– Высмотрю, что смогу. – Она бросила брату грушу. – Не ты ли мне советовал найти занятие по душе?
– Мара, я подразумевал соколиную охоту, а не проникновение со взломом.
– А я твердо знаю, с чего больше проку.
В канун праздника прискакал из Лангарта Роланд, наряженный по своему обыкновению, как на собственную свадьбу. Он доблестно пытался отрастить бороду.
– Волчонок, – заговорил он, обнявшись с Вулфом, – я уж не думал тебя лицезреть. Ты как?
– Как тебя увидел, сразу дурно стало.
– Поганец! – Брат похлопал его по спине. – Убью тебя, но попозже. Если Робарт нас поймает, он от отца мокрое место оставит. Нам известно, чем это он занимается в темном густом лесу?
– Не своим делом? – предположил Трит.
Роланд, похоже, серьезно задумался над его словами.
– Хорошо сказано, северянин. – Он протянул руку. – Роланд.
– Трит.
– Рад наконец познакомиться. Отец будет здесь к концу дня, – добавил Роланд, обращаясь к Вулфу и Маре. – За Лангартом пока Па присмотрит.
Он снял с плеча мешок с едой.
– Кто не выспался, поспите. Я хоть и мечу в бароны Гленн, всегда считал своим призванием работу ночного сторожа.
Благородный Эдрик подъехал в сумерках. Он обнял всех детей разом и Трита придержал за плечо.
– Сейчас все решается, – сказал он. – До меня дошли вести из Аскалона. Там собрались звериные полчища, а со зверями, может статься, пришла и чума. Святой ведает, что это за твари. Королева Глориан, как слышно, выехала в город и поднимает народ на бой.
– Глориан сражается? – изумился Вулф. – Как ей охрана позволила?
– Представления не имею, но это дурно говорит о герцоге. Ему бы немедля отбыть в столицу, а я вижу, его стяг на прежнем месте. – Благородный Эдрик тяжело вздохнул. – Он мне нравится. Хотел бы я обмануться в своих подозрениях.
– Мне кажется, мы не ошиблись, отец. Надо остановить его этой ночью.
– Да-да… Трит, Мара, ложитесь-ка спать. Ночь нам предстоит долгая. Роланд, тебе, если не возражаешь, первая вахта. Мне надо поговорить с твоим братом.
– Я всегда начеку, – отозвался Роланд, не отрываясь от окна.
– Молодец!
Вулф отошел с отцом. Они немного спустились по склону, укрытому от замка Парр.
– Вулферт! – Эдрик притянул сына, и Вулф прижался к нему. – Ты как, сын?
– Холодно мне. – Вулф посмотрел на него. – Временами я его вижу. Белый корабль…
– Тот день, наверное, останется с тобой до конца жизни, – тихо сказал ему Эдрик. – Останется и будет болеть, но с каждым годом все больше врастать в тебя.
Он взял Вулфа за затылок:
– У меня к тебе дело. Герцогиня Глэдвин направляется сюда, чтобы помочь разобраться в происходящем. Если нам придется войти за регентом в Дебри, я прошу тебя подождать на краю леса, чтобы в любое время проводить ее на корабль. Загнанный зверь кусается, и регент, увидев с нами свидетельницу святой крови, постарается устранить угрозу. Ты должен будешь ее защитить.
– Нет, отец. Я хочу войти в лес.
Только выговорив эти слова, Вулф понял, что сказал правду. В животе тихонько заныло.
Он всю жизнь прожил в страхе перед Дебрями. От них он бежал в вечные снега. Но Дебри с раннего детства вглядывались в него, и настала пора ответить на их взгляд.
– Вулф, – сказал Эдрик, – я, твой отец, этого не хочу.
– Боишься, это повредит мне в глазах людей? – напряженно спросил Вулф. – Уже повредило. Всю жизнь вредило. Я должен увидеть сам.
Он замолчал, тяжело переводя дыхание. Отец вдруг показался ему очень усталым, одиноким, очень старым.
– Вулферт, помнишь царапины на стенах Лангарта?
Вулф кивнул.
– Их называют ведьмовскими метками. Наши предки их рисовали для защиты от Лесной хозяйки.
– Ты всегда говорил, она просто сказка.
– Я и себе то же говорил. Я всю жизнь уверял себя, что твои родители подкинули тебя, как часто бывает, потому что им нечем было кормить ребенка. Но я взял тебя из леса и все эти годы прожил в страхе, что лес потребует тебя обратно. Я потому и просил короля Бардольта принять тебя в Хроте. Как ни больно мне было тебя отсылать. Ведьмовские метки оставлены на наших стенах много веков назад. Моя бабка велела их соскрести, чтобы не уродовали комнат, но через два дня я нашел тебя и тогда снова обвел и углубил знаки. И даже добавил от себя – у твоей двери, под твоим окном, на столбике твоей кровати. Что-то во мне еще верило в ту ведьму и боялось, что она захочет тебя вернуть.
– Мы никогда не говорили о той ночи. – Вулф распустил воротник. – Расскажи.
Благородный Эдрик устремил взгляд на юг:
– Я проснулся в черный час. В дверь постучался лесник. Они крепкий народ, мои лесники, да и как иначе, если им приходится иметь дело с браконьерами и язычниками, проводить часы в темноте. Но тот выглядел, будто увидел свою смерть. Он сказал, что в Дебрях слышали голоса, видели огни и деревья там колышутся сами по себе. Мара не спала. Она упрашивала не оставлять ее одну, и я, положившись на лесников, взял ее с собой. Мы сразу увидели в небе свет – белое мерцание, поднимавшееся из глубины чащи. Голосов я поначалу не слышал. А потом Мара дернула меня за рукав, сказав, что слышит младенца. Я тоже расслышал и бросился за деревья, на твой плач, хоть лесники и кричали мне вслед. Сами они не посмели за мной идти. Ты лежал под дубом, крошечный малец. Рядом стояла серая волчица. Об этом я тебе рассказывал, – заметил Эдрик, и Вулф кивнул. – Я выпустил стрелу, и она сбежала. Когда я взял тебя на руки, ты отбивался и хныкал, кричал что-то на языке, которого я ни до того, ни после не слыхал.
– Ты не запомнил моих слов?
– Уже забыл. Я вынес тебя из леса, осмотрел и убедился, что ты цел, не считая крошечной ранки.
– От волчьих зубов?
– Может быть. Это была просто припухлость. К утру Дебри замолчали, утихли, и ты тоже.
Вулф отгонял встающие перед ним картины. Отец обнял его голову.
– В тебе нет зла, – сказал он. – Я каждую ночь благодарю Святого, что он привел тебя в нашу семью. Он спас тебя в Пепельном море. Но может статься, тебя держит в своих когтях что-то ужасное, Вулферт. Не колдовство – в магию я не верю. Но в язычников поверить могу.
– А как ты объяснишь тот свет?
– Может, грибы-свечки. Они, бывает, светятся в темноте.
– Я хочу это увидеть, – с трудом выговорил Вулф. – Отец, это не отпускало меня столько лет… может, я вспомню дорогу.
– Тебе тогда не было и двух лет. Не мог ты запомнить.
– Мог. Дай мне только увидеть те деревья. Мне это нужно, – заверил отца Вулф. – Необходимо.
Благородный Эдрик вгляделся в его лицо. Вулф видел в его взгляде борьбу – отцовские чувства разрывали его надвое.
– Не отходи от меня. – Таким голосом отец предупреждал их в мальчишестве. – Дай слово, Вулферт. Ты не отойдешь от меня дальше нескольких шагов.
– Да, отец.
– Хорошо. – Эдрик поцеловал его в лоб. – Теперь иди, отдохни немного.
Вернувшись в разрушенное святилище, Вулф лег рядом с уснувшим Тритом. Как он ни старался, мысли не шли из головы.
Он всю жизнь слышал пчел, они гудели в каждом его сновидении. К рассвету он узнает, отчего это, – или не узнает. Может, герцог Робарт пересчитывает деревья. Или герцог Робарт их всех убьет.
Немного спустя его растормошили.
– Дама Глэдвин здесь, – тихо сказал Эдрик. – Посторожишь, сын?
Вулф кивнул, протер глаза и занял место у окна.
Глубокой ночью замок Парр был невидим, только горели факелы у ворот. У него за спиной отец встречал герцогиню, тихо звучали голоса.
– В порту Королевы Линн меня ждет корабль, – говорила герцогиня Умеренности. – В том маловероятном случае, если вы правы, я пойду к королеве Глориан. Если эта ночь ничего не покажет, мне придется сообщить благородному регенту о ваших обвинениях.
– Понимаю.
– Отец! – прошипел Вулф.
У него было на редкость острое зрение. Сейчас, напрягая глаза в темноте, он различил в замке Парр красноватый свет. Вместе с отцом они проследили, как огни спускаются к воротам.
– В самом деле, выходит, – выдохнул отец, и дама Глэдвин шагнула к ним. – Скорей!
Вулф поднял остальных. Они все вместе тихо выбрались из руин, сели в седла. Глэдвин привела с собой небольшую вооруженную свиту.
– Мара, делай как знаешь, – обратился к дочери Эдрик, – но…
– Я буду осторожна, – пообещала она. – Сохрани вас Святой!
Освещать дорогу было слишком опасно. Впрочем, земля здесь была сухой, и они вскоре добрались до берега озера. От стен замка двинулись двенадцать огней.
– Вот оно, – пробормотал благородный Эдрик. – Держитесь на расстоянии.
– И будем надеяться, с ними нет легавых, – с опасением добавила дама Глэдвин. – Зуб Святого, что же он творит?
Они ехали вслед за огнями. Берег вскоре ушел в сторону, на отлогой земле под холмом трава стала кочковатой, кони путались.
Огни поднимались наверх, пока копыта не зацокали по погребальной дороге. Вулф поторопил коня, и стук копыт слился с ударами сердца. Вспомнился путь через Торфяники, где неверный шаг мог завести в трясину. Здесь хоть земля по обе стороны дороги была надежной.
Несколько часов они преследовали регента под млечным поясом звезд, прозванным инисцами Аскалонской Просекой.
Наконец огни остановились – преследователи тоже. Звездный пояс впереди заслонила черная стена. Огни резко склонились к земле.
– Спешились, – шепнул Роланд. – Не потерять бы из виду…
– Не должны. – Эдрик поднял глаза на узкий месяц. – Ты, Роланд, останешься с лошадьми.
Огни снова пришли в движение. Вулф пустил коня коротким галопом к межевому камню, где они стреножили лошадей и зажгли три фонаря.
С востока налетел ветер. Ветви заскрипели, как старые стропила; лошади зафыркали, навострив уши.
Теперь и Вулф чуял запах леса – запах старого перегноя, могилы для зверей и деревьев, из которого произрастало здесь все живое. Он поднял глаза на ветви, набрал воздуха в грудь и шагнул вслед за отцом.
Вдали мигали за стволами огоньки. Эдрик отдал свой фонарь Вулфу.