– Держись за руку! – крикнула она. – Хватайся, Думаи!
– Никея, назад!
– Заткнись и держи руку!
Думаи, разжав пальцы, потянулась к ней. Над самой землей Фуртия, задев брюхом заснеженные скалы, толкнулась вверх. Никея сорвалась с нее в тот самый миг, когда Думаи поймала ее за руку, и они вместе полетели в свистящую белизну.
Удар вышиб дух из груди, зубы прокусили язык. Холод проник под одежду. Уверившись, что еще может шевелиться, Думаи села и увидела, что свалилась в мягкий сугроб.
«Фуртия?»
Ей ответил только призрачный стон ветра над пустотой Северной равнины. Сплюнув кровь, она стала искать глазами Никею и нашла ее на пышном снегу, как на подушке. Волосы скрывали ее лицо. Думаи подползла и, бережно поддерживая голову, перевернула ее:
– Никея…
Она ощупала кости – нет ли переломов? Никея не двигалась и не дышала.
– Никея, не бросай меня, пожалуйста. – Думаи рванула ей ворот рубахи: бьется ли жилка на шее? – Ты меня слышишь?
Никея кашлянула паром, и Думаи застыла.
– Да, слышу ваши уговоры остаться с вами, принцесса, – заговорила Никея, хлопая ресницами. – Должно быть, это сон!
Думаи в онемении таращила на нее глаза.
– Наконец-то вы признались, что я вам приятна. Знала бы я, что для этого только и нужно, что свалиться с дракона, давно бы попробовала.
– Не смешно и глупо! – со злостью отрезала Думаи. – Ты ради этой шутки вылезла из седла?
Никея вздохнула:
– Знаю, что оскорблю твою несокрушимую веру в коварство и двуличие Купоза, однако вылезла я из седла, чтобы тебя в него вернуть. Спасала тебя – опять.
Думаи медленно втянула в себя воздух. Облегчение смыло остатки злости. Вокруг на несколько часов пути расстилался снег с пучками желтой травы, за ним вставал крутой хребет.
– Горы… Фуртия улетит туда. Драконы, если нет воды, лечатся высотой, – сказала она. – Ты не видела, откуда выпустили копье?
– Видела. Со сторожевой башни. Вон на ней огонь. – Никея кивнула на далекий дымок на востоке. – Может, передают другим, чтобы нас искали. Надо уходить.
– Зачем им понадобилось ранить Фуртию?
– Затем, что с неба здесь льется смерть, Думаи. Наших драконов северяне давно забыли, если когда о них и слышали. Они так долго спали.
– Ее приняли за змея. – Думаи повернулась к дымку. – Надо им объяснить.
– Не знаю, как ты, а я северных языков не знаю и сомневаюсь, говорят ли они на нашем. – Никея с трудом поднялась, схватилась за бок. – Не скажу, в какой части Северной равнины мы упали, но хороших мест здесь нет. Если мы на хротской половине, нас убьют как неверующих. Если в землях Северного Хюрана, убьют как пришельцев с чужого острова, без спроса вступивших в их владения. Не знаю уж, что хуже.
– Мы найдем Фуртию, – сказала Думаи. – Только прежде надо отыскать укрытие.
– Как скажешь. – Никея снова протянула ей руку. – Ты еще не возненавидела горы?
Думаи сжала ее пальцы:
– Для меня это было бы как ненавидеть собственное сердце. – Она заметила, что Никея морщится. – Ты ранена?
– Думаю, ребра помяла. – Она дохнула туманом. – Ничего. Пойдем искать укрытие?
Путь до хребта был труден. Снег лежал глубокий, ноги вязли, и Никея скоро побелела от холода.
– Думаи, видишь? – Она ткнула онемевшим в матерчатых перчатках пальцем. – Вроде дырки в горе. Маленькая, но вдруг там пещера?
Отверстие темнело невысоко, можно добраться.
– У тебя острый глаз.
– Я же лучница.
Они уже подходили к пещере, когда ветер переменился. Он принес издалека сигнал рога, и Думаи, обернувшись, увидела мчащуюся прямо на нее стаю крылатых созданий.
Ухватив Никею за плечо, она толкнула ее на отвес под устьем. Никея тоже заметила опасность и поспешно полезла вверх. Едва обе нырнули в отверстие, в спину им ударил красный огонь. Они рванулись в темноту, а змей, взревев им вслед, снова взмыл в небо.
Некоторое время они молчали, переводя дыхание.
– Они всюду, – тонким голосом проговорила Никея. – Думаи, они, должно быть, и до Сейки добрались. Нельзя нам было улетать.
– Теперь уж поздно возвращаться. – Думаи оглянулась в сторону выхода. – Тот рог – это хюранцы трубили?
– Если они, то, надеюсь, нас не заметили. – Никея прижалась к ней. – Если сумеешь снова посветить, теперь самое время.
Думаи уже зажмурилась, отыскивая в себе свет. Нащупав то, к чему прикоснулась на Бразате, она вызвала на ладонь белое сияние. По стенам разбежались тени.
– Я его видела на горе. По нему тебя и нашла, – сказала Никея, свет плясал в ее глазах. – Как ты это делаешь?
Думаи покачала головой. Это было все равно что объяснять, как шевелить рукой или ногой или как возникают мысли в голове. Само получается.
Они отошли поглубже и протиснулись в узкую щель между камнями. В первой же сухой пещерке Думаи, усталая до дрожи в ногах, сползла под стену. Никея опустилась с ней рядом.
– А одеяла наши остались на седле, – стуча зубами, припомнила она. – Знаю, принцесса, вы сочтете это очередной уловкой, но… боюсь, я замерзну насмерть, если вы меня не обнимете.
Думаи устало приоткрыла полу меха. Никея приткнулась к ней, опустила голову на грудь, и Думаи, встревоженная бившей женщину крупной дрожью, укутала ее теплой шкурой.
– Доспех – плохая подушка, – выговорила Никея. – Ты собираешься сражаться со змеями?
– Я не умею сражаться.
– И я не умею.
Никея прикрыла глаза, будто прислушиваясь к ее сердцу. Думаи постаралась умерить его биение.
– Всегда ненавидела холод. Немота – гибель поэта.
– Удивляюсь, что ты опять захотела лететь со мной. – Думаи пристроила подбородок ей на макушку. – Ты не создана для такой жизни, Никея.
– А ты бы спросила себя, почему я до сих пор от тебя не отстала. – Никея придвинулась ближе, потянула носом. – А ты зачем полетела на север?
– Чтобы кое с кем встретиться. Думаю, для нас обеих будет лучше, если я об остальном промолчу.
Никея вдруг отодвинулась, откинула мех:
– Как еще мне заслужить твое доверие? – Голос у нее дрожал от холода и горькой обиды. – Я тебя спасла. Не дала умереть на пути домой. Я летела с тобой за полмира и до сих пор не перерезала тебе глотку. Ты не хотела бы меня потерять – ты сама сказала, а я услышала – и все равно мне не доверяешь. Что мне еще сделать?
– Довольно об этом. Мы знакомы два года, а ты все та же Многоликая госпожа. – Думаи слишком устала, чтобы повысить голос. – Может, я рядом с тобой наивна и не знаю жизни, но я не слепа.
– Вижу.
– Тогда не разыгрывай невинности. Говоришь, ты не перерезала мне горла, но это и не в обычае твоего семейства. Твоя семья именно так и действует – превращает Нойзикен в своих должников. Ты что, не видела кукольного дома, который твой отец подарил Сузумаи? – (Никея отвела взгляд.) – Его там нет. Он – не кукла, а кукловод.
– Если ты это заметила, то могла бы еще и заметить, что я там есть. – Она обхватила колени руками, взгляд стал далеким и жестким. – Мое положение не проще твоего, Думаи.
– Так объясни, чем же?
Никея долго сидела неподвижно.
– Объясню, – сказала она, – но не теперь. Мы обе устали.
– Тогда иди сюда.
Никея как будто забыла о ссоре. Она снова прижалась покрепче, и Думаи двумя руками обняла ее плечи.
– Только чтобы тебя согреть, – предупредила она.
– Конечно, – пробормотала Никея. – Если большего мне от тебя не дождаться, приму и это.
74
Север сверкал под полночным солнцем осколками бриллианта. Вулф потерял счет дням пути. Они спали там, где заставала усталость, находя редкие в глуши укрытия – гроты за водопадами, занавешенные сосульками уступы… Никакое лето не в силах было растопить этих вечных снегов, даже нынешнее огненное лето, – но оно их смягчило.
Яртфал стоял в глубине Северной равнины. Впрочем, дружинники умели прокормить себя от земли. Под снегом спал медвежий виноград, попадались кочки пестролапки, порой удавалось подстрелить зверя или птицу.
Они долго ничего не видели впереди, кроме поднимавшихся из снега отвесных утесов. Дышалось здесь легко, как не дышалось до того много недель. Кони, переступая копытами по глубоким снегам, поднимались все выше, а Трит, если не опасался спугнуть добычу, запевал песню, чтобы веселей шагалось.
Только на второй неделе пути они увидели первую виверну – она летела к югу и не обратила внимания на всадников. Здешняя дичь не стоила трудов, когда дальше на юг громоздились горы мяса. Все же после того путники стали осторожнее. Проснувшись как-то ночью, они увидели ниже по склону большого чешуйчатого лося с углями вместо глаз.
На следующий день им повстречался тот великий змей, которого Эйнлек назвал Валейсой. Бурое создание пролетело прямо над их головами, направляясь, как и виверна, к Элдингу.
Дальше начался древний бор. Красноствольные сосны поднимались до облаков, с ветвей пластами обваливался снег. Ковер темной хвои глушил стук копыт.
За бором Вулфу с Тритом открылось озеро и преградившие путь на восток горы – среди них двуглавая снежная вершина. Это и был Бычий Рог. По ту сторону зеленоватых вод складки льда спускались со скальной кручи сероватым водопадом. В озеро осыпались белые осколки. На берегу нашелся старый лагерь с кострищем и распялкой для шкур.
– Для постоянного лагеря маловат, – заметил Вулф. – Должно быть, здесь отмывались и тому подобное, но идем мы правильно.
– Да, это Яртфал. – Трит смерил ледопад взглядом. – Только глаз он не радует.
– Не на нем же застава стоит.
– А все равно, бьюсь об заклад: чтоб до нее добраться, придется его одолеть. Нет лучшей защиты от незваных гостей, чем такой вот ледяной шлем. – Трит повернулся в седле, озирая долину, и кивнул на уходящую в горы заглохшую тропку. – Должно быть, нам туда. Похоже, круто придется.
– Если нужно отдохнуть, подожди здесь, – сказал Вулф. Трит тер глаза. – Я один поднимусь.
– Я, по-моему, ясно выразился, Вулферт: один ты никуда не пойдешь. – Трит похлопал ладонью своего коня. – Стало быть, поднимаемся к заставе. Погреем кости и придумаем, как пристыдить Карла.