– Еще ставь, – сказал он.
И Марчелла, вылив остатки из турки под единственный розовый куст, снова налила в нее воды из колонки, всыпала кофе и воткнула в тот же песок. Теплый запах заполнил солнечный двор. Женя отпил. Ему было вкусно.
– Такими работами у нас малой занимается, – сказал Бут и сделал маленький глоток. – Марусь, у нас с сахаром напряженка?
– Нет, – ответила Марчелла.
– Ну так не жалей!
– Сахар – белая отрава.
– Вся жизнь – отрава. – Бут повернулся к Жене. – И карданы после него по десять лет служат.
– Я научусь.
– Что ж мне с вами делать?
Бут говорил это уже не Жене, а только что вошедшему Валентину. Тот за пазухой держал газетный сверток. Бут хлопнул в ладоши и потер их одну о другую.
– Семка сегодня с матерью на огороде.
– Отлично. Как раз парнишку займем.
Бут хлопнул Женю по плечу и скрылся вместе с Валентином в домике. Марчелла поставила перед Женей второй стаканчик, а сама села на место Бута. Она смотрела на дверь, которая закрылась за Бутом и Валентином, потягивая из его стаканчика.
– Гадость, – скривилась она. – У тебя еще тот?
Не дожидаясь ответа, она схватила Женин кофе и сделала глоток. Кислая гримаса разгладилась, и она улыбнулась. В этой улыбке вдруг проглянула молодая девушка. Женя совсем забыл, что она немногим старше его. Возможно, как его сестра или даже младше.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
Марчелла резко развернулась и прямо посмотрела на него. От ее взгляда хотелось спрятаться. Глаза казались голубее летнего неба, а ресницы – желтее пшеничных колосьев.
– Много будешь знать…
– Скоро состаришься.
– Что ты сказал?
– Говорят, много будешь знать, скоро состаришься.
– Без тебя знаю.
Она допила его кофе, сплюнула на землю гущу и улыбнулась коричневыми с просветами зубами.
– Клеишь меня, красавчик?
Женя отвел взгляд. Он не знал, как общаться с такими, как Марчелла. Он и не знал, кто они, такие как Марчелла. Доступными их нельзя назвать, хотя в какой-то степени они доступны. Аня назвала бы ее давалкой, но честной. Женя же скорее думал про Марчеллу как про свободную. От всего.
Женю спас появившийся из домика Бут.
– Ну змея! Уже пригрелась. – Он довольно оскалил свой золотой рот. – Иди и не мешайся тут. Мальчика мне не порть.
Марчелла подмигнула Жене и пошла в домик, толкнув по пути костлявым бедром Бута. Он хихикнул, как школьник на задней парте.
– Иди к Ангелочку, знаешь, где живет? Скажи – от меня, пусть она три пятишки тебе отольет. Только напросись посмотреть, якобы убедиться. Следи, чтобы не разбавляла. – Бут протянул Жене спиртомер. – Должно быть семьдесят.
У двора Марины его сердце больно забилось. Меньше всего ему хотелось с ней встретиться. Но и терять новую работу ему никак нельзя. Покраснев, он нажал звонок. В глубине залаял пес. Послышались шаркающие шаги. Только б не Марина. Пусть бы она спала или вообще не здесь жила.
Калитка приоткрылась. Перед ним стояла Ангелина Васильевна. Женщина с прямой спиной и острым, прокалывающим взглядом. «Как у Марины», – подумал Женя и еще больше покраснел.
– Я от Бута.
– И чего?
– Три пятишки.
– Нет столько.
– Но он сказал, что…
– Заходи.
Она посторонилась, впуская Женю, и снова заперла калитку. Пес залаял сильнее. Ангелина Васильевна прикрикнула на него, и тот скрылся в конуре, выставив оттуда злобную пасть.
– Звать как?
– Женя.
– Откуда ты, Женя?
– С Одоевского.
Она вошла в летнюю кухню и кивнула ему:
– Это у тебя дед повесился?
– Да.
– Ох, царство ему небесное, грешнику. – Она перекрестилась. – Поставила на ночь, забыла печку включить, а утром все перебродило. Курам выбросила. Поможешь мне.
Она кивнула Жене идти за ней. Они прошли просторную комнату с большим окном и столом, оказались в комнате поменьше, но хорошо обставленной, оттуда Ангелина Васильевна проводила его в комнату со шкафами. «Гардеробная, как в кино», – подумал Женя, но тут же обманулся. За одной из шкафных дверей оказалась еще комната. Темная, без окон и свежего воздуха. На него сразу пахнуло брагой.
Ангелина Васильевна щелкнула выключателем, и в комнате желтым зажглась единственная лампа. Женя огляделся. На большом столе у стены стояли банки, тазы, кастрюли. В дальнем углу на табурете помещалась электрическая плитка, как у Бута во дворе.
– Так, возьми вот эту кастрюлю. – Ангелина Васильевна указала на пятидесятилитровую выварку на полу. – И поставь сюда.
Женя приподнял выварку, почувствовал, как заныли мышцы спины, но виду не подал. На согнутых ногах он кое-как дотащил кастрюлю к плитке в углу. Чтобы ее поставить, нужно сделать реальное усилие. Он собирался с духом.
– Каши мало ел? Давай вместе.
Он за одну ручку, она за другую, вместе поставили выварку на плиту. Ангелина Васильевна шумно выдохнула:
– Ну, пошли, чаем напою.
– А печку включить не надо?
– Тьфу ты! Опять забыла!
Она воткнула хлипкую вилку в еще более хлипкую розетку, торчащую вместе с проводами из цементной стены. Женя содрогнулся от мысли, на каком честном слове тут все держится, и вышел вслед за Ангелиной Васильевной.
Ему стоило отказаться от чая, но чем-то эта женщина, эта прямая старушка, его подкупала. Какие у нее могут быть дела с Бутом?
Ангелина Васильевна поставила перед ним чайник с заваркой, предложив самому определить крепость. Женя налил полчашки ароматного чая, Ангелина долила кипятка. Поставила на стол вазочку с клубничным вареньем и булочки. «Сама пекла», – догадался Женя. Он отпил чая.
– Не раньше вечера будет, – сказала Ангелина Васильевна. – Приходи к десяти.
Женя кивнул, пережевывая сдобу.
– Ешь-ешь. И этому Бармалею отнеси. А то напекла, а есть некому. Все на диетах. В чем только душа теплится?
Женя подумал о Марине и ее твердом теле. Он не назвал бы ее худой или костлявой, она просто была твердой. Ангелина Васильевна тоже была твердой, но о ее теле Женя не хотел думать.
– В следующий раз пусть звонит. – Ангелина Васильевна указала на сотовый телефон на буфете.
Женя не знал, есть ли у Бута телефон. Он допил чай и простился до вечера.
Женя зачищал сварные швы, когда в гараже появился Киря. Ни с кем не здороваясь, он прошел в домик. Бут с самого утра, как Женя вернулся, не выходил. Марчелла изредка прохаживалась по двору, но вид у нее был отстраненный. Вся утренняя игривость куда-то испарилась.
В три часа Женя затосковал по гаражу Макса. Обычно в это время, если не был на выезде, он устраивал дикие пляски. Именно в три часа его невыносимо клонило в сон, поэтому он выкручивал громкость и начинал танцевать. По-пацански, кривляясь и стесняясь. От этого все сразу бодрились. Вован иногда присоединялся, и тогда Женя жалел, что у него нет камеры, чтобы запечатлеть эти моменты. Сейчас особенно.
– Делом лучше займись, – послышался крик из домика. – Шатаешься тут…
– Это я шатаюсь? – отвечал Киря. – Ты на себя посмотри! Мать довел уже…
– Пшел отсюда!
Киря вышел и хлопнул дверью так, что стекла задрожали. Никто из ребят не обратил внимания, будто это было чем-то самым обычным. Сварка ни на секунду не прекращала трещать, пила по металлу не останавливалась, шумы производились с регулярностью. Женя поспешил вернуться к своей шкурке.
– Есть курить? – спросил Киря у Пашка, который что-то варил.
Тот отложил сварочный аппарат, стянул маску, достал из нагрудного кармана пачку и протянул Кире.
– Дай прикурить.
Пашок включил сварку. Киря, сощурясь, протянул сигарету к искре.
– Он с утра? – Киря затянулся и кивнул на домик.
– Угу.
– Есть штукарь взаймы?
Пашок пошарил в карманах:
– Семьсот.
– Пойдет.
Киря сунул деньги в карман, докурил и вышел. Женя с тоской подумал о том, что в гараже у Макса ни у кого таких денег в карманах не водится. И постарался отвлечь себя мыслями о предстоящем вечере, когда у него будут шелестеть в кармане собственные купюры.
Ничего интересного больше не происходило до вечера. Приходили и уходили люди. Приезжали и уезжали машины. Работа делалась, и ни на минуту в мастерской не становилось тише.
Когда солнце покраснело, пришел Валентин. В прихожую по одному стали заходить и выходить. Получали зарплату. Кто-то сразу уходил, кто-то продолжал прерванную работу. Но ощущения окончания дня не было. Женя знал, что ему еще к Ангелине Васильевне к десяти часам, поэтому, получив свой гонорар, триста рублей как новичку, продолжал свое скучное дело.
В десять часов Женя позвонил в звонок, боясь встретиться с Мариной. Наверняка она дома. Но открыла ему опять Ангелина Васильевна. Вернее, она крикнула, чтобы заходил. Пес снова лаял на своей цепи.
Ангелина Васильевна процеживала через марлю молоко. Женя подумал о контрасте. Но недолго.
– Хочешь парного?
Она протянула ему железную кружку, Женя глотнул.
– Пей! В магазине такого не купишь.
Женя допил, но для себя решил, что больше никогда не будет пить парное молоко.
Ангелина Васильевна закончила разливать молоко по банкам и пригласила Женю в маленькую комнату без окон. В ней было жарко. Женя проверил, как учил Бут. Прибор показал семьдесят пять. Желудок сжался, молоко попросилось обратно.
Двор освещали только свет лампочки над столом с молоком и окно кухни. Быстрым взглядом Женя определил, что в доме никого. Он выдохнул и спокойно направился к калитке, Ангелина Васильевна не стала его провожать, осталась в своей «мастерской».
Правой рукой он держал две бутыли, и ладонь больно резало. Чтобы открыть калитку, он извернулся. Но не успел толкнуть, как в нее вошла Марина. Не вошла, а ворвалась и, кажется, не удивилась, увидев Женю. Она безучастно окинула его взглядом. Женя поздоровался. Что еще оставалось делать? Хотя вся ситуация теперь ему казалась комичной и ему вдруг захотелось поговорить с ней, посмеяться вместе, выдержать ее прокалывающий взгляд. Все эти мысли пронеслись в его голове так быстро, что сердце туго застучало. Он уже приготовился поставить бутыли на землю, но Марина прошла мимо, задев его плечом. Специально, конечно.