она еще что-то бормотала, пока стелила свежие простыни. Не стала задавать вопросов, просто бросила в стиральную машину его вещи. Когда Женя уже был в постели, вернулась Аня с пакетом лекарств.
– Дядя Жорик еще какую-то бормотуху передал, сказал, успокаивает.
Валентина Петровна набрала в шприц супрастин.
– Анют, утром подмени меня, я в аптеку поеду.
– У Макса завтра первый выходной за три недели, мы на Дон собирались…
– Ну что теперь, пусть подыхает?
– Пусть меньше бухает и шляется где попало.
– Ты давно ли такая умная стала?
Аня уже не слышала, ушла в свою комнату и хлопнула дверью.
– Сейчас, сейчас, котик, потерпи.
Валентина Петровна вколола лекарство, Женя застонал. Он всегда боялся иголок. Мать перевернула его на спину и сначала внимательно осмотрела.
– Тебя где носило?
Это были вопросы, на которые ни ей, ни ему не нужны были ответы. Намазав Женю остатками мази, она еще какое-то время сидела на краю кровати и, едва касаясь, гладила его по волосам. Он спал.
Женя проснулся, когда солнце ярко освещало сад, значит было около полудня. Он попытался перевернуться, но кожа прилипла к простыне. Боль пробила все тело. Он вспомнил вчерашний вечер, хотя и не полностью. Посмотрел на свои руки в красных пятнах и царапинах, и захотелось блевануть от самого себя. Сел в кровати и осмотрелся. На подоконнике лежала пачка сигарет – мать вытащила из кармана. На тумбочке стоял стакан с водой и свернутый тетрадный лист. Под стаканом записка маминым почерком: «Я поехала в аптеку. Анька в магазине. Макса предупрежу. Выпей порошок».
Женя развернул тетрадный лист, в нем был белый порошок. Высыпал в стакан, поболтал и выпил. Пить хотелось нещадно. Женя встал, надел чистые трусы, аккуратно сложенные на стуле, и вышел из комнаты. Дом приятно молчал. Только настенные часы в гостиной отбивали размеренный такт. Он постоял, прислушиваясь, – вдруг какой-то еще звук раздастся. Нет. Он здесь совершенно один. Один на один с воспаленной кожей. Каким же надо быть идиотом, чтобы так вляпаться, подумал Женя, снова вспомнил ночь и не сдержал рвотный позыв.
Три дня Женя не выходил из дома. Градусник в тени показывал сорок. В такую жару лучше не показываться солнцу. Макс дал отпуск, взяв на время Стаса. Валентина Петровна утром и вечером колола Жене антигистаминные. Мазь помогала. Красные пятна превратились в белесые корки, и, когда мать не видела, Женя отдирал их. Он знал, что так нельзя, но никак не мог удержаться.
Он скучал. Телевизор быстро надоел. Поэтому однажды утром, когда мать ушла на смену, а Анька помогала на участке родителей Макса, он вошел в летнюю кухню. Одеяло все еще занавешивало окно у кровати. Хотелось что-то сделать. Женя сорвал его, выбросил во двор. Стекла на окне были покрыты таким толстым слоем жирной пыли, что, попробовав вытереть мокрой тряпкой, он бросил. Тут нужен специальный состав с нашатырным спиртом. Матрас на кровати все еще продавлен в середине, где обычно сидел дед. Женя сел и оглядел кухню. Если ее хорошо вымыть, можно жить. Он решил вечером сходить к соседу и договориться о столе. Ошкурить его, заново покрыть лаком. Только избавиться от этой старой скатерти. Женя содрал ее, под ней нашел пожелтевшие письма, среди них несколько фотографий: мама с дядей Жориком, когда он вернулся из армии, они с Аней в клумбе астр перед домом. Женя в коротких шортиках и с острыми коленками, Аня в платье и с двумя бантами. На обороте подписано: Анюта и Женечек. Дед часто его так звал. Женечек, сходи за «Жигулевским». Женечек, принеси нарды. Женечек, скажи матери, что Анька вырядилась, как проститутка. И Женечек говорил. И Анька злилась. Так злилась, что однажды выбросила дедовы часы в уличный туалет… Женечек, прости старого. Голова совсем чумная. Я не хотел. Да я бы ничего не сделал, Женечек. Женечек, слышь, малыш, да я бы руку себе лучше отрубил, чем хоть пальцем тебя тронул. Женечек, прости.
Женя почесался, потом еще. Бросил на стол фотографии и вернулся к себе. Разболтал еще один порошок, выпил и лег. Часы из зала гулко тикали, отзываясь эхом в каждой комнате пустынного дома. Женя накрыл голову подушкой, зуд утихал.
В дверь осторожно постучали. Женя не ответил. Аня просунула голову в проем:
– К тебе Сашка.
Женя не успел ответить и вообще понять, что он уже проснулся, Саша вошел и щелкнул выключатель. Женя зажмурился.
– Ох, еб… Ну и видок.
Женя натянул простыню к самому подбородку. Саша все еще стоял в дверях, не решаясь войти.
– Это ж не заразно?
– Заразно. Проваливай.
– Да ладно. Я ж пошутил.
И Саша уселся в кресло. Прямо на стопку выстиранных и выглаженных вещей.
– Был в гараже. Стасямба пашет, ни черта у него не получается. Макс бесится, а Вован с него угорает… Слыхал, Киря из армейки вернулся. Бут запил на радостях и чуть не спалил дом. Марчелка вовремя проснулась и потушила. Они, кажись, подсели на что-то крепко. Я видел ее… Такая замарашка…