Когда стало безопасно выйти из укрытия, они обнаружили, что немцы устроили вокруг Львова концентрационные лагеря, куда заключали всех «подозрительных» на неопределенный срок. Белла зациклилась на мысли, что необходимо посетить каждый из этих лагерей на случай если ее сестра попала в один из них. Якову не хотелось, чтобы Белла приближалась к немецким концентрационным лагерям, но он понимал, что возражать бесполезно. Поэтому неделю Белла обходила их, рискуя сама попасть в заключение. В итоге она не нашла никаких записей об Анне или ее муже Даниеле. И только от их соседки Белла наконец узнала, что именно произошло. Анна и Даниел тоже скрывались, вместе с братом Даниела Симоном, когда немцы только вошли во Львов. На вторую ночь погрома в их квартиру ворвался отряд солдат вермахта с ордером на арест Симона, в котором он именовался «активистом». Но Симона не было – он ушел на поиски еды.
– Тогда мы заберем тебя, – сказали военные, схватив Даниела за руку.
Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться, и Анна настояла, что пойдет с ним. Соседка сказала, что тогда забрали десятки других, что ее подруга живет на ферме неподалеку и видела, как поздно ночью людей выводили из каравана грузовиков к краю леса, слышала звуки выстрелов, похожих на фейерверки.
Неохотно и с болью в сердце Белла прекратила поиски, наконец согласившись на предложение Сола прислать грузовик. С тех пор она почти не разговаривала.
Грузовик немного замедляется, и Яков поднимает голову. «Пожалуйста, только не снова». Он прислушивается, нет ли выстрелов или криков, но слышит только урчание дизельного двигателя. Он закрывает глаза, молясь, чтобы они были в безопасности. Чтобы жизнь в гетто оказалась лучше, чем та, что была во Львове. Трудно представить, что может быть хуже. По крайней мере они будут рядом с семьей. С тем, что от нее осталось.
Рядом с ним Белла гадает, доберутся ли они до Радома живыми. Если доберутся, ей придется посмотреть в глаза родителям. Генри и Густаву приписали к маленькому гетто в Глинице, в нескольких километрах от города. Ей придется рассказать им, что случилось с их младшей дочерью.
После исчезновения Анны прошло почти три недели. Белла закрывает глаза, ощущая знакомую боль в груди, глубокую и пустую, как будто отсутствует часть ее. Анна. Сколько она себя помнит, Белла представляла, что ее дети будут расти рядом с детьми Анны – эта фантазия казалась почти достижимой, когда перед самым погромом Анна намекнула, что у них с Даниелом есть волнительная новость. На короткое время Белла прогнала мысли о войне и отдалась мечтам о детях, двоюродных братьях и сестрах, которые будут расти бок о бок. Теперь ее сестра никогда не станет матерью и не узнает детей Беллы. Новые слезы сбегают по подбородку, когда она проглатывает эту жестокую, немыслимую истину.
25-29 июля 1941 года. Второй погром во Львове. Предположительно, организованный украинскими националистами и поощряемый немцами, этот погром, известный как Дни Петлюры, направлен против евреев, которых обвиняли в сотрудничестве с Советами. По приблизительным оценкам, убито две тысячи евреев.
Глава 26Адди
Илья-дас-Флорис, Бразилия
12 августа 1941 года
– Что это за корабль? – спрашивает Элишка.
Адди заметил маленькое серое судно утром, во время прогулки вокруг острова. Как только Элишка проснулась, он привел ее к причалу, где оно было пришвартовано, чтобы она сама увидела.
– Похоже на военный корабль.
– Думаешь, он за нами?
– Не представляю, за кем еще.
Адди и Элишка придумывают бесконечные сценарии о том что, куда корабль может отвезти их. Доставит ли он их в Рио – «пункт прибытия», отмеченный на их билетах на «Альсину» рядом с датой в начале февраля, – с опозданием на полгода? Или это судно – всего лишь способ доставить их на более крупный пассажирский корабль, отправляющийся в Европу? И если последнее, вернутся ли они в Марсель? Или их высадят где-то еще? Смогут ли они подать заявления на новые визы? И если смогут, то разрешено ли еще пассажирским судам отправляться из Европы через Атлантику?
Днем задержанных пассажиров «Альсины» собирают в столовой, и Адди с Элишкой наконец получают ответы на свои вопросы.
– Сегодня ваш счастливый день, – объявляет офицер в белом, хотя по его тону сложно понять, шутит он или нет.
Хагенауэр переводит.
– Президент Варгас, – продолжает офицер, – разрешил вам продлить визы.
Беженцы коллективно выдыхают. Кто-то издает радостный крик.
– Собирайте вещи, – приказывает офицер. – Вы отправляетесь через час.
Адди широко улыбается. Он обнимает Элишку и поднимает ее.
– Конечно, хочу сразу внести ясность, – добавляет офицер, поднимая ладонь, словно чтобы сдержать готовое разразиться бурное веселье, – президент может в любой момент и по любой причине отменить это право.
– Всегда есть оговорка, – шипит мадам Лоубир.
Но беженцам все равно. Им разрешили остаться. В столовой раздаются энергичные хлопки ладонями по спинам и чмоканье в щеки, мужчины и женщины обнимаются, смеются, плачут.
Два часа спустя Адди и Лоубиры стоят на извилистой дороге, которая змеится вдоль островной пристани. Слухи о том, кто наконец убедил Варгаса пустить группу скитальцев, безвизных беженцев в страну, передаются тайком из уст в уста, хотя никто еще не набрался достаточно смелости, чтобы выйти и спросить. Лучше не поднимать этот вопрос.
Поднявшись на борт, Адди и Элишка складывают свои мешки, помогают мадам Лоубир найти место внутри и идут на нос судна. Там, схватившись за металлическое ограждение, они наблюдают, как один из членов команды разматывает трос на крепительной утке на причале. Пробуждаясь к жизни, урчит двигатель, и они отчаливают. Адди бросает последний взгляд на крошечный остров, который был его домом последние двадцать семь дней. Он отчасти будет скучать по нему, понимает Адди, когда судно медленно двигается задом, бурлящая вода под ним меняет синий цвет на белый. Остров, с его благоухающими дикими цветами и нескончаемой птичьей симфонией, подарил ему чувство покоя. На Илья-дас-Флорис Адди было нечего делать, кроме как прогуливаться, пить мате и ждать. Как только он прибудет свободным человеком в Рио, его судьба снова окажется в его собственных руках. Ему нужно будет учить язык, подавать заявление на разрешение на работу, искать жилье, работу, способ содержать себя. Будет непросто.
Судно завершает полуразворот и устремляет нос на запад, к континенту. Адди и Элишка вдыхают соленый воздух и наклоняются над блестящим морем, прищурив глаза, глядя на гранитные купола горы Пан-ди-Асукар, возвышающейся над заливом Гуанабара. Плавание короткое – не больше пятнадцати минут, – но секунды ползут медленно.
– Это действительно происходит, – восторженно объявляет Элишка, когда судно пристает. – Все ожидание, предвкушение… здесь заканчивается наше путешествие. Поверить не могу, что прошло семь месяцев с тех пор, как мы покинули Марсель.
– Действительно происходит, – эхом отзывается Адди, притягивая Элишку к себе и наклоняясь для поцелуя. Ее губы теплые, и когда она смотрит на него снизу вверх, ее кристально-голубые глаза сияют.
После высадки беженцев загоняют в белое кирпичное здание таможни и приказывают ждать – почти невозможное задание. Через три часа, когда их документы наконец оформлены, Адди, Элишка и мадам Лоубир торопливо выходят на авенида Родригеша Алвеша. Адди подзывает такси, и в мгновение ока они уже мчатся на юг, в сторону апартаментов Элишкиного дяди в Ипанеме.
На следующее утро Адди просыпается от того, что его кто-то хлопает по плечу. Тело затекло от сна на полу.
– Идем исследовать! – шепчет Элишка, вскакивая на ноги, чтобы приготовить кофе.
Адди одевается и выглядывает в окно вниз на брусчатку руа Редентор, а потом наверх в утреннее небо, звеня горсткой монет в кармане. Он почти без денег, но отказывается жить за счет Лоубиров. Но день солнечный, а они на много месяцев опоздали с празднованием.
– Vamos[80], – говорит он.
Элишка оставляет матери записку, пообещав вернуться до захода солнца.
– Куда? – спрашивает она, когда они выходят из дядиного дома. По тому, как она подпрыгивает рядом, Адди понимает, с каким восторгом она готова знакомиться со своим новым домом.
– Как насчет Копакабаны? – предлагает он, говоря себе, что это нормально – разделить Элишкино возбуждение, ее восторг от возможности начать с чистого листа.
«Вперед, прими это. Хотя бы ради нее». Завтра он сможет беспокоиться по поводу работы, квартиры, о своей семье и о том, как найти их теперь, когда он наконец добрался до города с почтой. До города, в котором, он надеется, ему позволят остаться без ограничения по времени.
– Копакабана. Parfait![81]
Они идут на юг к берегу, потом на восток вдоль рельефной береговой линии Ипанемы и через несколько минут оказываются на большой шлемовидной горе и понимают, что никто из них не знает, где находится Копакабана. Элишка предлагает купить карту, но Адди показывает на женщину на пляже в типичной для Рио одежде: купальник, хлопковая туника и кожаные сандалии.
– Давай спросим у нее.
Женщина улыбается на их вопрос и поднимает два пальца, указывая на указательный палец.
– Aqui estamos en Ipanema, – объясняет она. – A próxima praia é Copacabana[82], – говорит она, показывая на огромную скалу в конце пляжа.
– Obrigado, – говорит Адди, кивая, чтобы показать, что понимает. – Muito bonita[83], – добавляет он, обводя ладонью береговую линию, и женщина улыбается.
Адди и Элишка огибают гору с названием Арпоадор и через несколько минут оказываются на южном конце длинной бухты в форме полумесяца – идеальное место, где соединяются золотой песок и кобальтовый прибой.