В субботу, умывшись на всякий случай святой водой и надев широкие черные брюки из секонд-хенда, Марина отправилась в Дом техники. Сердце так стучало, пока она поднималась по мраморным ступеням, что разболелась голова. В холле перед кабинетами было много людей. Намного больше, чем Марина представляла. А она представляла, как придет и познакомится с кучкой подростков из своей группы для отстающих. Но оказалось, что мормоны популярны в городе.
Увидев Марину, старейшина Хаггард ей помахал и показал жестом, что сейчас освободится и подойдет. Но освободился он не скоро. Какой-то старичок в костюме времен своей молодости о чем-то долго и нудно рассказывал, Хаггард кивал, что-то отвечал, но Марина поняла, что ему очень хочется отвязаться от него. И это вдруг ее так успокоило. «Святоши» оказались такими же людьми, как и она. Наконец Хаггард что-то сказал старику, пожал ему руку и подошел к ней.
– Привет, Марина!
Его прыщи на щеках стали менее заметными или Марина перестала на них обращать внимание? Хаггард улыбался той американской улыбкой, какую можно было увидеть только в кино. Он рассказал о планах погрузить всех в автобус и отправиться в красивое место недалеко от Горного леса.
В автобусе, на удивление, всем хватило мест. В холле толпа выглядела неисчислимой. Оказалось, что у «взрослой» части прихода свое мероприятие. «Скучное и умное», – как выразился парень на соседнем сиденье. В драмтеатре гастроли столичного мюзикла «Иисус Христос – суперзвезда». «Звучит не так уж скучно», – подумала Марина, но вслух ничего не сказала.
Проезжая свой район – а дорога в Горный лес шла через него, – ей казалось, что ее непременно сейчас заметят, поэтому она вжалась в сиденье и закрыла глаза. Крутой поворот после пожарной части, где жили двое ее одноклассников. Теперь только быстрая трасса в сторону Москвы, а потом съезд, проселочная зыбкая дорога, узкий мост из бревен и настила, и они у места рядом с речкой, больше похожей на ручей.
Автобус остановился. Марина подумала, что стоило захватить с собой термос с чаем и бутерброды. Хотя бы бутерброды. Термос невозможно было утащить у бабушки из-под носа. Она обладала удивительным чутьем на вещи, которые брались без ее ведома. Даже если эти вещи десять лет никто не трогал. Как-то Марина подарила картинку маслом, которую нашла на чердаке, подруге на день рождения. Денег на подарок не было, и мама не хотела ее пускать, но Марина соврала, что подарит открытку, сделанную своими руками. Маме этого хватило. А бабушка через несколько дней вдруг попросила Марину достать «сосновый бор». Тот самый, что теперь стоял в книжном шкафу у подруги. Ничего не оставалось, как соврать, что его просто нигде нет. Бабушка пообещала сама поискать, но так и оставила эту идею. А может, искала, но, не найдя, махнула рукой.
На опушке миссионеры расстелили пледы, невысокая женщина раскладывала еду из пакетов. Все было заранее куплено и упаковано в аккуратные пластиковые коробочки. У Марины дома была одна такая. Дед, еще живой, носил в ней еду, когда уходил на смену. Она была исцарапана вдоль и поперек, а въевшийся слой жира отбивал охоту пользоваться ей. Никто и не пользовался. Эти же коробочки выглядели чистыми. Они были новыми. И в них аккуратно нарезанными ровными ломтиками были огурцы, морковь, помидоры, ветчина и хлеб. В больших бутылках газировка. Никаких термосов Марина так и не увидела.
Все казалось нереальным. Какая-то картинка из американского фильма. Даже мрачный Горный лес с его ковылем, пыреем и пижмой выглядел красочным. Кто-то играл в бадминтон. Несколько раз ракетку брал старейшина Хаггард и всухую обыгрывал того самого умника. Он предлагал Марине сыграть, но она соврала, что растянула лодыжку и лучше ей не напрягаться. Зачем она врала, она и сама не знала. Иногда с Катей они играли в бадминтон. И выходило у обеих неплохо. Но Марине было страшно представить, что все будут смотреть на нее. На то, как она с открытым ртом следит за воланчиком, как делает выпад, как подпрыгивает и неудачно приземляется. Во время игры она так увлекалась, что часто забывала о простой осторожности и обязательно падала. Здесь нельзя было допустить падения. Не нужно привлекать к себе лишнего внимания.
Старейшина Джонс организовал квест. Не такой, где нужно раскрыть загадочное убийство. Кажется, нужно было отыскать символы веры. Группа подростков смеялась так, будто они смотрели молодежную комедию. Чтобы не быть совсем белой вороной, Марина присоединилась к играющим в карты. Она иногда играла с бабушкой в дурака. Это было скучно, тем более бабушка не хотела играть в подкидного. Как-то приехавший в гости «с Севера» племянник Ангелины Васильевны научил Марину играть в козла. И все две недели, что его семья гостила, каждый вечер Марина садилась за карточный стол. Было в этом что-то очень взрослое, что нравилось ей.
Сама того не заметив, Марина стала улыбаться. Все происходящее вокруг казалось таким правильным. Именно так и нужно проводить время. На природе, за играми, песнями, смехом. Ей вдруг захотелось стать частью этого мира. Мира, где нет гадкого Бута с его приспешниками, где нет и не могло быть таких, как Марчелла, где немыслим самогон и пьяные танцы под «Многоточие», где нет страданий. Марина смотрела на всех, и ей казалось, что все они счастливы. Их ничего не заботит, им весело и легко. Легко. Марина хотела, чтобы было легко. Понравился ей Саша, пусть она ему тоже понравится. Потом понравился Женя, пусть Саша сам собой куда-то исчезнет. И никаких страданий. Никаких мук.
– Как тебя зовут?
Марина отвлеклась от игры в странные карты. Она никогда еще не видела таких круглых людей. Девушка казалась шаром на маленьких ножках, скрытых под одеялом, которое было на самом деле платьем. Марина поняла, что выглядит слишком удивленной, и постаралась расслабить лицо.
– Марина.
– Мою сестру зовут Марина, она сейчас на миссии в Африке.
– В Африке?
– В Кейптауне.
Марина сделала вид, что точно знает, где это.
– Я Маша, а вон моя мама Лариса. – Она указала на женщину, жующую бутерброд и совсем не круглую.
Марина не знала, что говорить. Она терялась в незнакомых компаниях.
– Мы в церкви уже три года.
Маша улыбалась почти как американцы. Мешали только ее чуть желтоватые зубы. В обычной обстановке Марина бы не заметила желтизны, но на фоне белоснежных рубашек и таких же белоснежных зубов миссионеров все зубы казались желтыми.
– И часто у вас такое? – Марина обвела глазами поляну.
– Летом довольно часто.
– А зимой?
– Ездим в Ростов.
Марина не знала, как спросить, что вообще здесь происходит. Поэтому сказала:
– Весело у вас.
– Да, завтра придешь на собрание?
– Собрание?
– Воскресная служба, – шепнула Маша.
– Я не… – запнулась Марина. – Это же не секта?
Маша засмеялась. Марина нервно хихикнула.
– Тебе лучше поговорить с миссионерами.
Это не ответ. Марине хотелось, чтобы Маша сказала: «Нет, это не секта! Ты что!»
– О! Пятнашки! Пойду обыграю брата Джонса.
И она убежала так быстро и легко, что Марина подумала, уж не в костюме ли она толстяка на самом деле. Марине стало тоскливо. Она чувствовала себя случайно оказавшейся на чужом празднике. Захотелось поскорее увидеться с Катей, рассказать ей все, вместе посмеяться и потом даже приклеить себе прозвище «сектантка». Да, как только все это закончится, Марина выйдет на остановке, когда автобус повезет их мимо родного района, и направится к Кате. Пройдет быстрым шагом мимо дома Бута, мимо своего дома, будет петлять по Пограничной и дойдет почти до самого конца. А потом они вместе добегут до карьера и нырнут в его холодную воду прямо в одежде. И будут хохотать. И Катя будет говорить: «Покайся, дочь моя! И я отпущу тебе грехи!», а Марина поправит: «Не дочь, а дщерь».
О чем она думала, когда села в автобус? Неужели она не слышала историй о сектах? И когда она уже подумала бежать, Лариса, мама круглой Маши, протянула бутерброд:
– Ты совсем не ела.
Марина откусила, во рту так пересохло, что куски хлеба и колбасы просто разваливались и растирались в крошку о язык. Она сглотнула, хлебный ком медленно, цепляясь за стенки, полз по пищеводу. Водички бы.
– Тебе колу или спрайт? – спросила Лариса.
– Спрайт.
Спрайт был любимым напитком. Марина не понимала мирового помешательства на коле, хотя новогодняя реклама отлично показывала, в чем причина. Сделав глоток, Марина ощутила, как ком упал в желудок. Она выпила стаканчик залпом, и Лариса налила еще. Захотелось ее обнять, но Марина сдержала порыв.
– Не переживай, – сказала она. – Привыкнешь.
Не успела Марина мысленно ответить, что не собирается ни к чему привыкать, как возник старейшина Хаггард. Капельки пота блестели на его лбу. Он тяжело дышал и обмахивал себя ракеткой.
– Как дела, Марина?
Ей не хотелось показаться какой-то дикаркой, поэтому она ответила:
– Супер!
– Сыграем? – Он крутанул в воздухе ракетку.
«Так хотя бы время быстрее пройдет», – подумала Марина и взяла вторую ракетку. Солнце светило ей прямо в лицо, и первые подачи она пропускала. Старейшина Хаггард великодушно предложил поменяться сторонами. Кто-то из зрителей, Марина знала, что это тот всезнайка с английского, сказал, что это не по правилам. Но Хаггард что-то ему ответил на английском, и тот замолчал.
С каждым отбитым воланчиком Марине становилось веселее. Мысли, которые еще несколько минут назад роились в голове, куда-то делись. Ветерок, что обдувает лицо, руки и ноги, которые безоговорочно ее слушаются, меткий взор, который следит за белой точкой в воздухе. Только это имело значение.
Наконец победа была за ней. И ей не хотелось думать, поддался ли старейшина Хаггард или просто устал. Она была счастлива. Ей вручили подарок – книжку «Маленький принц» на английском. И Марина пообещала себе обязательно ее прочитать.
После общего застолья на траве стали собираться и грузиться в автобус. Делалось это шумно. Гораздо громче, чем по дороге в лес. В автобусе пели песни. Начали с «Батарейки». Старейшина Джонс, на удивление, подпевал.