– Прости, что так долго думала. Я никогда ни с кем не бывала, как мы с тобой.
– Я же понимаю. Просто дразнюсь. Ты что, меня не знаешь?
Думаи погладила ее по спине, коснувшись подживших ссадин.
– К счастью, знаю. Я родилась в храме. Я до тонкостей изучила все сейкинские обряды, от древних до самых новых. – Она встретила ее блестящий любопытством взгляд. – Мы поклялись в любви у воды под ночным небом. Если ты хотела со мной обручиться… ты уже обручена, Никея.
Та сжала ее пальцы:
– Значит, обручена.
Думаи ответила на ее улыбку и стерла слезу со щеки. Никея снова прилегла рядом.
– Конечно, по придворной традиции любовников после тайного брака застают в постели, – игриво напомнила она. – Рано или поздно все тайное становится явным.
– Пока нам придется хранить тайну.
– Королева Думаи, вы стыдитесь своей серебряной супруги?
– Просто хочу оставить эти часы для себя, чтобы никто нас не заметил. К тому же, – Думаи потянулась прибрать ей волосы за ухо, – одна умная женщина сказала мне однажды, что мир купается в тайнах.
– Речи твои стали слаще моих, – рассмеялась Никея. – Полагаю, это моя заслуга.
– Правильно полагаешь.
Думаи поцеловала ее, вдохнула запах дыма от очага.
– Фуртия давно не показывалась, – сказала Никея, когда их губы расстались. – Когда ты снова полетишь?
– Когда меня призовут.
– Но ты вернешься? – Она больше не шутила. – Обещай мне, Думаи.
Та заглянула в ее встревоженные глаза и сказала:
– Обещаю, что буду стараться.
Позже, уже на краю сна, ее вдруг бросило в холодный пот.
– Мне кажется, тебе сейчас покойно. – Голос, которого она так долго не допускала к себе; он напомнил ей себя, прежнюю. – От этого мне тоже тепло, сестра.
Думаи казалось, она почти различает фигуру в тумане.
– Это не навсегда, – послала она ответные слова, не успев себя остановить, и позволила себе погрузиться в черное море дремоты в объятиях любимой. – Не бывает вечного покоя среди столь великого горя.
89
Время шло, а мир все горел. Тунува сражалась со зверями в Багровой пустыне. Она сбивала в небе виверн и крылатых змеев. Они с Денаг вместе отправились на Восток, чтобы доставить королеве Дарании драгоценное лекарство от драконьей чумы. Сошен с Саяти нашли действенное средство.
Наконец Эсбар, услышав призыв, собрала всех дома, в обители.
Гашан была в Йотенье, когда стены могучей крепости пали перед слугами Дедалагана. Теперь она с другими выжившими спешила в Нзену, намереваясь оборонять столицу. Эсбар решила помочь ей.
В ночь перед выступлением обитель провела в тишине. Не спала одна Тунува – стояла у окна. Звезды теперь редко проглядывали сквозь дымный туман, но в эту ночь показались.
Где-то под звездами держал путь к своей инисской семье Армул. У нее не нашлось для него лучшей защиты, чем то копье, а этого было мало, так мало.
Она не ждала от него улыбки при мысли о возвращении, но теперь надежда зернышком запала глубоко в душу и уже пустила крошечный зеленый росток. Потерянного времени им не вернуть, но снова видеть его в годы седин – какой это будет подарок!..
– Тува.
Она не услышала появления Канты. Та, вся в синем, стояла в конце коридора.
– С тобой все хорошо?
– Да. – Тунува овладела собой. – Прости, Канта, я просто… задумалась о Вулфе.
– От меня можешь ничего не скрывать. Не представляю, если бы мне довелось снова увидеть дочь… – Канта встала с ней у окна, прохладной ладонью коснулась плеча. – Ты рада, что с ним встретилась?
– Слов нет, как рада. Все не было случая поблагодарить тебя, – ответила Тунува. – Если есть у меня что-то, чем могу вознаградить тебя за доброту, сестра, оно твое. Только попроси.
– Я слышала, вы завтра выезжаете в Нзену.
– Да. Я думала, ты с нами. Сию говорила, ты стала недурной лучницей, а это хороший случай показать себя перед Эсбар. Уверена, она вознаградит тебя за терпение.
Канта смотрела на свои пальцы, вертела золотое кольцо на указательном.
– Если мне предстоит сражаться, я в самом деле попрошу у тебя кое-что, хоть и знаю, что тебе, может быть, придется отказать.
– Назови.
– Я хочу увидеть могилу Матери. – Канта не поднимала глаз. – После стольких лет в Инисе под игом Обманщика… я хотела бы помолиться над ее костями. Меня, Тува, мучит мысль, что я так долго жила в цепях лжи.
Во всей обители не было более святого места, а Канта не стала еще даже послушницей. Тунува знала: Эсбар ни за что бы не позволила.
Отказ уже был у нее на устах, но она сдержалась. Канта так помогла ей в поисках Армула… За это просьба показать могилу виделась скромной услугой.
Легко согласиться – повинуясь мгновению. Забыть будет труднее. Тунува и без того скрывала тайну глупого нечаянного поцелуя в Инисе. Таить от Эсбар еще и это было бы невозможно.
– Прости, Канта, – тихо сказала она. – В гробницу нет хода даже посвященным.
– Понимаю. – Канта закрыла глаза. – Но ведь никто бы не узнал, Тува. Только мы с тобой.
Она взглянула Тунуве в лицо, и две крошечные звездочки загорелись в темных небесах ее зрачков. Тунува не сумела отвести глаз и вся обмякла, чувствуя вкус стали во рту.
Навалилась тяжесть, темнота будто сгустилась, когда Канта взяла ее за руку.
– Спасибо, друг мой, – сказала она. – Я знала, что ты поможешь мне увидеть Мать.
Пальцы у нее были холоднее смерти. Тунува, морща лоб, смотрела на них, силясь вспомнить свои последние слова.
Потом она увидела себя в пустынном коридоре, и вот уже лестница в склеп. У дверей она привычным движением потянулась к висевшему на шее ключу.
– Погоди, нам сюда нельзя. – Слова выговаривались так медленно… – Как мы сюда попали?
– Тува.
Она вздрогнула. Теперь за руку ее держала Эсбар, смотрела озабоченно.
– Эсбар? – Тунува заморгала, сгоняя тень с глаз. – А я думала, Канта. Я сплю?
– Ты так устала, любимая. – Эсбар коснулась ее плеча, снова повернула к двери. – День выдался трудный, но перед отъездом в Нзену мы должны повидать Мать.
– Да.
Внутри на них обрушилась темнота. Тунува затеплила огонек, как во сне обошла камеру и засветила лампады. Когда она вернулась, у гроба, положив ладони на крышку, стояла Канта. Волосы ее в сумраке блестели кованым золотом.
– Помоги открыть.
У Тунувы слипались глаза.
– Канта, – выговорила она, – что происходит?
Канта подняла взгляд. Тунува уставилась в ее глаза, полные первобытной пустоты.
– Пожалуйста, Тунува, помоги мне открыть гроб. Я ничего плохого не хочу.
– Ничего плохого, – кивнула Тунува.
Она решила, что видит сон. Ноги сковала темная вода, кожа то горела, то стыла, сильно билось сердце. Все кругом расплывалось.
Этот гроб не тревожили веками. Как ни сильна была Тунува, от усилия сдвинуть крышку ее пробил пот. Канта пришла на помощь, налегла со всей мочи, и крышка со скрежетом сдвинулась, открыв ее – Клеолинду Онйеню, принцессу Лазии.
Не скелет – женщину, какой она была. Мать, не тронутую тленом.
Ее тело сохранилось целиком. Ни разложение, ни старость его не коснулись. Темная-темная кожа – гладкая, молодая. Остриженные под самый корень волосы. Загнутые ресницы касаются щек, губы чуть приоткрыты. Локтем она прижимала статуэтку Вашту, похитившего власы солнца, чтобы дать миру огонь. На сложенных ладонь к ладони руках золотились кольца.
Она не дышала. Не двигалась.
– Клеолинда.
В край гроба вцепилась бледная рука. Тунува перевела помутившийся взгляд на застывшее лицо Канты.
– Вот и ты, – едва ли не с нежностью говорила та. – Ты всегда была красавицей. Такой ты бы ему понравилась: дева в ожидании рыцаря.
Она склонилась, почти коснувшись губами безжизненных губ.
– Снится ли он тебе в твоей бездне?
– Ты ее знала! – выдохнула Тунува, больше не сомневаясь, что спит. – Ты знала Мать.
Канта видела только мертвую.
– Я так и думала, что он у тебя, Клеолинда. Я едва не добыла пару к нему – тот, что спрятала Непоро. – Она вдохнула, прикрыв глаза. – А твой – вот он, где-то здесь. Я слышу его звездный шепот. Куда Саяти его упрятала?
Она отступила от гроба, оставив благоговеющую перед лицом Матери Тунуву. Та десятки лет мысленно рисовала себе ее образ, и вот он, как в янтаре.
«Странный сон».
Канта опустилась на колени в ногах гроба.
– Вот, – с усмешкой в голосе сказала она. – Кажется, я знаю, к чему подходит твой таинственный ключ, Тунува. Сагул не только труп тебе поручила.
Тунува словно видела ее глазами. Швы в постаменте и замочную скважину, прикрытую золотой пластинкой.
Она вставила ключ в замок. Повернув его до упора, потянула, и из камня с шорохом выдвинулась шкатулка – шкатулка, вделанная в постамент. В ней, как в гнезде, лежал белый камень с сиянием в сердце. Звезда в туманном стекле.
– Тува?
Канта напряглась. В камеру вошла Эсбар с огоньком в ладони. Она одним взглядом охватила все: открытый гроб, Тунуву, Канту, – и лицо ее сковало небывалым холодом.
– Канта… – Ее голос дрожал от сдерживаемого гнева. – Как ты посмела сюда ступить?
Огонь в ладони Тунувы окрасился алым. Разум мгновенно прояснился, тень сошла с глаз, оставив ее обессилевшей и испуганной. Это был не сон. Она снова взглянула на светлый камень. Искушение крючком вонзилось в нее, потянуло, как прежде тянуло к Канте, и, не успев задуматься, она схватила камень.
Белый свет полыхнул сквозь сжатые пальцы. Она отшатнулась от гроба, упала навзничь.
– Тува! – ахнула Эсбар.
– Нет! – Канта уставилась на нее круглыми глазами. – Что ты наделала, Тува?!
Все потемнело. Камень прилип к пальцам. Сиден в ней увядал от его холода, прорезавшего кровь и сковавшего члены.
– Тува, глупая. – Канта не сводила с нее глаз. – Ты обрекла себя…
Эсбар, не дав ей шагнуть ближе, отшвырнула женщину к стене. Тунуву вырвало. Она падала в лед – в режущую тысячами мечей воду. Рука примерзла к камню – не выпустить!