Глава 25
Было почти пять часов вечера. Солнце уже склонилось над горизонтом, опираясь на небоскребы Нью-Йорка. В Центральном парке гуляли влюбленные, люди занимались спортом, конные экипажи наполняли воздух романтикой. Один день после Рождества. Город вернулся к спокойной жизни, ожидая наступления последней ночи года. К относительно спокойной жизни: вокруг все те же пробки, суета, гудки машин.
Было почти пять часов вечера, и никто в суматохе города не заметил ничего нового. Никто не обратил внимания на красный грузовик, припаркованный на Седьмой авеню, прямо у входа в офис «Чейз Банк». Напротив банка стоял дом номер девятьсот четыре, старинное десятиэтажное здание из красного кирпича, на углу с Пятьдесят седьмой улицей.
Стивен потратил более восьми часов на дорогу до Нью-Йорка. В течение всего пути он непрестанно шептал одну и ту же фразу: «Чем эта девочка заслужила смерть?» Он вышел из грузовика и посмотрел наверх. Его тут же окружили спешащие куда-то люди. Был час пик, все только что вышли с работы, и Нью-Йорк превратился в джунгли, где нужно было выжить в борьбе за то, чтобы пораньше приехать домой, в дерущуюся стаю, оголодавшую по родному очагу.
Стоя посреди тротуара, окруженный бесконечным потоком пешеходов, которые обходили его по сторонам, он достал желтоватую записку и перечитал ее: «Сьюзан Аткинс, декабрь 2013».
– Чем эта девочка заслужила смерть? – произнес он снова с содроганием в голосе.
Он стоял там, терзаемый мыслями об этой девушке или женщине, воображая, какая она. Он спрашивал себя, сколько все продлится на этот раз. Представлял, как стучится в дверь, как строит это проклятое дружелюбное выражение лица, как притворяется, как девушка внимательно слушает его. Он видел, как толкает ее внутрь, грубо входит следом и усыпляет хлороформом. Он спрашивал себя, сколько часов ему придется ждать, прежде чем вернуться в грузовик. Сколько времени понадобится Нью-Йорку, чтобы заснуть. Сколько ему придется провести в доме Сьюзан в ожидании подходящего момента, чтобы выйти с ней на спине и загрузить в грузовик, заставив ее навсегда исчезнуть из этого мира.
Хладнокровие, с которым он представил все эти картины, показалось ему отвратительным. Он презирал не само преступление, а то ужасающее безразличие, с которым был готов совершить его. Все это повторялось слишком много раз. Слишком много лет.
– У вас все в порядке? – Встревоженный молодой человек в костюме прервал ход мыслей Стивена и вывел его из состояния транса.
– Что? – спросил он хриплым голосом.
– Я спросил, все ли у вас в порядке. Вы что-то ищете? Мне показалось, вы немного потеряны.
– Ах да. Я ищу дом девятьсот четыре, Седьмая авеню.
– Вы как раз у него, – с улыбкой сказал молодой человек, указывая на стеклянную дверь в здание.
– Спасибо, сынок.
Парень затерялся среди людского потока и пропал из виду, ни о чем не подозревая.
Стивен стал пробиваться сквозь толпу. Он перешел улицу, и его взгляд остановился на парах мужчин и женщин, устроившихся за окном кафе «Европа». Одна из них привлекла его внимание. Обоим было по двадцать с небольшим. Она – стройная блондинка, он – смуглый, симпатичный молодой человек. Они сидели за столом, взявшись за руки, девушка весело смеялась. Он смотрел на нее влюбленными глазами, она поправляла волосы. Стивен не мог не вспомнить Кейт. Сердце его сжалось, и память наводнили те мгновения, когда они сидели вместе на закате в Солт-Лейк-Сити, на крыльце старого дома Рочестеров, когда им было по двадцать с небольшим. Вспомнил, сколько смеялся он, сколько смеялась она.
Молодые люди заметили его взгляд, и парень рассмеялся. Стивен опустил голову и отошел от окна. Его будто оглушили.
Он снова взглянул на записку и решительным шагом пошел к подъезду. Поднимаясь по лестнице, он вспомнил все то, о чем думал, когда только приехал. Прошло едва ли пятнадцать минут, а ему казалось, что он весь день провел на этой улице и целую вечность смотрел в окно кафе «Европа». Глубоко внутри он сомневался, сможет ли сделать это еще раз. С каждой ступенькой, ведущей на шестой этаж, пульс становился быстрее, дыхание учащалось, ноги подкашивались. Когда Стивен подумал, что больше не выдержит, он вдруг понял, что стоит на шестом этаже перед дверью «Е».
Именно это место указал голос. Она там, внутри.
Минуту он стоял перед дверью, восстанавливая дыхание, и затем нажал на звонок. В тот короткий промежуток времени, пока бедная девушка шла открыть дверь, Стивен успел подумать, что, может быть, у нее еще есть шанс спастись. Что, может быть, ей чудом удастся вырваться и позвать на помощь, пока он будет бежать следом за ней. Что кто-нибудь из соседей сумеет помочь ей, спасет ее от него, выведет его из строя и оставит на милость полиции.
Но нет.
Прошло еще шесть часов, прежде чем улица опустела. Изредка издалека выплывало одинокое такси, которое тут же исчезало. Без малейшего чувства страха он закинул Сьюзан на плечо. Неся ее на спине, спустился по лестнице, перешел улицу и загрузил в грузовик. Подошел к дворникам и выкинул на землю все штрафы за парковку, скопившиеся за день. Сев в машину, он закрыл глаза. Он снова увидел Кейт, Аманду и Клару. Решительным движением Стивен завел машину и скрылся в темноте ночи.
Глава 26
– Знаешь, Стелла, очень нелегко рассказать все хоть во сколько-нибудь последовательной манере. Особенно если то, что ты пытаешься рассказать, ничего не значит для человека, который не в состоянии осознать масштаб и важность каждого из сотен мельчайших шагов и событий, которые случаются в жизни. Как бы этот человек ни пытался тебя понять, если тебе не удастся постепенно ввести все в его голову, ему будет невероятно сложно вообразить, что может взбрести в голову убийце, не правда ли?
– Я тебя не понимаю, Джейкоб.
– Рассказать эту историю так, как я это делаю сейчас, – единственный способ помочь тебе понять ее, какой бы запутанной она ни показалась.
– Ты мне еще ничего не рассказал, Джейкоб.
– Ошибаешься, Стелла. История уже значительно продвинулась вперед, хотя, наверное, мне следовало бы рассказать тебе ее еще раз с самого начала, но только тебе, чтобы ты не упустила ни одной детали.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу, чтобы ты поняла, почему именно ты – тот человек, которому я должен рассказать свою историю. Почему директору пришлось испытать такое горе. Почему именно ты стала тем агентом, которому поручили это дело.
Стелла не знала, как вести себя с заключенным. У нее складывалось впечатление, что он был на десять или двенадцать шагов впереди нее. Она смотрела в его голубые глаза, и ее слишком тревожило, что он спокоен и чувствует себя хозяином положения.
– Начинай, Джейкоб.
– Я был обычным парнем. Ну, знаешь, из тех, что ходят в школу, играют в футбол и у которых полно друзей. Правда, на летних каникулах мне приходилось работать, чтобы помочь семье, так как не все у нас было так гладко: отец – проблемный алкоголик и мать, влюбленная в эту «проблему». Возможно, ты сейчас захочешь записать что-то типа «неблагополучная семья», или «семейный конфликт», или еще что-нибудь из ваших профессиональных словечек, которые вы используете, когда говорите о сложном детстве. Однако вовсе не это повлияло на мою жизнь и привело к тому, что я сделал, чтобы оказаться здесь.
Стелла опустила взгляд и что-то записала.
– Мои родители сделали все, что могли, все, что общество позволило им сделать, – продолжил Джейкоб. – Когда я был еще мальчиком, мать постоянно работала, чтобы оплатить аренду. Она драила чужие дома, ухаживала за старушками, нянчилась с детьми. Отец был плотником. Днем он обращался с матерью как с королевой, будто, кроме нее, не было никого на этом свете. Я обожал эту его сторону. Как он опекал ее, как баловал, как смеялся вместе с ней, когда я запрыгивал к ним на кровать по утрам!
Вечером все менялось. Он становился абсолютно другим человеком. В том, как он ужинал, смотрел телевизор, поглядывал на мать, было отчуждение. Казалось, будто у него постепенно вытягивают душу, будто с каждым глотком пива часть ее растворялась в бутылке, унося за собой инстинкт защитника, объятия и смех. Пиши, пиши, не останавливайся.
По прошествии лет, когда мне было где-то десять или одиннадцать, помню, наступали моменты, когда мне казалось, что все это закончится, что он уйдет и найдет для своих издевательств кого-нибудь другого. Особенно сильно это чувство охватывало меня после моих жалких попыток защитить мать от его нескончаемых побоев. Я тогда был слабым тринадцатилетним мальчишкой, который не мог дать отпор своему отцу – тридцатилетнему мужчине. Однако это меня не останавливало, и я бросался на него, пытаясь спасти мать от ударов. Так продолжалось несколько лет. Я боролся с мужчиной, у которого было две жизни: одна – днем, другая – ночью. Мне было сложно понять, как человек мог в одно и то же время соединять в себе две крайности. Дни походили один на другой: на восходе он стоял на коленях, сожалея, давая тысячи обещаний, плача, прося прощения и умоляя маму понять его.
И она всегда уступала.
В пятнадцать лет я уже окреп достаточно для того, чтобы перейти к чему-то более серьезному в схватках с отцом. Я прекрасно помню ту отвратительную ночь, когда пригрозил ему: «Больше ни шага! – крикнул я. – Ты не тронешь мою мать». «Ты – жалкий щенок, – сказал он, – убирайся или получишь». «Нет, – ответил я, – моя мама не заслуживает такого ублюдка, как ты». «Единственный ублюдок здесь – это ты!» – взревел он. Все случилось очень быстро. Не знаю, упал ли он сам или это был мой удар, но он свалился – конечно, не без помощи алкоголя – и ударился головой о стеклянный столик, стоявший посередине зала. Я подумал, что убил его, что одол