– У нее нет лица, только голос в моей голове. Раньше я слышала ее часто, теперь реже.
– Тот голос дает тебе советы?
– Да. Впервые он заговорил со мной, когда мне было шестнадцать. – Глориан сама едва слышала себя. – Чего я только не думала о нем, но теперь… мне кажется, то была ты, мама. Или голос всех, кто был до нас. Не тем ли я призвала тебя к себе, что послала ей свет, о котором она просила?
– Она – не ты и не я. Она – тайна, которую ты должна унести в могилу; правда, которую нельзя открыть.
– Я ни слова не скажу о ней, пока жива. Знаю, что нельзя, – зашептала Глориан. – Но, матушка, пожалуйста, не отнимай ее у меня. Когда она умолкает, мне так одиноко.
Молчание длилось долго.
– Тогда я стану искать ее ради тебя, – произнес голос. – Ты только открой мне двери своих снов, дочь.
Глориан кивнула, хотя не представляла, как это исполнить. Призрачная ладонь коснулась ее виска, нежно погладила по голове… А потом было утро, она сидела одна, замерзшая, кутаясь в одеяло…
Завтракала она с Мариан. В последнее время всякая пища казалась ей кислой, но Глориан до крошки подобрала хлеб и сыр, не желая даром тратить съестное.
– Мука тает на глазах, – бормотала бабушка. – Припасы на исходе.
– Что же нам делать?
– Позаботиться, чтобы оставшееся делили поровну. Ты можешь издать закон против повышения цен, но мы не в силах заставить зерно вызревать в темноте, – вздохнула Мариан. – Нерадостно мне перечислять, чего нам не хватает… после моего царствования, но я не представляю, как Инис переживет возвращение Фиридела.
– Переживет. – Глориан молчала, пока не успокоился живот. – Бабушка, с тобой когда-нибудь говорил Святой?
– Нет, – суховато ответила Мариан. – Я была слишком мала, чтобы ему меня замечать.
– Мне приснился сон. Видение. Мать сказала, что все это закончится с весной.
Мариан отложила нож:
– Сабран? Она пришла к тебе из Халгалланта?
– Сказала, что змеи уснут, – кивнула Глориан.
– Отрадно слышать. Знать бы только, как объяснить это регентскому совету.
– Даже не пытайся! Мать сказала, мне нельзя делиться этими видениями. – Глориан взглянула на нее. – Ты выяснишь, продержимся ли мы до весны?
– Непременно.
Именно на этих словах в дверь малых покоев постучала Флорелл.
– Ваша милость, благородная попечительница, прошу простить. – Лицо у нее вытянулось. – Принц Гума миновал Ботенли. К закату он будет здесь.
Глориан не сумела ответить – пересохло во рту.
– Понятно, Флорелл, – отозвалась за нее бабушка. – Я соберу регентский совет, чтобы встретить его высочество.
Когда Флорелл вышла, Мариан понизила голос:
– Глориан, ты роняла кровь после последнего свидания с любовником?
– Нет. Обычный срок подойдет через день или два. – Глориан заломила руки. – Надо его отослать.
– Хорошо. Если ваши усилия окажутся напрасны, найдем другого. – Мариан склонилась к ней через стол, взглянула остро. – Гума не знает, что их с Робартом заговор разоблачен. Как ты хочешь поступить, Глориан?
Где-то над замком прокричал белохвостый орел.
– Мать учила меня, что королева должна знать, когда пришло время ударить, а когда вовсе не следует бить, – сказала Глориан. – Я думаю предоставить принца Гуму естественному ходу вещей. Пусть полагает, что мы ничего не знаем. Покамест.
– Такой совет могла бы дать и Сабран, – блеснула глазами Мариан, – но у тебя на плечах голова тактика, Глориан Отлинг. Это уж от отца.
Глориан позволила себе улыбнуться.
Остаток дня она искала, чем себя занять: выехала на осмотр тоннелей и метательных машин. Она оглядывала кузнечные горны, проверяла, как пополняются запасы луков и стрел. Бойцы изо всех провинций, не находя себе места в городе, разбили лагерь у стен. Мало кто принес с собой оружие, зато почти все запаслись теми орудиями, которыми прежде работали в поле. Глориан догадывалась, что точный удар вилами не уступает в смертоносности мечу.
Она ждала многого от искалинского отряда. Известно было, что войско принца Гумы отлично обучено и ему привычно отражать разбойников и налетчиков. Часть его скоро окажется под командованием Глориан.
– Сбор податей под вопросом, – говорила Леодин Эллер, вместе с королевой осматривая рвы (новой герцогиней Щедрости стала троюродная сестра язычника). – Многие ли сумеют их заплатить…
– За моим супругом значительное приданое, – ответила Глориан. – Пусть он и заплатит за бедняков.
– Как скажете, ваша милость.
Никакие налоги, никакое оружие не могли предотвратить неизбежного. На закате могучий боевой конь принца Гумы вброд перешел реку. Глориан следила за ним с замковых стен.
Она встретила супруга в кольчуге. На восьмом десятке многие мужчины становятся хрупкими и сутулыми, но Гума Веталда возрос на горном воздухе и здоровой искалинской пище. Он гордо выпячивал грудь, возвышаясь над рослой королевой. Поредевшие седые волосы он зачесывал назад и подстригал седую бородку. Золотистые глаза – отличительная черта рода Веталда – ярко блестели на загорелом дотемна лице, а под строгой складкой тонких губ виднелся шрам.
«Бесполезно судить по природной стати, – сказала однажды дочери королева Сабран. – Смотри, чем человек себя украшает».
У этого украшения были хороши, но скромнее, чем он мог бы себе позволить. Застежки кожаного плаща изображали груши с герба Веталда, отлитые из красного золота, как и скромно приколотая к лацкану брошь – щит рыцаря-покровителя.
– Ваша милость, – он говорил глуховато, по-искалински раскатывая «р». – Я Гума Веталда, верховный принц Искалина.
Он окинул взглядом замок и добавил:
– А теперь и этой земли.
– Рада, что вы отыскали нас, ваше высочество, – ответила Глориан. – Приношу извинения, что не встретила вас в Аскалоне. Повсюду теперь такой хаос… боюсь, наши посланцы к вам не добрались.
– По-видимому.
Она спиной чувствовала, как неловко ерзают члены регентского совета – даже те, кто настаивал на этом браке. Теперь, воочию видя царственную чету, никто не мог бы отрицать его вопиющей нелепости.
– Добро пожаловать в Арондинский замок, – сказала Глориан. – Мой двор останется здесь, пока нас не отыщут змеи. Съестные припасы истощаются, но мы уделим вам, сколько можем, после столь дальней дороги.
– Провиант мы привезли с собой. Зерно теперь дороже золота, и потому я выплачу половину приданого зерном – у меня остались еще земли, не тронутые змеями. Наши люди не будут голодать, ваша милость.
– Весьма великодушно. – Глориан одарила его улыбкой. – Прошу вас, отдохните и подкрепитесь, у меня же еще остались на вечер дела в городе. Рыцарь Гранхем Дол поможет устроиться вашей свите.
– Где же благородный попечитель? – Он шарил глазами по лицам у нее за спиной. – Я ожидал увидеть герцога Робарта.
– Увы, герцог Робарт нездоров. Мы опасаемся палящей чумы, – сказала Глориан. – Пока он прикован к постели у себя в замке, регентом при мне выступает моя бабушка, дама Мариан Беретнет.
Принц был слишком опытен, чтобы выдать себя.
– Желаю герцогу Робарту скорейшего выздоровления, хотя, боюсь, он уже не оправится. От этой болезни нет средства. – Помолчав, он добавил: – Я проделал долгий путь и обращусь теперь к вашему кастеляну, пусть покажет мои покои. Доброй ночи, ваша милость.
Глориан проводила супруга взглядом. Пока он соберется с силами, она будет готова и ему не уступит.
68
– Принцесса.
Думаи встрепенулась сквозь легкую головную боль.
– Юри? Уже пора? – сипло спросила она. – Змеи здесь?
– Нет, ваше высочество. – Юри мялась на пороге. – Вы здоровы?
– Да. – Думаи приподнялась и протерла глаза, она не собиралась спать. – Что случилось?
– Вам письмо от ее величества.
Юри подала ей узелок из тонкой бумаги, и Думаи осторожно развернула письмо.
«Вниманию коронной принцессы, чья сестра с нетерпением ждет встречи, – значилось там. – Прошу Вас прийти в час раковины».
Осипа советовала бы ей подыскать отговорку, но Думаи не нашла в себе сил отвернуться от Сузумаи. Ребенку восемь лет, в политике она разбирается не больше, нежели в змеях.
– Хорошо. – Думаи выбралась из постели. – Поможешь мне одеться?
– Конечно, принцесса.
Дождь превратился в туман, лишь изредка сгущавшийся в капельки. В полет Думаи одевалась почти как на горе Ипьеда, а теперь ее опять укутали в тяжелые шелка.
Япара орудовала гребнем еще грубее обычного, так и норовила вырвать волосы клочьями, и не было рядом Осипы, чтобы ее остановить.
– Вы, кажется, чем-то встревожены, госпожа Япара, – заметила Думаи. – Облегчите душу, если есть на то желание.
Неподвижное лицо Япары не дрогнуло.
– Этот тихий дождик прекрасен, – сказала она, – но напоминает, что наши боги теперь не так сильны, как прежде. Остается только гадать, к чему было их беспокоить.
– Уверяю, богам причина известна. – Думаи взглянула в окно. – Боюсь, вскоре она станет очевидна каждому.
Больше говорить было не о чем. Пока не налетят змеи, она останется для двора посмешищем или пугалом, грозящимся невидимым врагом. А когда это кончится, торжество ее будет горьким.
Она прошла по дворцу, сдерживаясь, чтобы не искать глазами Никею. Расставание не притупило, а усилило тоску. Стоило Думаи ее заметить – всегда краем глаза, в окружении других Купоза, – боль, как синяк, не сходила по нескольку дней.
Да, Никея ее спасла, но теперь их пути разошлись. Возможно, волей императора. Ей бы радоваться…
Ночь приносила облегчение. Во сне ей являлась не женщина и не змеи, а укрытая снегами долина. Этот сон напоминал те, что часто виделись ей в храме на горе. Сестра-отражение тянулась к Думаи, пока та лежала на краю смерти, но, если она и отвечала что-то, наяву слова забылись.
Пришло время встретиться с другой сестрой. С той, которую она лишила наследства.
Сузумаи, одетая в ночное платье, под присмотром старшей госпожи опочивальни возилась на полу, увлеченно разыгрывая какую-то историю и приговаривая себе под нос. Увидев Думаи, женщина с поклоном удалилась, а Сузумаи подняла голову.