– Отец держит ее взаперти. Дворцовые интриги до нее почти не доходят, и она не мешает регенту править. Больно было ее покидать, но все же с ней осталась вдовствующая императрица.
– А ты, стало быть, решила перебраться к моему двору, – сказала, глядя ей в глаза, Думаи. – Жить в глуши среди нищих и разбойников, идти за лишенной трона королевой… ты уверена, Никея?
– И цветок из дворцового сада иной раз выживает в лесу.
– Лучше тебе не называть никому своего имени. Госпожа Митара знает, но здесь твой клан не пользуется любовью.
– Мне хочется верить, что я не дура. – Никея тронула пальцем свои волосы, едва достававшие теперь до подбородка. – Видишь, как хитро замаскировалась? Похожа на провинциалку?
Думаи не успела удержать руку, которая невольно потянулась отвести ей прядь за ухо и задержалась на миг на щеке.
– Смотри же не снимай маску, – очень тихо попросила она. – В ней ты сможешь остаться со мной рядом.
Никея кивнула, но тут же ее лицо вновь омрачилось заботой.
– Я не только для этого здесь. Есть предложение, как нам отстоять Сейки. А еще я должна сдержать обещание, данное тебе на Севере, – рассказать правду, как я ее знаю, про наши семьи и про то, что их связывает.
Одного взгляда на лицо Никеи хватило, чтобы понять: новые сведения до основания потрясут ее мир.
– Не здесь, – попросила Думаи. – Я знаю место, где можно поговорить спокойно.
Ритюка был уверен, что лес населен призраками не упокоившихся в море мертвецов. Он, как многие здешние жители, в темноте отказывался выходить из лагеря. Думаи его страхов не разделяла, но лесная тишина ночами и вправду казалась чужой, такой пустой и глубокой, что ее не нарушал даже шум ветра. Она, держа перед собой фонарь, шла между великанскими соснами.
Может быть, здесь был и ее отец – ждал, когда она разоблачит убийц.
Канифы среди призраков быть не могло. Он расстался с жизнью слишком далеко от родного острова. Думаи молилась, чтобы его дух, вросший теперь в гору, узнал покой, но случались и минуты слабости, когда ей хотелось, чтобы он снова нашел к ней дорогу.
С ветвей тихо осыпались комья снега, густая хвоя сходилась в сплошную крышу, отсекая небо. Никея тоже взяла фонарь, оделась в чужое платье и слишком большие для ее ног сапоги из оленьей кожи.
– Не нравится мне это, ведь я знать не знала, что у тебя на уме, – сухо заметила она, перебираясь через поваленный ствол. – Я, верно, потеряла нюх на интриги, и немудрено, что мне пришлось покинуть двор.
Ее голос, разбив напряженную тишину, внушил Думаи смелость заговорить:
– Ты раньше принадлежала двору, а я – горе. – Она поискала глазами следующую метку: сплетенные в арку ветки. – Лес нам обеим внове.
– Для сбившихся с пути здесь самое место.
– Я еще только собираюсь сбить тебя с пути. – Думаи протянула ей руку, помогая перешагнуть бревно. – Скоро я научу тебя разбираться в грибах. А ты за то сделаешь из меня лучницу.
– Хоть чему-то полезному научу.
Они взобрались на неровную скалу, пробившую лесной балдахин. Недалеко от подножия сочился из камней горячий ключ, над ним нависала заснеженная ветвь. Под ней Думаи поставила фонарь:
– Здесь нас никто не подслушает.
– И не увидит. – Никея оглянулась на лес. – Совсем ни к чему было так далеко уходить.
– Мне говорили, этот ключ целебный. Ты еще слаба. – Думаи присела у воды. – И ты, помнится, терпеть не можешь холода.
– Какая забота! – улыбнулась Никея. – На этот раз искупаешься со мной?
– Я холод люблю, – слабо улыбнулась Думаи.
– Ты многому научилась. – Никея с озорством в глазах запахнула на себе меха. – А вдруг теперь я застесняюсь?
– Я всегда могу отвернуться.
– Не надо.
Их снова окружило молчание. В его кругу Думаи очень ясно слышала свое сердце: медленные, глухие удары.
Никея распустила пояс. Слои одежды с шорохом спадали наземь, пока она не осталась нагой в слабом свете двух фонарей. Думаи смотрела ей в лицо.
– Можешь взглянуть на меня, – тихо сказала Никея. – Мне этого хочется.
– Я смотрю.
И снова ее губ коснулась легкая улыбка.
– Мне нравится, что ты никогда не называла меня красивой. Меня научили беспощадно пользоваться красотой. Люди ее первую замечают. И запоминают. – Она опустила глаза, прикрылась руками. – Красота безыскусна.
– Зато искусство нужно, чтобы отточить ее себе на пользу, – заметила Думаи. – Но меня ты взяла другим.
– Чем же?
– Всем остальным, в конечном счете. – Думаи не отпускала ее взгляда. – Тебе незачем расставаться со своими тайнами, Никея. Рознь между нашими семьями, регентство… все это значит сейчас еще меньше прежнего. Я долго не могла тебе поверить, но теперь верю. Верю, что ты на моей стороне.
– Я тебе как-то уже говорила: наш мир купается в тайнах. Я хочу, чтобы ты все мои знала.
Никея вошла в теплую воду, окунулась с головой. Всплыла со вздохом облегчения, отбросила с лица короткие волосы. Думаи заметила немало царапин и ссадин и потускневший кровоподтек у нее на плече. Дорого ей далась дорога сюда.
Смыв остатки грязи и золы, Никея прилегла, опершись на локоть.
– В моем клане есть легенда – о нашем происхождении, – заговорила она. – Эту легенду рассказывают кое-кому из наследников. Еще до того, как мы спасли вашу династию, один из моих предков служил Шелковичной королеве. Знаешь эту историю?
– Вкратце, – ответила Думаи; при этом имени руки у нее пошли гусиной кожей – В лагере рассказывали.
– Некая бедная женщина открыла остров в Бескрайнем море. На нем росла шелковица, наделившая ее дивным даром. Она могла без кресала и огнива зажигать пламя. Сначала она жила на том зеленом острове одна. Со временем к ней стали стекаться другие, потому что она привечала попавших в беду и отверженных. Но когда ее дерево погибло, иссякла и ее воля к жизни. Говорят, к тому времени она прожила не один век. Она отослала от себя верных подданных. Королевство ее увядало, но она желала добра своему народу, из которого многие были родом с Сейки. Она попросила моего предка втереться в число знатных, чтобы поддерживать равновесие двух сил.
Думаи вспомнился свиток с весами в комнате Жизни.
– Да, – угадав ее мысли, ответила Никея. – Это вполне складывается с рассказом мастера Кипруна. Видишь ли, когда дерево еще жило, моему предку дозволили вкусить его ягод и унести с собой огонь.
– И как же вы должны поддерживать равновесие?
– Ты умна, Думаи. Подумай сама. Твой род – от звезд, мой от огня. Нашим колоколам следовало бы быть золотыми, как пламя и солнечный свет, а вашей рыбке – серебряной.
Еще два года назад Думаи бы не поверила. Теперь в рассказе виделся смысл.
– Ваш род был когда-то грозной силой. Императрица Мокво умела вызывать бури и наводить видения на своих врагов и даже подчиняла себе воды, приливы и отливы. Купоза должны были умерять ее неземное могущество. Огня мы лишились, но то, что осталось, еще течет, словно масло, в нашей крови. Нет только дерева, чтобы его воспламенить.
– Однако твой отец добивается не просто равновесия?
– Нет. Он, как и все последние поколения, стремился направлять и подчинять род Нойзикен, пользуясь дремотой богов. Вместо того чтобы советовать твоим родичам, он решил похитить их власть.
– А ты другая.
– Мне хочется верить, – потупила глаза Никея. – Раньше была такой же. Мать старалась сохранить во мне доброту и преданность, но после ее смерти отец сделал из меня свое орудие, серебряную иглу, – чтобы расшивать его мир. Я быстро выучилась интригам. Мне всегда хотелось ему угодить, потому я и взялась шпионить за твоей бабкой. Он старался не терять Нойзикен из виду. Узнав в храме твое лицо, я поскакала к нему, но твой отец успел раньше. Одна из немногих моих неудач. Потом ты оказалась при дворе, и у тебя была Фуртия. Отец уверял, что ты несешь хаос и я должна прибрать тебя к рукам ради всего, что нам дорого. Твоя магия пробудилась, а наша – нет. Он видел в том угрозу для себя. Я год разрывалась между верностью тебе и ему.
– Потому и навязалась со мной в полет, – подхватила Думаи. – Чтобы разобраться, что я такое.
Никея кивнула:
– Я никак не ждала, что ты мне так понравишься. Я часто играла сердцами, но с тобой все вышло слишком настоящим. Впервые за много лет во мне возросло собственное желание. Желание выйти из его тени. – Никея взглянула на Думаи. – Я бы раньше объяснилась, но думала, ты мне не поверишь. У меня ведь нет огня, нет настоящих доказательств.
– Так откуда тебе знать, что это правда?
– Я и не знаю. Это старинная сказка, а замечательных предков приписывает себе каждый клан. Но мой отец в это верит. – Никея помолчала. – И я неподвластна красной болезни.
– Что?
– В дороге я помогла умирающей женщине. Взяла ее за руку и только тогда заметила красноту. Ничего не случилось. – Никея показала ей руку. – Змеи дышат огнем. Как видно, меня им не пронять.
Снова опустилось глубокое молчание, нарушаемое только плеском ручья и соловьиной песней. Думаи водила пальцем по своей ладони – вокруг того места, где горел белый свет. Ее живые сновидения, голоса богов – лишь первые шаги на долгом пути к полному познанию своих сил.
Только она никак не могла понять, почему эти силы проявились в ней, а не в ее отце и не в бабушке.
– Ты сказала, у тебя есть предложение, – напомнила она.
– Я боюсь сказать.
– Почему?
– Потому что, сорвавшись с языка, оно может подорвать твое ко мне доверие, а я этого не вынесу.
– Не подорвет. Можешь говорить откровенно.
Никея как будто взвешивала ее искренность. Думаи видела, как вздрагивает ее горло, как дыхание вздымает грудь.
– Прежде иди ко мне, – сказала она. – Я хочу обнимать тебя, пока буду говорить.
Думаи отвернулась. Она не раз купалась при людях, и при Никее в том числе, но здесь было иное. Стянув перчатки, она расстегнула застежку охотничьего плаща.
Горячая вода прогнала мурашки с кожи. Никея притянула ее к себе, стала целовать ее пальцы, задерживаясь губами на обрубках, и Думаи задрожала от остроты этой близости. После стольких трудностей и отчуждения между ними наконец ничего не стояло.