Марчеллу увезли. Лариса и Киря поехали с ней. Марина наконец завязала на себе толстый халат и села в кресло на веранде. Часы на гараже показывали всего одиннадцать. Как такое возможно? Может, прошли уже сутки?
Женя стоял и смотрел на такую спокойную Марину. Только что она отважно боролась за жизнь какой-то грязной наркоманки – и вот сидит так спокойно. Даже не дрожит от холода. Женя чувствовал, как продрог до самого позвоночника. Он попытался закутаться в куртку плотнее.
– Садись.
Марина подвинулась в кресле. Женя втиснулся и вздрогнул. Марина развязала халат и укрыла его полой. От ее тела было тепло, как от печки, которую он растопил перед выходом и не закрыл перегородки. Скорее всего, потухла и в летней кухне снова холодно.
– Тебе не холодно? – спросил он, глядя на босую ногу.
Марина пожала плечами и ничего не ответила. Женя не шевелился. Он зачем-то припоминал всю ее фигуру в одной футболке на полу рядом с Марчеллой. И даже трупный вид Марчеллы больше не мог его отвлечь от мыслей о жаре, который исходил от Марины. А может, ему просто так казалось?
– Я закурю? – спросил он.
– Кури.
Женя потянулся за пачкой Марчеллы на столе. Ему пришлось навалиться на Марину, она выдохнула где-то близко к его щеке. Он зажмурился, открыл глаза и ничего не мог разглядеть. Он ощутил лицом мягкость банного халата, потом себя сидящим на полу и обнимающим босые ноги Марины. От ужаса снова все внутри похолодело. Он поднял взгляд. Марина так же спокойно смотрела на него. Что-то в ней изменилось. Женя попытался подняться, но не мог расцепить руки, которыми сжимал ее колени. Он ощущал аромат мыла от ее кожи. Конечно, она же выбежала в халате. С мокрыми волосами, как он припоминал теперь. Сейчас они лохматыми прядями свисали на лицо, словно ширмой прятали от него ее взгляд. Насмешливый? Она насмехается? Женя с силой расцепил руки и потянулся за сигаретами. Он сидел на полу, упираясь спиной в ее колени, и смотрел на стекло окошка, в котором отражалась она. Растрепанные волосы свисали на глаза, полы огромного халата раскинулись, и из-под нелепой футболки с какой-то группой – ноги. Одну она подогнула под себя, вторая свисала с кресла. И эту ногу Женя ощущал, пальцы касались его крестца. Он закурил. Втянул так сильно, что закашлялся. Она положила ладонь ему на голову. Погладила. Сердце чуть замерло. Развернуться, сжать ее, вдавить в кресло. И давить, давить, пока не станет легче. Что может быть проще. На ней даже нет трусов. Она выбежала из ванной. Натянула эту дурацкую футболку на мокрое тело, жесткое тело, искала трусы, но Женя звонил так настойчиво, а собака рвала цепь, что накинула халат, первый, попавшийся под руку, и выбежала. Выбежала к нему мокрая. От кожи исходил пар, а с волос капала вода.
Женя снова закурил. Он курил и смотрел на отражение Марины в стекле этого гадкого дома. Ощущал крестцом ее холодные пальцы. Конечно, холодные. Она выбежала к нему босая. Успела лишь бабушкины галоши надеть. Женя подумал об одеяле, но тут же отмел эту мысль. Гадко даже думать, чтобы укрыть Марину одеялом Марчеллы.
Он боялся что-то говорить. Он боялся шевелиться. Он ждал, что сейчас она встанет и уйдет. Ведь уже полночь. Но она не уходила. Она сидела, завернутая в этот дурацкий халат. Как бы он хотел перенестись в свою летнюю кухню с печкой, которую он растопил. Пусть бы она так же сидела в кресле, а он рассматривал бы ее. Как сейчас в отражении. Почему в отражении. Почему он не может посмотреть прямо. Развернуться и смотреть.
– Ты устал, – сказала она. – Иди, я дождусь.
– Чего?
– Кирилла.
– Зачем?
– Он просил дождаться.
Нельзя ее оставлять с ним. Одну. В этом халате. Нельзя.
– Мне нормально, – ответил он.
– Ты замерз.
– Ну так погрей меня. – Он правда это сказал вслух?
Женя почувствовал спиной движение. Марина двигалась в кресле, освобождая для него место. Он медленно поднялся, Марина раскинула полы халата, чтобы поместить его рядом. Они могли вдвоем уместиться в этом халате. Тот, кому принадлежал этот халат, был гигантом. Марина сидела с раскинутым халатом и подобранными под себя ногами, на которых тут же образовались мурашки. Ей холодно, но она терпит. Ради него?
Женя сел, Марина тут же запахнула халат, и они будто оказались в маленькой пещере. Сначала он никак не мог согреться, но она обняла его и прижалась. И Женя провел ладонью вверх по ногам и остановился. Ладонь будто прилипла к горячему бедру. Марина не шевелилась. Что значит это замирание? Быстрым движением Женя переместил руку на талию. И Марина чуть выдохнула. Он крепче ее обнял и положил голову ей на плечо. Так хорошо и так спокойно вдруг стало. Марина чуть заметно поглаживала его по голове. Сидеть бы так вечно. Пусть бы время на этих дурацких часах остановилось. Но стрелки все шли и шли. Напряжение спало. Жене больше не хотелось курить. Не хотелось вдавливать Марину в кресло. Ему хотелось, чтобы она гладила его по голове вечно.
Камни заскрипели под чьими-то кроссовками. Женя чувствовал под ладонью теплую кожу, ощущал запах мыла от волос, ему было тепло, пальцы все так же гладили его бритую голову.
– Уснул? – спросил кто-то шепотом.
Марина едва заметно кивнула.
– Замерзла?
Марина покачала головой. Женя окончательно проснулся, но не хотел шевелиться. Не хотел, чтобы это закончилось.
– Марчелка в реанимации, но говорят, не протянет до утра.
Киря вошел в дом, там что-то двигал, снова вышел и сел. Женя ощутил его совсем близко. Стало еще теплее.
– Пиздец, если она умрет. Всех нариков на нас повесят. И Сережа не поможет уже.
Он закурил. Жене тоже хотелось курить, но не хотелось все разрушить. Он знал, стоит ему проявить себя, Киря замолчит. Выпроводит его домой. И они останутся вдвоем. Эта мысль больно кольнула.
– Валя меня убьет. – Киря выпустил дым. – А мать вообще…
Киря встал, придвинул стол ближе и включил плиту.
– Будешь? – спросил он.
Марина покачала головой.
– А я бахну. Все равно не усну.
Киря тихо возился у стола, потом снова сел на пол.
– Расскажи хоть про своего Бога. Может, Он поможет.
Марина молчала.
– Ну как там вообще? Никто не обижает?
– А то что? – тихо спросила Марина, и Женя чувствовал, что она улыбается.
– Пизды им дам всем.
– Даже Богу?
– Ему в первую очередь.
Марина молчала. Запахло кофе. Киря встал, перелил кофе из турки в кружку и снова сел. Шумно отхлебнул.
– Как она пьет эту бурду?
Снова отпил и как-то крякнул. Поставил кружку на стол.
– Мы встречались. Ты знала? Еще в школе. Она была классная. Могла вломить любому, могла морально уничтожить. Дерзкая была. Я люблю таких… Любил. Я даже не удивлен, что батя на нее запал. Стремно это, но его понять можно. Если б не она, он бы кони двинул еще лет пять назад.
Он замолчал. Марина тоже молчала. Только дышала глубже.
– Ты не подумай, мы тогда давно расстались.
– Почему?
– Молодой был, глупый. Хотел всех поиметь. Думал, все такие же, как она… Ну ты поняла. Любят это дело.
– Оказалось, не все?
– Оказалось, не все. Даже Ленка, подружка твоя…
– Она не моя подружка.
– Ну ты поняла. Корчит из себя прошаренную, а сама… Вон Женек не даст соврать.
Женя вспомнил мягкое белое тело Лены, сухие кусты, от которых ему хотелось чесаться, и вдруг захотелось почесаться. Но он лишь крепче сжал Марину. Она, словно поняв что-то, снова положила ладонь ему на голову. Снова стало спокойно.
– А потом пошло-поехало. И уже стремно было проситься обратно. Да и батя уже тогда с ней подвизался. Меня в армейку забрали. Пришел, а она вот такая. Без слез не взглянешь.
Киря снова закурил.
– Водки бы.
Сколько они так сидели, Женя не мог сказать. Он почти не чувствовал тела. Только ладонь, под которой теплела кожа, и голову, которую заботливо гладили. Иногда он проваливался в сон, но, когда просыпался, все было по-старому. В какой-то раз он заметил, что стало темно. Он испугался. Но Марина снова его погладила, и он снова провалился в сон, в котором видел Марчеллу. Она сидела в кресле, в этом самом кресле, и он лежал у нее на груди, и она обнимала его и гладила по голове. Сначала приятно, а потом все сильнее и сильнее царапала его кожу, пока он не начал кричать от боли.
– Кошмар?
Женя открыл глаза. На улице еще темно.
– А где Марина?
– Домой отправил.
Киря сидел на табуретке и грел руки над сковородой с песком.
– Ты иди. Утром можешь не приходить. Выходной.
Женя потер глаза, зевнул, поднялся с теплого кресла. Он был укрыт одеялом. Уже хотел уходить, как Киря спросил:
– А как вы тут оказались?
Женя уставился на Кирю и не знал, что ответить.
– Да ладно, расслабься. Знаю я. Бывай.
Киря махнул рукой и отвернулся. А Женя пошел к калитке. Медленно. Ноги затекли.
За двором он оказался на пустынной улице. Полез в задний карман за пачкой, нащупал там зажигалку. Ту самую, что не мог найти накануне. Рассмотрел ее со всех сторон. Точно его. Прикурил. Втянул дым, закашлялся и пошел по длинной и ползучей улице. Спящие дома провожали его сонными окнами. Еще не светает, но по воздуху чувствуется, что скоро утро. А ему так не хотелось, чтобы оно наступало. Ему хотелось так много сказать Марине. А что бы он сказал? Женя остановился. Почесал затылок. Там, где еще недавно лежала рука Марины. Сколько раз она его гладила? Сто раз? Тысячу? Миллион? Хватит ему до конца жизни?
Женя докурил, выбросил окурок и пошел в сторону дома. Надо просто лечь спать. А утром как-то все решится. Утром он узнает, что делать. Утром он встанет, умоется, выпьет сладкого чая и съест бутерброд с колбасой. Заведет мотоцикл. И что, что холодно? Он заведет свою «Яву» и поедет к Марине. Он спросит, как дела, она улыбнется и просто обнимет. Да, вот так просто. Они поедут на карьер. И что, что вода ледяная? Они поедут на карьер, разденутся. Марина будет в дурацких трусах и футболке. Она будет стесняться, но ей нечего стесняться. Он скажет ей об этом. Они будут плавать. Он будет катать ее на спине, а она – кр