День, когда пала ночь — страница 113 из 161

ясь птицами и мелкими желтыми цветочками, выживавшими на этой равнине. Она все больше нравилась Тунуве.

Но никакая дружба не заглушила бы ее тоски по Эсбар. Тунува боялась за нее, за сестер, и больше всего – за Сию. И еще она никогда не бывала так далеко от дома без ихневмона.

Они миновали угли и кости, оставшиеся от земледельческого селения. К заходу солнца добрались в Гаразну, где их дожидался когг с прямыми парусами. Вооруженная стража поднесла дымящиеся горшки, чтобы окурить груз.

Невдалеке собрались у ограждения несколько сотен искалинцев. Тунува плохо говорила на их языке, но сумела понять, о чем просят.

– Сын! – с отчаянием твердил один мужчина. – У меня сын в Вазуве. Смилуйтесь!

– Принц Гума, – выкрикнул другой. – Ваше высочество, возьмите нас на борт, умоляем!

– Это не в моей власти, – холодно и твердо отвечал Гума. – Возвращайтесь по домам. Сколько можете, берегите скот и посевы. Искалину нужна еда.

Перестав замечать волнующихся просителей, он обратился к Тунуве:

– Ты, я вижу, принесла нам удачу, воительница, – змееныши чуют смерть в твоем копье. Как ты себя называешь?

– Тунува, ваше высочество.

– За труды, Тунува. – Он бросил ей увесистый кошелек. – И я беру тебя на свой корабль.

– Благодарим, добродетельный принц, – улыбнулась Канта, не дав Тунуве возмутиться. – Ваша щедрость не имеет себе равных.

Гума хмыкнул и двинулся дальше. Тунува отдала кошелек Канте, и та его хорошенько припрятала.

Охрана расступилась, пропустив их к причалу. Тунува вымыла руки в бочке красного вина и позволила окурить свою одежду, после чего ее допустили на судно. Канта нашла место под палубой, где обе расстелили плащи и попытались немного остыть.

– Чего бы я только не дала за холодную ванну! – вздохнула Канта. – Уже соскучилась по Минаре.

Тунува подложила руку под голову.

– Сколько нам плыть?

– Как сложится. – Канта взглянула на нее. – Тува, еще не поздно повернуть назад.

Тунува смотрела в потолок.

– Нет, – тихо сказала она. – Слишком долго я носила в сердце эту тяжесть. В обители мы учимся терпеть боль, как терпела Мать… но моя рана так и не зажила, даже шрамом не схватилась. Я окажу ей честь, отыскав истину. Истиной держится обитель.

– Она бы тобой гордилась.

Тунува, кивнув, закрыла глаза. Когда волны Халассы закачали корабль, она попыталась отогнать тревоги и уснуть.


У лета всегда был особый запах: зреющих в полях колосьев, луговых цветов, играющих свадьбу с медоносными пчелами. Нынешнее лето отдавало пропотевшим сукном, взрытой землей и страхом. Арондинские пахари, вместо того чтобы косить и жать, копали рвы. Кузнецы вместо гвоздей и подков ковали мечи.

Они решили с приближением змеев звонить в колокола по всему городу, призывая людей отступать к древним подземным ходам и через них спешно добираться в пещеры. Колокольный звон в праздник Начала Лета отменили, чтобы избежать ошибки. Пока что не случалось и змеиной тревоги.

Вулф бывал у Глориан при всякой возможности, но она по-прежнему роняла кровь.

Глядя, как он упражняется с Тритом, Глориан думала о другом. Не первую неделю ее мысли возвращались к обретенному в сновидении свету, ко взывавшему к нему голосу.

– Глориан, – Флорелл оторвала ее от воспоминаний, – дама Мариан наконец прибыла.

Глориан перевела взгляд на восток, где развевались над всадниками стяги дома Беретнет.

– Я встречу ее в тронном зале, – сказала она, выходя вместе с Флорелл. – Проводи ее туда.

Регентский совет с самым малым перевесом проголосовал за объявление ее бабушки благородной попечительницей Иниса. Но, и став регентом по закону, она не смогла выехать сразу: сперва мешали весенние дожди, от которых разлились реки Торфяников, а когда воды вернулись в берега, Мариан слегла с болотной горячкой.

О ее скором приезде возвестило возвращение Бурн.

– Мастеро, – обратилась к измученному лекарю Глориан, – я благодарна вам за спасение ее жизни.

– Дама Мариан стойко боролась с болезнью, ваша милость. При мне был только скромный запас коры, облегчающей лихорадку.

И вот наконец Мариан Беретнет, третья из носивших это имя, явилась со своей малой, изнуренной дорогой свитой. Все были в сером. Мариан опиралась на трость, а с другой стороны ее поддерживала под руку Мара Гленн.

Они обнялись. Почти на одно лицо – Мариан как Сабран, Сабран как Глориан. Их разделяли лишь несколько морщин, осанка да густая седина в волосах старшей. Глориан смотрела на себя в старости.

– Ваша милость, – сипловато проговорила Мариан. Мара помогла ей присесть в реверансе. – Я готова служить вам.

– Прошу вас, бабушка, не утруждайте себя. – Глориан подхватила ее под локоть. – Добро пожаловать в Арондин. Надеюсь, вы оправились от болезни?

– Меня еще донимают боли и озноб, но жизнь мне ваш лекарь спас. На мастеро Бурн рука Святого, – с трудом улыбнулась Мариан. – Дайте же на вас посмотреть. В последний раз я видела вас трехлетней.

Глориан улыбнулась в ответ. Бледная ладонь потянулась к ее щеке, и Мариан тихо вздохнула:

– Вы так похожи на Сабран! В вас ее сила и сила вашего отца, Глориан. Я вижу ее.

– Идемте в башню. – Глориан взяла ее хрупкую руку. – Вам приготовили хорошие покои рядом с моими.

– Вы так добры. В Катиле ужасный холод. Бедняжка Мара – мерзнуть там в обществе старухи!

– Это честь для меня, сударыня, – возразила Мара.

Глориан, выходя, бросила ей благодарный взгляд.

– Больше вас никогда не удалят от двора. Вы – бывшая королева крови Беретнет, – обратилась она к бабушке. – Я этого не забуду.

В опочивальне горел огонь, исходил паром мясной суп. Инисцы еще трудились на уцелевших полях, но уже видно было, как плох урожай. Вскоре никому, даже королеве, не придется есть вволю.

Глориан усадила бабушку в кресло и укутала ей плечи тяжелой мантией.

– Милое дитя. Спасибо. – Мариан стянула плащ на плечах. – Я ничего этого не заслужила, но клянусь, что не даром буду протирать полы при дворе. Зима жизни сделала меня суровей.

– Хорошо. Нам понадобятся железные кости.

Мариан захихикала:

– Помню, так говаривал твой отец. – Она взяла со столика кубок горячего вина. – Мара сообщила, что Робарт Эллер оказался язычником. А был всегда таким добрым и усердным – я верила, что он служит твоей матери. Больно слышать, что у него были свои планы на твой брак.

– Я сама так решила. Не опасайтесь за меня, – сказала Глориан. – У меня тоже есть свои планы.

Мариан смерила ее взглядом:

– Нашла другого, кто наделит тебя наследницей?

– Вы меня осуждаете?

– Не мне осуждать. Все мы должны служить Святому, но не обязаны губить себя. – Мариан помолчала. – Ты носишь ребенка?

Впервые за эти месяцы Глориан захотелось открыться. Так давно никто не говорил с ней по-матерински.

– Не получается, – прошептала она. – Мы с зимы бьемся.

– Есть дни, когда это удается легче. Ты доверяешь любовнику?

– Да.

– Хорошо. – Мариан грела пальцы о кубок. – Но каким бы он ни был неприметным, ему придется уехать до прибытия принца Гумы. Нельзя допустить, чтобы вашу близость заметили.

– Знаю. Мать всю жизнь твердила, что я должна быть совершенством, возмещая грехи прошлых королев, – ответила Глориан. Мариан потупила взгляд. – Бабушка, Сабран Пятая действительно была так жестока?

– Да, хотя иногда мне думалось, оттого, что она сама страдала. Моя же мать злой не была, но озлобилась от горечи. – Лицо старой женщины стало тверже. – Сабран – моя Сабран – поднялась выше этого. Она верила в себя еще дитятей. Я оберегала ее, сколько могла.

– Вы вырастили великую королеву.

– Сабран сама себя вырастила. А вот ты, Глориан… тебе я помогу. Ты намерена править из Арондина?

– Недолго. Я буду перемещать двор с места на место, чтобы сбить змеев со следа. Фиридел как будто затаил злобу против меня лично. Полагаю, он будет преследовать меня повсюду.

– Черный змей, – пробормотала Мариан. – Вот уж не думала, что увижу такое на своем веку.

Глориан села с ней рядом.

– Еще год назад моим родителям приходилось опасаться разве что ментцев и Карментума, – сказала она. – Какими мелкими кажутся сейчас те заботы.

– Такова политика, – покачала головой Мариан. – Это бесконечный круг. В этих играх не бывает победителей.

Как утешительно было говорить с понимающим человеком! Глориан опустила ладонь ей на плечо.

– Я рада, что ты здесь, бабушка, – закрыв глаза, проговорила она. – Постараемся пережить это вместе.

Мариан в ответ только погладила ее по голове, но слеза упала на макушку Глориан, как поцелуй.


Как ни слаба была после болезни, Мариан сдержала слово. Отоспавшись всего одну ночь, она собрала регентский совет, чтобы выслушать отчеты и планы. Затем в совет пригласили Глориан. Та еще с порога увидела, что надвигается беда.

– Фиридел? – спросила она советников.

– Нет, ваша милость, – мрачно ответиле герцо Эдит. – Искалинский принц на Инисе. Он направляется к Арондину.


Солнце погасло, как свеча, оставив после себя копоть ночи. Когда на учебном плацу зажгли факелы, Трит наложил стрелу. Вулф, прислонившись к опоре, наблюдал, как друг оттягивает тетиву.

Городская стража сколотила из досок подобие змея. Трит, повернувшись левым боком, прицелился в голову чучела. В Феллсгерте он освоил все северное оружие, но после перелома ключицы с разрывом плечевой мышцы надолго забросил стрельбу. Пока у него заживала рабочая рука, Вулф взялся обучать его стрелять с другой.

Трит выдохнул. Мускул на левой руке напрягся, и стрела полетела. Она ударила змея прямо в глаз, но слабовато и, обвиснув, вывалилась из глазницы.

– Ну вот, – утирая взмокший лоб, пожаловался стрелок. – С тем же успехом могу сам поджариться, не дожидаясь настоящего змея.

– Это от неуверенности.

Трит скосил на него глаза.

– Рука у тебя набрала достаточно силы, но боль перелома не забылась, и ты все время ждешь, что она вернется. Рана теперь у тебя в голове. – Вулф шагнул к другу. – Давай бери стрелу. Натягивай.