– Она там одна, без Милы? – спрашивает Сол, и по отражению отцовских глаз в зеркале заднего вида Халина понимает, что он больше не улыбается, что он догадался о том, чего она не договаривает.
– Да. Это тяжело для них обеих.
– Сладкая девочка, – нежно говорит Нехума. – Должно быть, Фелиции так одиноко.
– Да. Она очень скучает. Но так лучше.
– А Яков? – спрашивает Нехума. – Он еще на складе?
Халина опускает глаза.
– Он еще там, да, насколько я знаю. Я написала ему, что вы уехали с Валовой, и он спросил, не могу ли я также помочь родителям Беллы выбраться из гетто в Глинице, но…
Халина сглатывает. В машине тишина.
– Я пыталась, – шепчет Халина.
Нехума качает головой.
– Что ты имеешь в виду?
– Они… Их… Глинице ликвидировали, – голос Халины едва слышен за шумом мотора. – Исаак говорит, что некоторых оставили, но остальных… – она не может произнести слова.
Нехума подносит ладонь ко рту.
– О нет. А Валовая?
– Определенно, Валовая на очереди.
Халина слышит, как дыхание сидящего впереди отца становится тяжелее. По маминой щеке катится слеза. Радость, которую они испытывали от воссоединения в начале поездки, улетучилась. Несколько минут все молчат. Наконец Халина нарушает тишину.
– Папа, сбрось скорость, следующий поворот налево наш.
Она показывает через его плечо на узкую дорожку. Они едут по ней двести метров до маленького домика с соломенной крышей.
Нехума промокает глаза, шмыгает носом.
– Это здесь? – спрашивает Сол.
– Да, – говорит Халина.
– Напомни, как их зовут? – спрашивает Нехума. – Хозяев.
– Горские.
Адам нашел Горских через подполье в списке поляков, которые за деньги готовы прятать евреев. Халина даже не знала, действительно ли их фамилия Горские, знала только, что они могут принять ее родителей и, имея стабильную работу, она может им заплатить.
Халина знакома с домиком: она уже приезжала сюда, чтобы представиться и проверить условия проживания. Жены хозяина не было дома, но Халина и пан Горский, который еще не назвал своего имени, нашли общий язык. Среднего возраста, темные волосы с проседью, птичье телосложение и добрые глаза.
– И вы уверены, что ваша жена не против такой договоренности? – упорно спрашивала Халина перед отъездом.
– О да, – сказал он. – Конечно, она нервничает, это нормально, но она в деле.
Рядом с домиком Сол сбрасывает скорость. Вокруг, насколько хватает глаз, других домов нет.
– Ты хорошо выбрала, – кивает Нехума.
Халина смотрит на маму, позволяя себе момент детской гордости от ее одобрения. Она следит за ее взглядом на приземистый квадратный коттедж с обшивкой из кедровых досок и белыми ставнями. Она выбрала Горских в том числе потому, что они показались ей достойными доверия, и потому, что они живут в часе езды от Варшавы. Халина надеется, что отсутствие соседей снизит риск того, что их предадут.
– Ничего особенного, но тут уединенно, – говорит Халина. – Однако не слишком расслабляйтесь. Пан Горский говорит, что «Синяя полиция»[108] уже дважды приходила в поисках беглецов.
Они слышали, что за пойманного еврея можно получить мешок сахара или дюжину яиц. Поляки серьезно относились к этой охоте. Немцы тоже. У них даже было название для нее – Judenjagd. Охота на евреев. Пойманного еврея можно доставить живым или мертвым, без разницы. Также немцы установили смертную казнь для поляков, у которых найдут евреев.
– Конечно, Горские пообещали никому не рассказывать, даже членам семьи и близким друзьям. Но все время держите при себе фальшивые удостоверения, – продолжает Халина. – Просто на всякий случай. Нельзя ожидать, что к ним вообще никто не будет приходить.
Нехума сжимает локоть Халины.
– Не волнуйся за нас, дорогая. С нами все будет в порядке.
Халина кивает, хотя и не представляет, как не волноваться за родителей. Забота о них стала второй натурой. Это все, о чем она думает.
Сол поворачивает ключ в замке зажигания, мотор чихает, и в машине становится тихо. Сол и Нехума смотрят сквозь заляпанное насекомыми лобовое стекло на свой новый дом. Дорожка из голубого сланца ведет к входной двери, где блестит на солнце медный дверной молоток в форме стремени.
– Подходит, – говорит Сол и смотрит на Халину в зеркало. У него красные глаза.
– Надеюсь, – выдыхает Халина. – Нам надо внутрь.
Сол выдвигает водительское сиденье вперед, чтобы Нехума и Халина выбрались, потом открывает багажник «Фиата», чтобы достать то, что осталось от их вещей: небольшую парусиновую торбу со сменой белья для каждого, несколько фотографий, свою Агаду, сумочку Нехумы.
– Сюда, – говорит Халина, и ее родители следом за ней обходят дом, за которым на веревке, натянутой между двумя кленами, висит полдюжины посеревших рубашек и разбит небольшой огород с горошком, капустой и томатами.
Халина дважды стучит в заднюю дверь. Через минуту в окне появляется лицо пана Горского, и в следующую секунду дверь открывается.
– Входите, – приглашает он.
Они тихо входят в темную комнату, и Сол закрывает дверь за собой. Комната такая, какой ее запомнила Халина: маленькая, с низким потолком, кресло с обивкой «пейсли», старый диван, книжный стеллаж у дальней стены.
– Вы, должно быть, пани Горская, – говорит Халина, улыбаясь худощавой женщине, которая стоит рядом с мужем. – Я Халина. Это моя мама Нехума и мой папа Сол.
Женщина коротко кивает, ее пальцы сцеплены в замок перед животом.
Халина переводит взгляд с Горских на своих родителей. Несмотря на заключение, тела Сола и Нехумы сохранили пышные округлости. По сравнению с ними Горские со своими узкими талиями и торчащими лопатками выглядят скелетами.
Сол опускает торбу на пол и делает шаг вперед, протянув руку.
– Спасибо вам, пани Горская. Вы очень великодушны и смелы, что согласились приютить нас. Мы сделаем все возможное, чтобы не быть в тягость.
Пани Горская мгновение смотрит на Сола, прежде чем протянуть руку, которая тонет в ладони Сола. «Будь осторожнее, – молится Халина, – а то сломаешь ей кости».
– Мадам, – произносит Нехума, также протягивая руку, – дайте знать, чем мы можем помочь по дому.
– Вы очень любезны, – говорит пан Горский, бросая взгляд на жену. – И, пожалуйста, зовите нас по имени: Альберт и Марта.
Марта согласно кивает, но ее челюсти крепко стиснуты. Что-то в поведении этой женщины не нравится Халине. Она гадает, какой разговор произошел между Горскими перед их приездом.
– Мне скоро нужно возвращаться, – говорит Халина и показывает на стеллаж. – Вы можете показать моим родителям, как это работает, перед тем как я уйду?
– Конечно, – говорит Альберт.
Сол и Нехума смотрят, как Альберт обхватывает корпус стеллажа и осторожно отодвигает его вдоль стены.
– Он на колесах, – догадывается Сол. – Я не заметил.
– Да, их не видно, но так легче сдвигать. И тише.
Альберт кладет ладонь на стену.
– В стене восемь досок от пола до потолка. Если отсчитать третью снизу и нажать вот здесь, около этих двух гвоздей, – говорит он, проводя по двум вбитым в стену шляпкам, – вы услышите щелчок.
Сол, прищурившись, всматривается в стену, когда Альберт с силой нажимает на нее. И действительно, стена щелкает, и распахивается маленькая квадратная дверца.
– Я подогнал петли под шов между досками, так что если не знать, то дверь не видна.
– Тонкая работа, – шепчет Сол с неподдельным уважением, и Альберт довольно улыбается.
– Там три ступеньки, которые ведут в тайник. Вы не сможете там стоять, – предупреждает Альберт, пока Сол и Нехума, вытянув шеи, всматриваются в черный квадрат за стеной, – но мы положили туда одеяла и оставили вам фонарик. Внизу темно как ночью.
Сол несколько раз открывает и закрывает дверцу.
– Это, – Альберт показывает на металлическую щеколду, – позволит вам запираться изнутри.
Он закрывает дверь до щелчка, а потом двигает стеллаж на место.
– Теперь идемте, – говорит Альберт, махнув за плечо, – покажу вашу комнату.
Марта отходит в сторону и замыкает процессию, пока ее муж ведет Курцей по короткому коридору в спальню.
– Когда безопасно, вы можете спать здесь.
Сол и Нехума оглядывают комнату с белыми оштукатуренными стенами и двумя кроватями. Над простым дубовым комодом висит тронутое ржавчиной зеркало.
– Мы предупредим, когда будем ждать гостей. Роза, сестра Марты, приходит два раза в неделю. Если кто-нибудь появится без предупреждения, мы задержим их у двери, чтобы дать вам время спрятаться. Конечно, вам придется забирать все свои вещи, так что лучше не распаковываться.
– У вас есть сын? – спрашивает Сол, глядя на пару боксерских перчаток в углу.
Марта вздрагивает.
– Да. Захариаш, – говорит Альберт. – Он присоединился к Армии Крайовой[109].
– Но мы уже несколько месяцев ничего о нем не слышали, – тихо добавляет Марта, глядя в пол.
Они молча возвращаются в общую комнату.
Нехума кладет ладонь на плечо Марте.
– У нас трое сыновей, – говорит она.
Марта поднимает голову.
– Правда? Где… где они?
– Один, – объясняет Нехума, – по последним сведениям, работает на предприятии в пригороде Радома. Но про двух остальных мы не слышали с начала войны. Одного взяли русские, а наш средний сын жил во Франции, когда началась война. Теперь мы не знаем…
Марта качает головой.
– Сочувствую, – шепчет она. – Ужасно не знать, где они, здоровы ли.
Нехума кивает, и между женщинами проскакивает что-то, отчего у Халины становится легче на сердце.
Альберт подходит к жене, кладет ладонь ей на поясницу.
– Скоро, – заявляет он с неожиданной непреклонностью, – эта проклятая война закончится. И все мы сможем вернуться к нормальной жизни.
Курцы кивают, молясь, чтобы его слова оказались правдой.
– Мне действительно пора, – говорит Халина, доставая из сумочки конверт с двумя сотнями злотых и передавая его Альберту. – Я вернусь через месяц. У вас есть мой адрес. Пожалуйста, если что-то случится, – говорит она, избегая смотреть в глаза родителям, – сразу же пишит