через Израиль со всем миром, а также об истинном поклонении как сути этого завета, о поклонении единому истинному Богу, которое приходит на смену идолопоклонству, о котором речь шла в 1:18–23, и потому упраздняет грех, о котором говорилось в 1:24–32.
Таким образом, прежде чем мы приступим к детальному разбору отрывка, следует отметить, что обычное прочтение 3:21–26 затемняет эти большие смысловые контексты. Конечно, теоретически можно предположить, что Павел перепрыгнул от одной темы к другой, а потом вернулся к прежней. Некоторые пытались понять данный текст именно таким образом. Но гораздо вероятнее, что в этом насыщенном тексте, где все тесно переплетается, автор, сказав несколько темных слов в середине (темных для нас, разумеется, а не для него!), хотел, чтобы они соединяли то, что было сказано раньше, с тем, что будет сказано после. Сторонники же обычного прочтения приписывают определенный смысл отрывку 3:21–26, а затем начинают толковать то, что стоит выше и ниже, в свете этого смысла, что искажает понимание того и другого.
Когда же мы замечаем, что по крайней мере 3:25–26 говорит, вероятнее всего, о Божией верности завету, dikaiosynē theou, нам не стоит думать, что Павел цитирует существовавшую раньше «иудеохристианскую» формулировку, которую он спешит изменить, но что это действительно важнейшая для него тема. Верность Бога завету с Израилем, несмотря на то что Израиль как целое пал, позволит спасти весь грешный мир. Вот о чем, как логично было бы думать, говорится в данном отрывке.
Подобным образом, если мы замечаем, что в самом центральном месте отрывка о том, что «Бог сделал Иисуса местом милости», используется слово hilastērion, которое в Писании обозначает крышку Ковчега завета, то место, где Бог очищает Израиль от греха, чтобы он мог встретиться со своим народом, логично думать, что Павел говорит о восстановлении истинного поклонения Богу вместо идолопоклонства. Это не просто «культовая метафора» рядом с метафорой «судебной», с одной стороны, и метафора «рынка рабов», с другой. Он думает о восстановлении истинного культа, истинного поклонения: единый Бог очищает народ от скверны, чтобы могла наконец произойти истинная встреча, суть завета.
Эти предположения нас не подведут. Завет тут и в самом деле является контекстом, а восстановление истинного поклонения – целью. Этот отрывок действительно посвящен тому, что Бог делает с грехом. Но, чтобы справиться с грехом, Богу нужно, во-первых, выполнить древние обетования завета, а во-вторых, решить проблему идолопоклонства, стоящую за любой формой неверности человека. Иными словами, Бог являет свою «праведность» через верность до смерти Мессии Израилева Иисуса. Если мы попытаемся понять, что в этом отрывке Бог делает с грехом, не поместив в центр всего завет и культ, мы получим плоскую и в конечном итоге искаженную картину. Нам надо следовать за ходом мысли Павла, если мы хотим понять то главное, что он тут хочет сказать, о том, как смерть Иисуса оказалась решением проблемы греха.
Все это станет еще убедительнее, если мы посмотрим, что идет сразу после единой великой аргументации 1:18–4:25. В 5:1–2 Павел утверждает, что верность Божья восстановила «доступ» к «благодати» и надежду на «славу». И как ясно показывает текст 5:6–11, все, что Павел тут сказал, коренится в непоколебимой любви единого Бога, в любви завета: «Бог показывает свою любовь к нам» в 5:8 – это дальнейшее развитие того, притом по-прежнему на языке завета, что говорилось в 3:21: что «была явлена Божия справедливость завета». Тут Павел смотрит вперед, на финальную сцену Римлянам 1–8, где в 8:31–39 говорит об оправдании, укорененном в смерти Иисуса, как о действенном проявлении Божьей любви. В этом отрывке в центре обновленного культа стоит сам Иисус, находящийся по правую сторону Бога и ходатайствующий за свой народ: иными словами, царь, который исполняет роль священника (8:34). Тут было бы неуместно говорить об этом подробнее, но это подкрепляет сказанное выше о том, что в тексте 3:21–26, который кажется всем решительным шагом вперед в аргументации Павла, мы сталкиваемся не с «договором дел» (как то себе представляют читатели, шествующие «Римской дорогой»), но с заветом и культом как теми реалиями, с помощью которых единый Бог справляется с грехом и потому может создать всемирную семью прощенных людей, поклоняющихся ему.
После этого введения нам нужно сделать глубокий вдох и погрузиться в сложные детали нашего отрывка.
Божья верность завету
Римлянам 3:21–26 утверждает свою тему так резко, что ее невозможно упустить из виду: это dikaiosynē theou, «праведность Божия». Павел подчеркивает это в стихах 21–22, а затем снова в 25–26:
Но теперь, помимо Закона (хотя Закон и Пророки о ней свидетельствуют), была явлена Божия справедливость завета [dikaiosynē]. Эта Божия справедливость завета [dikaiosynē] вступила в действие через верность Иисуса Мессии для блага всех верующих (3:21–22).
Он сделал это, чтобы показать свою справедливость завета [dikaiosynē], потому что (по долготерпению Божию) Он прощает прошлые грехи. Так была явлена его справедливость завета [dikaiosynē] в настоящее время – то есть что он сам прав [dikaios] и провозглашает правым [dikaioutai] каждого того, кто полагается на верность Иисуса (3:25б–26).
Обычно Павел не склонен навязчиво повторять одно и то же. Чаще мы имеем противоположную проблему: он движется так быстро, что в своей аргументации перескакивает через иные, очевидные для него, ступеньки – и нам приходится самим заполнять эти пробелы, когда мы, задыхаясь, бежим рядом с ним, стараясь не отстать. И если мы встречаем отрывки, подобные данному, то это повод насторожиться и обратить на них особое внимание. Поскольку терминология стихов 25–26 указывает на важность «праведности» самого Бога, а более широкий контекст 2:17–3:9 и главы 4 указывает на верность Бога обетованиям завета и стоящим за ними замыслам, у нас есть самые весомые основания понимать стихи 21–22 в том же смысле. В этом абзаце Павел главным образом хочет сказать, что Бог осуществил – в Иисусе и через него – то, что он обещал и что замыслил давным-давно. Как видно из главы 4, Бог обещал дать Аврааму всемирную семью и разобраться с грехом, чтобы его огромная «нечестивая» семья могла получить «оправдание». В главе 2 говорится о замысле Бога сделать Израиль светом мира, средством для решения проблемы, о которой речь идет в 1:18–2:16. И когда Павел говорит, что через евангельские события Бог раскрыл и показал свою dikaiosynē, естественнее всего думать, что он говорит: Бог выполнил свои обетования и осуществил замыслы. (Павел подводит итоги своей аргументации, используя подобные слова, в Римлянам 15:8–9.)
Павел настойчиво подчеркивает, что когда Бог явил свою справедливость завета, это был свободный акт благодати: верующие «по благодати Божией даром объявляются оправданными» (3:24а). Бог не обязан был этого делать, он никому ничего не должен. Это тоже язык завета: слова Павла о «благодати» Божьей перекликаются с другими подобными местами в Писании, где говорится о том, что Бог дает обетования из любви, а не по обязанности, и остается верен своим замыслам из чистой милости – это Павел подчеркивает, когда подводит итог всей своей аргументации в 12:1. И за этим стоит то, что Бог остается верен себе, своему характеру, своим замыслам и обещаниям.
Но в эпоху Второго Храма Божья верность завету была вещью двоякой. Это хорошо выражено в Книге Даниила 9, хотя восходит к написанным гораздо раньше текстам, таким как Второзаконие 27–32, и к этим главам Павел возвращается, когда позднее размышляет о верности Бога в Римлянам 9–11. Когда Божья верность завету сталкивается с идолопоклонством Израиля, она требует, чтобы Бог дал Израилю возможность нести все последствия этого, что означало пойти в изгнание. Но та же Божья верность означала, что впереди будет восстановление. И такое грядущее восстановление, освобождение от гнета язычников, будет новым Исходом. Первый Исход был исполнением обетования, данного Аврааму (Быт 15:13–16), а возобновление завета предполагало новый и лучший Исход, который в этот раз включал в себя прощение грехов. Именно об этом говорит Иеремия в знаменитом отрывке 31:31–34, а также Исаия 40–55, к чему мы скоро обратимся.
Наконец-то мы построили нужный фон для изучения этих крайне важных шести стихов. События, связанные с Иисусом, раскрывают и являют верность завету Бога Израилева. Как указывают Писание и контекст самого Послания к Римлянам, это означает, что Бог желал решить проблему идолопоклонства и греха и выполнить то, что он обещал сделать для мира через Израиль. Вот краткий набросок мыслей Павла, отраженных в данном отрывке.
Верность Мессии замыслу Бога об Израиле
Замысел Бога об Израиле, которому сам Израиль не был верен, был исполнен в Мессии. Об этом говорится в Римлянам 3:22, и именно поэтому я понимаю спорное выражение pistis Christou тут (и нередко в других местах) как «верность Мессии». И потому я читаю стих 22 таким образом: «Божия справедливость завета вступила в действие через верность Иисуса Мессии для блага всех верующих». Это прямо продолжает ход мыслей в 3:1–5. Израиль был в привилегированном положении: ему были вверены слова Божьи; это сжатое описание того призвания, о котором речь шла в 2:19–20. Но Израиль оказался «неверен» этому поручению, что поставило под вопрос Божью «верность» (3:3) и Божью «истинность» (3:4); но, несмотря на все это, Бог окажется dikaios, он будет верен справедливости завета (3:4б–5). Бог не станет менять свои замыслы. Мессия, представитель Израиля, исполнит роль Израиля. И это одна из причин – быть может, самая важная – того, почему знаком принадлежности к семье нового завета стала pistis, «вера» или «верность»: вот что отличает людей Мессии. (Стоит помнить о том, что в мире Павла слово