– Никогда не видела ничего подобного, – отозвалась Кейт.
– Вот бы Аманда и папа тоже это видели!
– Когда они приедут, мы им покажем, договорились?
– Да! Им понравится!
Так как Стивен, к своему удивлению, не нашел и Кейт с Карлой, он решил, что будет лучше вернуться домой, где он наверняка найдет их. Он снова сел в синий «Форд» и быстро поехал по городским улицам. Помня о сбитом человеке, он внимательно и осторожно заходил на повороты, направляясь к новой части города. За те несколько минут, что длился его путь, на дорогу опустилась ночная тьма. Подъехав к дому, он ужаснулся, увидев, что в окнах не горел свет, а вся улица была погружена во мрак. Стивен припарковал машину и, оставив мотор заведенным, побежал к дому. Чувство вины, что он оставил дочь одну, приводило его в ужас.
– Аманда! – закричал он, вбегая в дом. – Кейт! Карла! Где вы?
Он пробежал дом сверху донизу, но не нашел их. Каждая пустая комната все сильнее приводила его в отчаяние, пока от тревоги у него не выступили слезы.
Не зная, где еще искать свою семью, Стивен вышел из дома, сел в машину и помчался в центр города.
Глава 78
Как раз в тот момент, когда Дженкинс открыл дверь и увидел пыльное пространство дома, до его ушей донесся приближающийся гул.
– Что это? – удивился он.
Он поднял голову и в вечерних туманных сумерках Солт-Лейк-Сити увидел вертолет.
– Что за черт?!
Вертолет летел прямо на него. Когда доктору показалось, что вертолет вот-вот влетит в дом, машина вдруг замерла и несколько мгновений оставалась парить в воздухе над садом. Директору почти удалось разглядеть пилота, но вдруг вертолет начал медленно опускаться на землю. От мощного потока ветра, поднятого лопастями, пыль и грязь взвились вверх, заставив Дженкинса крепко зажмуриться. Стаи птиц со всей округи взметнулись в небо. Движения лопастей становились все медленнее, а директор пытался рассмотреть пилота. Наконец, когда винт остановился, изнутри кто-то выпрыгнул и крикнул:
– Доктор Дженкинс?!
Этот голос показался мужчине знакомым, но в его голове творился такой беспорядок, что он никак не мог вспомнить лица его обладателя. Пыль понемногу начала оседать, и перед ним появилась Стелла.
– Стелла? Что вы здесь делаете? Почему вы позволили Джейкобу сбежать?
– Простите, доктор Дженкинс, я должна была сделать это. Мне нужно знать, что происходит и почему это случилось.
По приказу Лауры из вертолета вышел Джейкоб. Пистолет был направлен ему в голову, но, несмотря на ее обещание нажать на спусковой крючок, глаза Джейкоба светились надеждой и вновь обретенными силами. Лицо же Лауры исказилось тоской, когда после стольких лет она вдруг увидела доктора Дженкинса.
– Джесс?!
– Лаура! Это ты?! – вскрикнул директор.
Он едва ли мог ее узнать. В памяти он хранил образ юной брюнетки двадцати с чем-то лет, полной противоречий мечтательницы, энергичной, веселой, пленительной и поглощающей все вокруг. Прошло столько времени, что он даже забыл последние месяцы ее беременности, ее сдержанность и странное поведение за несколько недель до родов, и заменил все свои воспоминания о ней теми лучшими моментами, что они провели вместе. Женщина, которая сейчас стояла перед ним, менее всего походила на ту Лауру, которую он помнил. Этой старухе можно было дать шестьдесят лет, и даже больше, волосы ее поседели, тело ссохлось, а кожа до того побледнела, что сквозь нее просвечивали вены.
– Правда, что Клаудия умерла? – с болью в голосе спросила Лаура.
Дженкинс посмотрел женщине в глаза и понял, что Джейкоб не врал, когда рассказывал ему о Лауре. В ней не осталось ничего знакомого, кроме одного: боли от смерти дочери.
– Это правда, Джесс? – повторила она.
Еще раз услышав собственное имя из уст старухи, мужчина почувствовал, будто у него внутри что-то рвется, разбивается вдребезги и окончательно лишает его рассудка.
– Это правда ты? – сказал он.
– Зачем вы приехали в Солт-Лейк-Сити, доктор Дженкинс? – вмешалась Стелла. – Неужели вы тоже замешаны во всем этом?
– Конечно нет! – закричал он и снова повернулся к этой фигуре старухи. – Лаура, почему ты меня бросила? Ты была мне нужна. Ты была нужна Клаудии.
– Я сделала это ради нее.
– Ради нее? Как ты можешь такое говорить? Как ты могла оставить нас с Клаудией?
– Ты не понимаешь, да? Ты ничего не понимаешь. Ты никогда ни на что не обращал внимания. Я думала, что когда-нибудь ты вспомнишь это и так или иначе поймешь, что должен быть мне благодарен.
– Благодарен за то, что ты меня бросила?
– Если бы я не сделала этого, Клаудия умерла бы, едва родившись. Я должна была сделать это. Я должна была исчезнуть из ее жизни. Судьба приказала мне так поступить.
– Судьба приказала? Что ты несешь?
– Джесс, ты не помнишь наши ночи, верно? Все шло слишком хорошо. Ты не должен сегодня быть здесь.
– Вам, доктор Дженкинс, непременно необходимо увидеть, что внутри этого дома, – вступил Джейкоб. – Почему же вы не зайдете?
– Замолчи! – закричала Лаура, угрожающе сжав пистолет.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Стелла.
– Я задам только один вопрос, доктор Дженкинс. Всего лишь один. – Джейкоб посмотрел Стелле в глаза. Не отводя от нее взгляда и не моргая, с твердым намерением покончить со всем разом, он произнес: – Случалось ли вам когда-нибудь остановиться перед зеркалом и спросить себя, кто вы?
Он снова обернулся к директору. Тот смотрел на него ничего не понимающим взглядом, не зная, что ответить. Всю свою жизнь он изучал душевнобольных, вынимал сердцевину их рассудка и своими вопросами, словно молотком, простукивал их жизни. Однако никогда у него не было возможности задать самому себе вопрос, ответ на который по-настоящему может изменить человека.
– Ради бога, я потерял свою дочь. Что еще тебе от меня надо?! – закричал он в отчаянии.
Почувствовав его боль, Джейкоб переменился в лице:
– Я очень сожалею о смерти вашей дочери, доктор Дженкинс, но правда, которую вы ищете, прячется за этой дверью. Разве вы этого не видите?
Директор посмотрел назад. Он боялся того, что может обнаружить там, внутри, но еще больше его пугало то ощущение, которое понемногу начинало завладевать им. Все казалось ему полной бессмыслицей. Старуха говорила с ним с болью в голосе, психопат заставлял сомневаться в самом себе и утверждал, что сочувствует смерти его дочери, приоткрытая дверь готовила ему правду, которую он не понимал. Он повернулся и толкнул дверь старого дома, овеянный своими воспоминаниями, но в этот момент грохот выстрела разрезал тишину.
Глава 79
– Что ты творишь, Джейкоб? Нет! Ты не можешь сдаться! – ору я на самого себя за то, что потерял голову и подал себя смерти на блюдечке.
Что есть сил я бью по стеклу, но чуть не ломаю себе руку. Черт побери, оно пуленепробиваемое. Я осматриваю мебель, ища что-нибудь, чем я мог бы разбить окно, и в одном из ящиков нахожу старую записку, написанную от руки аккуратным почерком: «Клаудия Дженкинс, июнь 1996».
Клаудия Дженкинс? Дочь доктора Дженкинса? Почему здесь стоит 1996 год? Сначала я ничего не понимаю, но у меня нет времени на размышления. Я продолжаю рыться в ящиках и среди кучи ручек и карандашей нахожу другую записку: «Клаудия Дженкинс, декабрь 2013».
Что это? Два раза один и тот же человек с разными датами?
– Это какой-то бред! – кричу я.
Я продолжаю поиски, проклиная себя за нездоровое желание пытаться все понять. У меня нет времени, чтобы думать об этих двух записках. Огонь беспощадно продвигается дальше. Пол нагревается так сильно, что едва ли не плавятся подошвы моих ботинок. Вдруг звонит мой телефон.
От удивления, что связь по-прежнему ловит, несколько секунд я не могу пошевелиться. В какой-то момент мне кажется, что я уже умер, задохнувшись дымом, и это Аманда звонит мне с того света. Если это так, я не могу ждать ни секунды, чтобы поговорить с ней. Если нет, то я действительно сошел с ума.
Я поднимаю трубку, надеясь услышать ее, спросить, когда мы увидимся, когда завершим, как велит Бог, наше свидание, без спешки, без слез и без этой проклятой тишины. Нет ничего более удручающего, чем тишина одиночества, нет ничего страшнее, чем не чувствовать ее рядом с собой. Я до сих пор помню, как она смотрела на меня и как нежно произносила мое имя. В мыслях раздается ее сладкий голос, я чувствую нескончаемые ласки ее рук, вдыхаю ни с чем не сравнимый аромат ее волос и снова вижу ее улыбку.
– Да? – отвечаю я.
– Привет, Джейкоб, – говорит самый сладкий женский голос, который я только слышал в своей жизни.
На мгновение у меня останавливается сердце. Я чувствую покой. Вне всякого сомнения, это голос Аманды, но что-то в нем переменилось. Легкая дрожь, которая заставляет меня задержаться на полпути между надеждой и печалью.
– Аманда? – неуверенно спрашиваю я.
– Это не Аманда.
Эти слова разрывают мне сердце и лишают надежд на счастливый финал.
– Кто это?
– Судьба, Джейкоб. Я искренне удивлена, что ты взял трубку. Представив, что ты там, весь окружен дымом, думаешь, как бы спастись, и при этом находишь эти записки с именем Клаудии Дженкинс… Признаюсь, мне показалось, что это не самая располагающая обстановка для телефонных разговоров.
– Черт тебя побери, кто ты такая?
– Мы так ни разу и не встретились, Джейкоб. Ты бы меня не узнал. Но есть вопрос и получше. Почему имя Клаудии Дженкинс написано два раза с разницей в семнадцать лет?
– Сейчас меня это не волнует! – кричу я в телефон.
Теперь меня мало что волнует. Дым пробрался в комнату, огонь уже перекинулся на ковры, расстеленные в коридоре. Очень скоро пламень будет здесь.
– Я скажу тебе, Джейкоб. Потому что Клаудия Дженкинс жива, хотя она должна была умереть много лет назад. Знаешь почему?