– Ты еще тут?
Валентин возник перед ней, она подтянулась и едва заметно вжала голову в плечи. Но Валентин заметил и ничего больше не сказал, прошел в дом, в переднюю комнату к своему столу. Вскоре к нему зашли Пашок, Виталик и еще парни. Ежедневная планерка. Валентин это любил. Он был таким. Вова был другим. Валентин часто в ссорах спрашивал, где бы он, Вова, был, если бы не он. Бут отвечал, что не иначе как в яме с дерьмом. И Валентин успокаивался. Ему нравилось так думать. Марчелла же знала, что, не будь Валентина, ничего бы не изменилось. Нашелся бы кто-то другой, кто умеет считать. Такие, как Валентин, ничего не понимают. Не понимают, что дело строится не цифрами и бумажками. Он понятия не имеет, как строится дело. И если бы Киря не побежал к Феде, если бы они дождались, когда Буту станет лучше, не пришлось бы устраивать этот передел. И Киря никогда не узнает, как отец потом унижался перед Федей за дерзость сына. Это его сломило. Этого его сердце не выдержало.
– Привет.
Марчелла подняла глаза от кофе. Это Женя. «С бритой головой он не такой сладкий, но что-то в нем все еще есть», – думала Марчелла. И даже какой-то жар прилил к бледным щекам. Она поставила кружку, чесанула ногтями за ушами, потянулась за пачкой сигарет. Пустая.
– Буду после обеда, – сказал Валентин и вышел со двора.
Заиграло радио, заработали инструменты. Начался привычный шум, который и сводил Марчеллу с ума и заставлял помнить о том, что она еще жива.
– Постой. – Она позвала Женю.
Он еще ее замечает. Он, скорее всего, мало что соображает после травмы. Эта история тоже заставила Марчеллу улыбнуться. Сестра, спасая брата от угара, проломила ему череп. Говорили, что видно было мозги. Но Марчелла знала, что не могло быть видно мозгов. Она помнила, как в детском саду одному мальчишке проломили голову железной машинкой, случайно. И видела, что происходит с черепом, когда кажется, что из дыры виднеются мозги. Чтобы пробить черепную кость, нужно очень постараться. Едва ли Аня так старалась. Всего-то несколько швов. Всего-то порез кожи головы и гематома. Но драматизм истории вырос до невероятных размеров.
Женя подошел к ней.
– Есть курить? – спросила она.
Женя полез в задний карман и достал «винстон». Она не любила синий «винстон», но делать нечего, закурила. Попросила Женю подержать зажигалку, а сама своими ладонями накрыла его руку с огнем. Она любила этот жест. Он сразу возвращал ей себя. Она вспоминала ту, кто мог одним взглядом заставить делать то, что ей нужно. Она подняла глаза, Женя смотрел сверху вниз. «То, что надо», – подумала Марчелла и откинулась в кресле, затянулась и выпустила в него дым. Еще один жест. Для начала хватит.
Женя спрятал зажигалку и вернулся к своей работе. Что он делал? Что-то разбирал. Марчелла следила за ним, царапая и царапая кожу за ушами. Ей хотелось уйти к себе, спрятаться под одеяло и кричать. Она никогда не сдерживала себя. И никто не смел входить в комнату. Не теперь.
Она пила кофе. Чашку за чашкой. Чувствовала, как кровь приливает к щекам, животу, кусала губы. Сильно, до крови.
Нужно что-то делать. Марчелла поднялась и прошаркала в свою комнату. Ей она показалась такой мерзкой, что захотелось прибраться. Она сорвала с дивана постельное белье, бросила его на пол, туда же кое-какую свою одежду. Чистое белье, пусть неглаженое, она сразу же постелила. Грязную кучу затолкала под стол, подальше от глаз.
На электрическую плитку Марчелла поставила ведро воды, которое заботливо принес Женя. Он просто не знает еще, что ее следует игнорировать. Нужно этим пользоваться.
Марчелла закурила и стала ждать, когда нагреется вода. Подняла с пола пакет с пирожками. Надкусила один. Как всегда, великолепны. Доела и почувствовала тяжесть. Нельзя теперь бежать в туалет. Девочки не бегают в туалет. Только ночью. Когда никто не видит. Сейчас нужно следить за водой. Когда станет теплой, вымыть голову и все остальное.
Калитка со скрипом отворилась. Так открывают только трусливые.
На Марину мало кто обратил внимание, пока она шла к домику. Только Женя стал усерднее прятать голову в плечи. Марчелла не могла не заметить эту в нем перемену. Кровь отлила от щек. В животе еще было тепло.
– Киря просил зайти, – сказала Марина.
– Жидкость для снятия лака есть?
– Есть.
– Тащи. И лак какой-нибудь.
Марина ушла, а через десять минут вернулась с косметичкой с Минни-Маус. Вода нагрелась, и Марчелла велела Марине тащить ведро к душу. Душем называлась конструкция в саду из трех фанерных стен и шторки. Бут обещал установить бак с нагревателем, но не установил.
– Польешь мне.
Марчелла сунула Марине пластиковый ковш, вошла в кабинку, разделась, повесив свои вещи на хилый крючок, наклонилась и велела лить на голову. Теплая вода будто пробуждала. Марчелла пыталась вспомнить, когда в последний раз она мылась. Месяц назад? Когда они с Бутом поехали в сауну его друга? Марчелла намылилась мылом. Шампунь она не нашла. А может, его и не было.
Марина подала полотенце и отвернулась.
– Что не смотришь? Неприятно?
Марина не ответила.
– Надо было Женю просить. Уж он знает, куда смотреть. От тебя одна тошнота…
Марчелла так терла полотенцем голову, что ссадины за ушами начали болеть. Это ее разозлило. Разозлило, что ее волосы такие редкие, быстро пачкаются и приходится их заправлять за уши.
– Думаешь, ты лучше меня? – Ей хотелось обидеть Марину.
– Да.
– Что?
– Я лучше тебя.
Марчелла не придумала, что ответить. Ей хотелось просто ворчать на безмолвную Марину. А она посмела открыть рот. Да еще так.
– Я могу идти?
– Ногти мне покрась и иди.
Они вернулись на веранду. Марчелла закурила и протянула свободную руку Марине.
– Может, сначала высушить голову?
– У меня нет фена.
– Простудишься же.
Марчелла лишь выпустила дым в сторону и придвинула руку с облезлыми ногтями ближе. Марина молча взяла ее пальцы и стала стирать лак ацетоном. Она будто брезговала, старалась не дышать. Злость и брезгливость. Вот что она вызывает в людях.
Марчелла выбрала красный лак. Немного вульгарности ей никогда не вредило.
– Вова любил красный лак, – сказала она.
– Не сомневаюсь.
– Я не поняла, ты что дерзишь?
Марчелла вырвала руку.
– Не высох еще.
Марчелла вернула руку Марине. Она думала, как бы зацепить эту девчонку. Но сделать это так, чтобы Киря не знал. О чем она ему не расскажет? В этот момент ее взгляд упал на цепочку на шее Марины – кулончик. Сердечко. Конечно, любовь. Такие всегда влюблены в кого-то.
– У тебя парень есть?
Марина сделала вид, что не расслышала.
– Я спрашиваю. – Марчелла крикнула. – У тебя парень есть?
В этот момент мастера посмотрели в их сторону. Во взгляде Жени она что-то уловила. Но что? Этот тихоня как-то с ней связан? Наверняка. Что-то такое она припоминала.
– Нет. – Марина покраснела.
Марчелла улыбнулась и снова почувствовала, как жар приливает к щекам и животу.
Наконец Марина закончила маникюр. Вышло так себе, но лучше, чем было. Марчелла критично рассматривала свои пальцы.
– Оставишь мне? – Она кивнула на красный лак.
– Забирай. – Марина дернула плечами.
И опять эта брезгливость. Таких, как она, Марчелла била после школы. Эти девчонки думают, что они лучше. Но они ничем не лучше. Они такие же, только боятся себе в этом признаться.
– Он тебе нравится?
Марина собирала свою косметичку с Минни-Маус.
– Вижу, что нравится. Покраснела. Мне тоже нравятся тихони.
– Неужели.
– Гадкая ты девка.
Марчелла выхватила сумку из рук Марины. И хотела даже ей ударить, но передумала. Села обратно в кресло. Марина взяла сумку и, красная, побежала к калитке, которую по неудачному стечению обстоятельств открыл Киря. Он быстро глянул на Марину и потом посмотрел на Марчеллу. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
Марчелла подобралась в кресле, накинула на себя плед и ждала. Его долго не было. Или ей так показалось. Показалось, что долго. Наверняка эта мелкая дрянь жалуется. Наконец он вошел. Черный от злости. Марчелла могла бы поклясться на иконе, что его лицо в этот момент почернело. Как почернело лицо Бута, когда он задыхался. Неужели Киря и это унаследовал от отца?
– Я тебе шею сломаю двумя пальцами.
– Ломай.
Киря стоял перед ней и смотрел сверху вниз. В его взгляде читалась та же брезгливость, что и во взгляде Марины. Ему противно. И только Женя смотрел по-другому. Она не могла бы объяснить как, но точно без презрения.
– Пожалуйста, не бей. – Марчелла сложила свои накрашенные пальцы домиком на голове.
– Не собираюсь я руки марать.
– Киричка. – Она опустила руки.
– Чего. – Его голос потеплел.
– Кирюш, – мягко пропела она.
Киря невольно улыбнулся:
– Ну чего?
– Мне уже надо.
– До завтра не терпит?
– На толчке полдня просидела. Даже мыться пришлось.
– То-то я смотрю – похорошела.
– Кирюш.
– Я Лару пришлю.
– Я и сама могу.
– Я Лару попрошу, – отчеканил он и ушел.
Темнело рано, прожекторы работали большую часть дня. Сегодня работы немного, и Марчелла ждала. Почему-то ей казалось, что этот вечер будет особенным.
Снова пришел Валентин, снова мастера прошли к нему за зарплатой. Когда Женя выходил и прятал свои деньги в карман, она снова попросила у него сигарету. Женя глянул на блок на столе, что принес Киря, и достал свою пачку. Она снова обняла его руку и посмотрела исподлобья. Она всегда так смотрела на мужчин. Им это нравилось. Кире, Буту, даже Вале. Поза подчинения. Нравилось ли Жене, она не могла понять. Она только шепнула, чтобы приходил потом. Он ничего не ответил и ушел. Если придет, значит ему тоже нравится.
Валентин еще возился за своим столом, когда Киря вернулся с Ларисой. Он что-то сказал Валентину, и они стали собираться. «На стрелку», – подумала Марчелла. Хотя сейчас это зовется деловой встречей.