Учуяв запах нечистого дыма, Наиматун с Фуртией отказались от дневных перелетов. Теперь они дожидались сумерек, да и потом держались под облаками, укрываясь от глаз змеев.
«Они видят только при солнце, – объяснила Наиматун. – Они не созданы для ночи, как мы».
В одну из ночей они пролетали над горящим лесом; в его зловещем, неестественно красном зареве все представлялось чужим и незнакомым. Мастер Кипрун, глядя, как распространяется пожар, бормотал себе под нос и вертел кольцо на пальце. Алхимик выдерживал полет, хотя заметно было, как ему не сидится на месте. Четверым всадникам было тесно в одном седле, зато они согревали друг друга.
Так, медленно и осторожно, они продвигались на север, прижимаясь к хребту Виншан. С рассветом драканы находили для себя укрытие в горах, и люди, сбившись в кучу, старались выспаться. Думаи с Канифой вдвоем забивались под свои меха. Они слышали голоса змеев и исковерканных подземным огнем созданий, чьи кличи порой взметывали в воздух черный пепел.
Однажды им больше суток нельзя было показаться из укрытия – над горами кружила стая крылатых ящериц. Фуртия загребала когтями, скалила зубы, а Наиматун лежала тихо, обвив хвостом затаившихся людей. Думаи подозревала, что, не придавай они такой важности своему делу, обе бросились бы в бой насмерть.
Та ночь была долгой и страшной. Они не смели ни развести костер, ни подать голос. Когда Никея в первый раз протянулась к ней, Думаи сделала вид, что не замечает. На второй раз их пальцы переплелись.
«Пусть думает, что ты попалась. – Думаи не стала отнимать руку. – Пусть считает, что победила».
Когда небо очистилось, драконы взлетели, прошли над озером Холодных Зорь и внутренним портом Пианг, где прежде добывали уголь. Теперь пожар обнажил кровеносные сосуды города, и гора над ним дымилась. Видно, занялись угольные пласты.
Думаи не знала, бежали люди в глубину горного края или решились искать убежище в других местах. Империя Двенадцати Озер была обширна – не всюду поспели вестники Йеккен, не всех успели предупредить.
Наиматун затушила еще три пожара. Впервые после вылета из столицы Думаи взмолилась, прижимая к чешуе Фуртии обнаженные ладони:
– Великий Квирики, услышь дочь радуги! – Она закрыла глаза. – Прошу тебя, защити наши земли, пусть мир станет зеркалом тишины, в которой ты пребываешь.
«Он не услышит, дитя земли, – сказала ей Фуртия. – К нему не проложено мостов».
«Наиматун говорила о какой-то звезде из черных вод творения. Что это значит, великая?»
«Только падение ночи может это остановить».
Большего Думаи от нее не добилась. Она, певица богов, знала, как загадочна природа драконов, ведь они были не от мира сего, но ей, как всякому человеку, очень хотелось их понять.
Впереди уже показалась гора Вин, исток реки Дапранг, и тут Наиматун свернула к невысокому отрогу горной цепи. Думаи пыталась до нее докричаться – близился рассвет, время искать укрытие, – но усталая дракана не услышала.
Фуртия вслед за старшей опустилась на руины. Может быть, когда-то здесь стояла сторожевая башня. Судя по дымящимся обломкам огромных арбалетов и доспехам на погибших, застава была лакустринской. Думаи могла бы заподозрить нападение людей – если бы не павший бог. Дракона порвали, как бумажного; среди золы и снега серебряной фольгой блестели чешуйки. Должно быть, он пытался защитить солдат.
– Таугран! – вслух прошипела Фуртия.
От ее рокота проснулся Канифа. Думаи спиной почувствовала, как он напрягся. Она сама вся окоченела, и живот у нее скрутило при виде мертвого бога.
Мастер Кипрун утер нос.
– Здесь была пограничная застава. Выстроена, чтобы напоминать Восточному Хюрану о почтении к Шимскому договору. – Он бросил взгляд на конскую тушу с обугленными останками всадника. – Как видно, змеи ее обнаружили.
Думаи встала на колени рядом с драконом, погладила потускневшую чешую на морде. С болью в сердце она оглянулась на север. Ветер трепал ей волосы. Далеко-далеко первые лучи рассвета блеснули на водах Дапранга. Все земли за рекой принадлежали племени бертак.
– Маи, – позвал Канифа.
Он смотрел на труп солдата не старше двадцати лет возрастом. По его щекам протянулись глубокие борозды, в кулаках юноша зажал выдранные пряди волос, на проплешинах запеклись струпья. Еще удивительнее выглядели оборванные до локтя рукава, из которых торчали голые руки. От кончиков пальцев ветвились красные полоски, тянулись к плечам. Думаи сперва приняла их за засохшую кровь, но, присмотревшись, увидела, что покраснела сама кожа.
Этот цвет показался тревожным сигналом – ярко-красный, как ядовитые грибы на горе Ипьеда, убивавшие с одного прикосновения. Он пробудил в ней предчувствие опасности. Наиматун, перегнувшись через головы людей, осторожно принюхалась:
«Он выгорел изнутри. – У нее вырвалось шипение. – Земной огонь пожрал плоть и бурно растекся по жилам».
Теперь Думаи рассмотрела ржавчину под ногтями мертвеца.
– Лицо. Он сам его разодрал, – пробормотала она. – Матушка рассказывала, что Безымянный принес в Лазию болезнь…
– Я бы отошла подальше, принцесса, – подала голос Никея.
Наиматун поспела первой. Подхватив Думаи с Канифой за ворот меховых плащей, она подняла их, как котят, за шкирки и переставила поближе к Фуртии. Потом снова повернулась к мертвому и дохнула на него, укрыв ледяным курганом.
Думаи взобралась в седло, где ждали остальные. Когда драканы взлетели над погибшей заставой, она стала смотреть за реку, заставляя себя забыть об увиденном. Скоро Бразат, там они найдут все ответы. Она должна была в это верить.
А пока она всей душой надеялась, что отец подготовит сейкинцев. Очень скоро хаос доберется и до их острова.
Из всех рек Востока Дапранг был самой длинной, почти без излучин и поворотов. Сверху он выглядел брошенным на землю мечом. Все рассказчики называли его ледяной рекой, но сейчас стояла весна, и черные воды с силой пробивались из-под снегов.
Чем холоднее делался воздух, тем реже драканы чуяли змеев, и теперь они снова взлетали при свете – Думаи могла рассмотреть безлюдные земли за Дапрангом. Ни огня, ни дыма, сколько видел глаз, хотя леса здесь росли густые.
– В такую даль змеи не доберутся, – крикнул, перекрывая ветер, Канифа. – Наиматун верно сказала: холод их отгоняет.
– Так будем надеяться, что зима не поспешит растаять, – прокричала в ответ Думаи.
«Холод ненадолго их сдержит, – сказала ей Фуртия. – Истерзанная земля дышит жаром, горит в лихорадке…»
Казалось, прошли годы, пока они не увидели северную столицу Голюмтана – окруженный стенами город Хинитун, успевший отстроить проломленные стены. Но раньше города они увидели горы – стену мира, Владык Павшей Ночи.
Даже ее наставники не знали, кто дал хребту это имя, но теперь Думаи догадывалась, что так его назвали боги. Судя по всему, имя было древним, как сам хребет, которым оканчивались все карты Востока. Пики его устрашали. Почти все поднимались выше и мощнее горы Ипьеда, а к вершинам сходились в острия, на которых не уместилась бы и монета.
Вот и Бразат. Думаи узнала его с первого взгляда – он на две головы возвышался над другими вершинами, вонзаясь в ясное небо.
«Только падение ночи это остановит… – Она вцепилась в седельную луку. – Только павшая ночь…»
Когда две драканы взмыли над Голюмтаном, в городе басовито заревели рога. Лучники на стенах опустили оружие. Видно, принцесса Иребюл благополучно добралась до дома.
Четыре года здесь правили хюранцы, но город сохранил лакустринский облик, только шатры за стенами во весь голос напоминали о завоевателях. Фуртия с Наиматун опустились близ Высокого Насеста. Эта твердыня с отлогими стенами вознеслась над пролегшей к западу расселиной. На ее крышах резвились орлы и драконы, быки и кони, а на дверях блестели солнце и луна, разделяясь пополам при открытии створок. За спиной крепости башнями стояли горы – все вместе являло зрелище, достойное богов.
С гор несло снегом, от очагов и плавилен – дымом. Думаи слезла на землю. Здесь было куда холоднее дальнего берега Дапранга – и темнее, небо даже в полдень казалось тусклым.
Столько коней Думаи видела впервые в жизни. Фуртия заворчала на какую-то перепуганную кобылу.
– Я, пожалуй, подожду здесь, присмотрю, чтобы не разразилась война драконов с конями, – пошутила Никея. – А вы, как посланница своего отца, можете встретиться с грозным вождем воинов.
– Какой из меня посол, – вздохнула Думаи, стянув с седла свой дорожный мешок. – К тому же я думала, очаровывать – по вашей части.
Никея взглянула на нее с удивлением и неприметно улыбнулась.
Спустился с седла и Канифа. У ступеней Высокого Насеста их встретила дворцовая стража в доспехах из искусно выделанной кожи. Над шлемами колыхались султаны конского волоса.
– Покажите руки, – сурово велел стражник. – Ты ли принцесса Думаи с Сейки?
Их лица были замотаны крашеной шерстью – от подбородка до самых глаз, в которых плескалась опаска. Жители дальнего севера могли забыть о существовании Сейки; тем более Думаи сомневалась, чтобы они встречались с сейкинскими купцами или слышали такой выговор, как у нее.
– Да. Мой отец шлет свое почтение Великой Наир, – сказала Думаи. – Да будет успешна ваша охота, да летят ваши птицы на крыльях ветра. Воины, зачем вы скрываете лица?
– Великой Наир донесли о болезни, которую несут чешуйчатые звери. Эта болезнь передается с дыханием.
– Я видела тех зверей. Они жгут посевы и селения, убивают без пощады.
Если стражник и изменился в лице, этого не видно было за шерстяной маской.
– Принцесса Иребюл охотится на Ошейнике. Вы можете присоединиться к ней. – Он протянул им лоскуты зеленой шерсти. – В ее присутствии просим вас надеть это.
– А что драконы?
– Могут остаться с вами. – Стражник заметил алхимика. – Мастер Кипрун, Великая Наир будет рада вас видеть.
– Что ж это всем правителям нынче охота меня повидать? Кого еще ждать, Бессмертную Царицу? – Наткнувшись на каменные взгляды стражников, алхимик вздохнул. – Да-да, все, что под горами, – Великой Наир, и так далее…