– И что мы будем с этим делать? – улыбаясь, спросила Кейт, пытаясь разрядить обстановку.
– Мне это не нравится, – сказала Аманда.
– Может, закроем его?
– Чем?
– Да хоть вон тем старым одеялом, – предложила Кейт.
Она подошла к горе ветоши, сваленной рядом с деревянным столбом, вытащила оттуда бесцветное пыльное одеяло и прямо поверх инструментов накинула его на ту часть стены, где располагался рисунок. Концы его она зацепила за крючки так, что одеяло полностью закрыло символ.
Они вышли из сарая с каким-то смутным ощущением, которое сами не смогли бы описать. Молча они шли по саду в сторону дома. Вдруг Аманда опустила руку в карман джинсов и нащупала что-то. Не осознавая, до чего дотрагиваются ее пальцы, она на глазах у матери вытащила содержимое кармана. Когда она поняла это, было уже поздно.
– А это что? – спросила Кейт.
У Аманды не было времени на импровизацию, и она ответила:
– Ничего, мам.
– Дай-ка посмотреть, – сказала Кейт.
Она взяла руку дочери и забрала у нее желтоватую записку.
Глава 43
Несмотря на то что уже стояла глубокая ночь, Джейкоб был по-прежнему бодр. Казалось, даже бодрее, чем в предыдущие часы. Стелла, практически не вмешиваясь, продолжала слушать его, время от времени делая короткие пометки в блокноте. В какой-то момент она подумала о том, чтобы провести с ним тесты Роршаха, проанализировать его первые впечатления и способности ассоциативного мышления, но потом решила, что не стоит этого делать. История Джейкоба была важнее ее собственного протокола и протокола, определенного ФБР для такого типа случаев. Ей постепенно начала открываться его личность – личность человека, преисполненного в равной мере ненавистью и любовью. Она по-прежнему сомневалась в его прямой причастности к смерти Дженифер Траузе и Клаудии Дженкинс. Гибель последней особенно потрясла Стеллу, так как она сама стала свидетелем того, как горе сломило отца девушки, директора этой клиники.
– Как же она должна была угадать свое имя? Это бессмысленно. Она знает, как ее зовут, – сказала Стелла.
– Позволь мне рассказать тебе, как прекрасен человеческий разум.
– Что?
– В день нашего свидания я написал все имена, которые только мог вспомнить, на листе бумаги, одно за другим, с пробелом не больше полумиллиметра. Я старался, чтобы все буквы были одинакового размера, и ни одно имя не выделялось среди других.
А еще я помылся так тщательно, как, думаю, не мылся никогда. Помню, что, пока я стоял под струями воды, я воображал свой рай, где мы с ней весь остаток дней жили вместе. Я был вне себя от счастья, радости и блаженства. Мне казалось, что я нашел то единственное, что после смерти матери снова вернет меня к жизни, к той жизни, о которой я мечтал. Ошибки быть не могло. Вылив на себя полбутылки шампуня, я вышел из душа, уверенный в том, что она будет со мной встречаться, а кроме того, что я смогу сделать то, чего желал всей душой, – поцеловать ее.
Джейкоб поднялся со стула и через стол наклонился к Стелле. Руки его были связаны, и он не мог приблизиться к ней, но агент не сдвинулась с места. Она не испугалась и не встревожилась. Но стала воспринимать его слова иначе. На ее лице появилось сочувственное и понимающее выражение. Она начала понимать, что Джейкоб был всего лишь человеком, полным любви, который по какой-то причине сбился с пути.
– Джейкоб, если хочешь, мы можем отдохнуть и продолжить завтра.
– Ни за что.
– Уже три часа ночи.
– Это куда важнее сна.
– Ты любил Аманду, верно?
– Я едва ли был с ней знаком, у меня не было достаточно времени, чтобы поговорить с ней, но я знал, что она – девушка всей моей жизни.
– Расскажи, что случилось, когда вы встретились.
– Не терпится?
– Просто любопытно.
– Я рад, – улыбаясь, сказал Джейкоб.
В первый раз с момента их первой встречи его улыбка показалась ей искренней. Когда он улыбался, то не показывал зубы, а лишь слегка приподнимал один уголок губ.
– Пожалуйста, продолжай, – попросила Стелла, взяв ручку и быстро опустив взгляд в блокнот.
– В полпятого я был у дома Аманды. Мы договорились на пять, но я не мог усидеть на месте. Я не хотел, чтобы она испытывала неловкость из-за того, что заставляет меня ждать, и поэтому бродил по округе до назначенного времени. Я подошел к дому напротив. Это было старое здание из полугнилых досок. Он привлек мое внимание, потому что был абсолютной противоположностью той виллы, где жила Аманда. Крыша первого – в идеальном состоянии, второго – вся покрыта мхом, белоснежные стены одного и бесцветные, некрашеные стены другого, изъеденные временем. Я смотрел на это ветхое строение, и вдруг оттуда второпях вышел встревоженный мужчина лет тридцати. Я остался стоять на месте, наблюдая за ним, а он, все ускоряя шаг, прошел мимо и устремился в сторону центра города. Я не знал, что случилось, но тогда мне было все равно. Я хотел, чтобы время ожидания поскорее прошло и я увиделся с Амандой. Для меня не было важным, как выглядели две стороны этой улицы, до того момента, пока годы спустя я не узнал, кем был тот человек, который вышел из старого дома.
– И кто это был? – спросила Стелла.
В этот самый момент дверь кабинета резко распахнулась, ударившись о стену, и Стелла испуганно вскрикнула.
Глава 44
Дженкинс ударом раскрыл дверь кабинета, где Стелла разговаривала с Джейкобом. Доктор не ожидал, что психологическая экспертиза продлится до столь позднего часа. Он полагал, что Джейкоб уже находится в своей одиночной камере, а Стелла – у себя дома. Когда он проходил по коридору и увидел зажженный в кабинете 3Е свет, он подумал, что это, должно быть, какая-то ошибка. Впрочем, с одной стороны, он хотел увидеть там заключенного вместе с агентом, ведущим обычный курс проведения психологической оценки, но с другой стороны – желал, чтобы тот был один, в темноте одиночной палаты, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
Он приехал сюда с твердым намерением заставить «обезглавливателя» говорить. Именно так он до сих пор мысленно называл его. У Дженкинса накопилось слишком много вопросов, чтобы позволить ему по собственному усмотрению решать, когда давать показания. Он хотел выяснить, была ли какая-то связь между заключенным, Лаурой и смертью его дочери. Войдя в кабинет и увидев Стеллу и заключенного, он сдержал свой порыв.
– Что здесь происходит? – спросил директор.
– Как вы меня напугали! – воскликнула Стелла.
– Доброй ночи, доктор Дженкинс, – сказал Джейкоб. – Я не ждал вас здесь так рано.
Директор посмотрел на Стеллу, пытаясь понять, что происходит, и надеясь найти в ее взгляде какой-нибудь знак, который его успокоит. Одними губами она беззвучно прошептала ему: «Не волнуйтесь».
– Доктор Дженкинс, думаю, вы уже знакомы с Джейкобом, – сказала Стелла, пытаясь разрядить обстановку.
– Джейкоб? Вот как тебя зовут?
– Я рад снова видеть вас, доктор Дженкинс. Это значит, что вы наконец-то начинаете прозревать.
– Джейкоб, о чем ты? – спросила Стелла.
– Как я уже сказал, Стелла, эта история намного больше, чем ты можешь себе представить. Речь идет не об одной отдельной смерти или двух, как вы уже убедились. Все намного серьезнее.
– Хочешь сказать, что ты убил не только Дженифер Траузе и дочь доктора Дженкинса, но и кого-то еще?
– Это был не я, Стелла, – резко ответил Джейкоб. – Похоже, ты до сих пор отказываешься видеть правду, которая открывается перед тобой.
– То есть по улицам ходит еще один убийца, с которым вы работаете сообща?
– Я этого не говорил.
– А что же?
– Если кратко, то да, по улицам ходит убийца, который занимается тем, что отрезает женские головы. Заодно ли я с ним? Нет. Но дай мне договорить до конца. Происходит нечто ужасное. Но ты еще не готова понять, ни откуда берется начало этого, ни почему я здесь.
– Убийца на свободе? – спросила Стелла.
Джейкоб не ответил и перевел взгляд на директора.
Дженкинс испуганно всматривался в него. Он не мог спокойно смотреть, как заключенный с такой невозмутимостью разговаривает со Стеллой. Доктор приехал в клинику, чтобы с помощью Джейкоба получить ответы на сотни возникших у него вопросов, но, увидев, как он тихо и мирно сидит здесь и безмятежно что-то рассказывает, он не знал, с чего начать.
– Что это, Джейкоб? – спросил директор, кинув желтоватую записку с именем дочери на стол.
Джейкоб наклонился к столу и посмотрел на нее. На лице у него выступила легкая улыбка. Он поднял глаза и несколько секунд смотрел на директора.
– Я думал, этот момент никогда не настанет, – ответил он.
– Прошу, скажи, что это за записка, – сказал Дженкинс. Он был готов зарыдать.
– Помните, какие слова я сказал вам в нашу первую встречу?
– Что ты сожалеешь о смерти моей дочери, – ответил директор.
– И это действительно так, и намного больше, чем вы думаете. Но это не совсем то, что я сказал.
– Ради бога, ну и что же ты тогда сказал?
– «Мне жаль, что ваша дочь должна была умереть, доктор Дженкинс».
Ошеломленный, директор сделал шаг назад.
– Да… И что?
– Ваша дочь умерла не потому, что я или кто-то другой так хотел. Ваша дочь умерла, потому что она должна была умереть, – ответ Джейкоба прозвучал словно удар молнии.
– Слушай сюда, сукин сын, если ты хочешь сказать, что моя семнадцатилетняя дочь умерла без видимой на то причины, я лично прослежу, чтобы тебя закрыли до конца твоей жизни.
– Совсем наоборот, доктор Дженкинс. Ваша дочь умерла по причине более важной, чем та, что вы можете себе представить. Вы спрашиваете меня, что значит эта записка. Все очень просто. На протяжении долгого времени подобные записки появляются по всей стране, и каждый, чье имя вписано в нее, погибает. Дата остается для меня загадкой, но она всегда указывает на тот месяц, в который человек должен умереть.