В темной, как пещера, палатке Думаи сняла с шеи камень. Она изучала его не первый месяц, но так и не научилась обращать его силу к себе, зато это умела Фуртия. Большего и не требовалось.
Усталость манила ее лечь и уснуть. Она сняла доспех, отлепила от тела волглую нижнюю одежду и стала осматривать избитое тело. Каждый полет, каждое сражение оставляли свой след. На бедре пузырился ожог, на лице пестрели мелкие ссадины от летящего щебня. А еще этот выворачивающий нутро кашель. Она заматывала лицо мокрой тряпкой, но дым пробивался и под нее.
Зеркала не было, но она и так знала, что похожа на привидение. На расплывающийся рисунок полусухой кистью. И волосы седые от пепла, словно с тех пор, как покинула двор, она состарилась на целый век.
И все равно Думаи чувствовала себя живой, как никогда в Антуме.
Снег не переставал. Она вымылась в ледяном ручейке и вернулась в палатку греться и расчесывать спутанные волосы – после каждого боя приходилось с ними мучиться.
В сумерки она вышла посидеть со своим народом. Какой-то мужчина щедро зачерпнул ей просяной каши, запеченной с зеленью и грибами, и поблагодарил за храбрость. Другой подсунул свою миску, уверяя, что ей силы нужнее.
Пустили по кругу добытое разбойниками вино. Однорукая женщина жарила над огнем каштаны. Думаи, прожевывая вкусные побеги, вслушивалась в тихий разговор – друзья и незнакомцы наравне делились воспоминаниями и потерями. Она слушала треск огня, немилосердный кашель, который принесли с собой едва ли не все выжившие, поскрипывание деревьев… Зима выдалась жестокой, но ей впервые за много дней было спокойно под теплым плащом, среди живых людей.
Рядом смотрела в костер закутанная в шкуру девочка лет двенадцати. Думаи подсела к ней.
– Ию, ты поела? – (Девочка покачала головой.) – Холодно. Нужно есть, еда согреет и даст силы.
– Сильной была сестра. – Она взглянула пустыми глазами. – Я – нет.
– Ее теперь бережет великий Квирики. Ее никто не обидит. – Думаи кивком попросила у мужчины еще одну миску. – Я тоже тоскую по сестре.
– Почему ваша сестра не с нами? – подняла на нее глаза Ию.
– Это слишком долгая история, – натужно улыбнулась Думаи.
– Лучше я поведаю тебе другую, – обратилась к девочке пожилая женщина. – Она принесет нам надежду в холодной ночи.
Люди, примолкнув, стали слушать. Ию прислонилась к Думаи, и та прижала ее к себе.
– Раз с нами сейчас королева Думаи, я вам расскажу о другой великой королеве. О королеве, которая хотела подарить своему народу зеленый мир, которая всех любила одинаково, будь они рождены в пыльной провинции или в гавани. – Женщина помолчала, дожидаясь полной тишины. – Я расскажу вам о Шелковичной королеве.
Кое-кто обратил на Думаи загадочные взгляды. Так смотрят, собираясь поделиться секретом.
– В стародавние времена жила в Ампики, что на самом кончике нашего острова, девочка. Селение ее было древним, как камни Сейки. Она жила, подобно нам, в вечном страхе перед голодом и жаждой, – говорила рассказчица; дети придвинулись к ней поближе. – Имени ее эта история не называет, так часто бывает со старинными историями.
– Думаи…
Ее тронули за плечо. Бросив последний взгляд на женщину, Думаи отвела Ию к опекавшей ее молодой паре, а сама вернулась за матерью в палатку.
– По-моему, я где-то слышала эту историю, – сказала она.
– Она любима в пыльных провинциях. Про бедную сироту, ставшую королевой отверженных. – Унора засветила лампу. – Госпожа Митара в безопасности. Ритюка отведет ее посмотреть арбалет, но им понадобится много дерева. Поможешь мне утром с заготовкой?
– Я не смогу задержаться.
– Сможешь. – Унора встала перед ней на колени, взглянула твердо. – Послушай меня. Ты много дней провела в дыму и копоти и сделала все, что сейчас возможно.
– У меня камень. С ним…
– Ты не можешь постоянно сопровождать богов. Они понимают, что ты из плоти и кости.
– Я их пробудила. Те, кто погиб, погибли из-за меня. – У нее сорвался голос. – Камень дает им силу.
– Прекрати. – Унора сжала ее виски. – Я понимаю, что удержать тебя не смогу. Но без отдыха и лечения у тебя не будет сил летать с Фуртией. Ты начнешь допускать ошибки. Никогда не забывай, чему научили тебя горы. Помни и уважай пределы своих сил.
Думаи знала, что мать права. Ноги у нее подкашивались, глаза жгло, горло саднило.
– Я останусь, – сказала она. – Пока не окрепну.
– Здесь тоже много дел. – Унора села с ней рядом. – Кометы недолго ждать. Мы должны верить богам. Ты не думала, что будешь делать, когда это кончится?
– Нет. Ясно одно: речному хозяину не место в регентах, – пробормотала Думаи. – Но как звать людей в бой еще и за себя, когда уже пролилось столько крови?
– Люди могут и пойти – ради нас всех, чтобы возвести на трон более доброго вождя. И мне кажется, боги тебе против него помогут. – Мать погладила ее по голове. – Еще будет время решить, Думаи. А пока отдыхай и лечись. Встретим новый день, когда он наступит.
Думаи кивнула. От усталости глаза закрывались сами собой. Едва мать вышла, она забралась в постель и уснула слишком крепко, чтобы услышать во сне голос.
В темноте ее разбудило легкое прикосновение.
– Думаи, – тихим, чужим голосом сказала Унора, – у нас прибавилось выживших.
Думаи протерла глаза:
– Из Гинуры?
– Сама увидишь.
Они прошли мимо палаток, мимо одинокого костра, к тому же старому буку. У крайней метки издыхала загнанная лошадь. Один из охотников держал на руках всадницу – молодую женщину, грязную, в простой и явно не менявшейся неделями одежде. Короткие волосы все в пепле. Ее веки затрепетали, и Думаи, онемев, взглянула ей в глаза.
– Думаи, – прошептала Никея, – я тебя нашла.
85
Лощина Стилхарроу когда-то дышала нежными рассветными туманами, пока лучи с востока не сдували вуаль с ее вод. Теперь между трупами висели комья дыма от множества костров. Ветер свистел в скелетах ветвей, стриг смердящие дымом и смертью мокрые лишайники.
Глориан из-под навеса смотрела, как ее рыцари и солдаты сражаются с порождениями кошмара.
Крутую узкую лощину затягивала рваная простыня наледи. Одна лошадь вдохнула запах тумана, забилась, понесла, и тут же чешуйчатый волк порвал ей горло, размыв лед темной кровью. Всадник рухнул в воду, глухой шлем скрал его крик. Из замка волка осыпали стрелами.
Глориан шевельнулась в седле. В пояснице разрасталась боль. Поверх красной стеганки она носила кольчугу без рукавов, укрывавшую тело с выпуклым животом от шеи до бедер. Она, невидимая под снежным навесом, ждала поодаль от места сражения.
Рядом замер не оттаявший еще водопад – словно натеки воска на свече. Она смотрела, как плачут ледяные сосульки.
После прихода тепла Инису останется жить недолго. Зима милосердно дала им передышку – Фиридел скрылся, надо думать, улетел на теплый Юг, хотя полчища его гнусных созданий остались и продолжали бойню, день за днем тысячами губя ее народ.
Карментум уже пал. До Иниса дошел наконец слух о его уничтожении. Была процветающая республика, и вот ее нет, и народ развеян по ветру.
– Ваша милость.
Подъехал герцог Дамад на боевом коне, со снежинками в коротких кудрях. За его спиной издыхали на копьях солдат последние визжащие твари.
– Покончено с ними? – Слова вырвались у Глориан изо рта с белыми оборками пара. – С этими?
– С этими – да.
По всей лощине валялись трупы. Самый большой – туша возглавлявшей атаку виверны, серая от рыла до шипастого хвоста. Ее сбили в небе камнем из катапульты.
– Фиридела не видно, – отметила Глориан.
– Если эти – из его стаи, скоро он и до нас доберется.
Глориан кивнула. Они уже поняли: все, что видит виверна, знает великий змей.
По сведениям регентского совета, существовало три змея, получивших имена в трех разных землях. Орсул осаждал Север, Дедалаган – Юг, а Фиридела последний раз видели в Западном Искалине; однако донесения говорили, что из горы Ужаса вылетело пять чудовищ. Оставалось предположить, что еще два орудуют на Востоке.
Они налетят без предупреждения. Часовые у сигнальных огней давно оставили свои посты, укрывшись в пещерах.
– Надо решать, что делать дальше, – сказал герцог. – Я вызову ваш совет и благородную попечительницу.
– Хорошо.
Глориан бросила взгляд на замок, где надзирал за работой катапульт ее супруг, и снова на лед. По нему полз к своим солдат, истекающий кровью из обрубка тела. Кто-то из его товарищей, не дрогнув, послал стрелу ему в голову.
И оглянулся на Глориан. Та кивнула, отпуская грех, и развернула коня.
В опочивальне замка Стилхарроу она встала перед камином. Дамы сняли с ее плеч кольчугу и расстегнули стеганый нагрудник.
От огня по стенам плясали тени. Она вздрогнула, увидев свою, такую пузатую.
Хелисента принесла ей свежую сорочку.
– Глориан, ты как? – спросила она.
Та чуть не расплакалась от облегчения. Много дней никто ею не интересовался, не смотрел ей в глаза – а только на живот.
– Устала. – Она обеими руками придерживала его груз. – Такая тяжелая.
– Скоро все пройдет.
«Если я выживу».
Мысль скользнула в отдалении, не вызывая никаких чувств. Ее предшественницы иногда умирали в родах, и причину смерти одной Глориан знала точно: королеву-мучительницу вырезали из чрева матери.
Хелисента подвела ее к скамеечке. Джулиан пролила на волосы несколько капель драгоценного лавандового масла, чтобы заглушить запах дыма. Глориан спохватилась, что клюет носом. Ее и в лучшие времена тянуло в сон от таких нежностей.
Два года, как она впервые услышала тот голос, а нитей сна так и не распутала, не сумела отличить, земной он или божественный. Впрочем, теперь голос, кажется, замолчал.
Больно оказалось лишиться и этого малого утешения.
– Глориан. – Джулиан коснулась ее щеки. – Глориан, ты совсем без сил. Давай я скажу даме Мариан.