Он, одетый в кольчугу, скакал в самую гущу схватки.
– Держать строй! – прогремел приказ справа.
Вулф осадил коня, узнал голос. И тут же увидел Роланда в свете взметнувшегося над травой пламени – высокого, как великаны из северных легенд. Вулф заслонил лицо.
Крики боли и страха. Три виверны, выискивая добычу, освещали равнину огнем из пасти. Куда ни кинь взгляд, всюду безумие: дыбящиеся со ржанием кони, труп на трупе… Оживший кошмар.
– Вулф!
Его выворачивал кашель от забившего горло пепла. Натянув на рот обвязку из мокрой ткани, он выхватил копье – подарок Тунувы – и разложил его, как она показывала. Едва защелкнулись петли сочленений, он развернулся на голос и увидел брата – в грязи и крови, рубящего с седла чудовище.
– Ролло! – проорал Вулф сквозь грохот, и тут же тяжелый удар свалил его в грязь, вышиб дух из груди.
Перевернувшись на бок, Вулф увидел уродливого быка. Зверь поднял на рога его коня и, выдувая искры из ноздрей, обернулся к человеку. Пока Вулф барахтался в смрадной жиже, зубы впились ему в плечо. Болезненно вскрикнув, он ткнул копьем в голую шею зверя – наконечник вышел в пасть и пронзил нёбо.
– Вулф!
Весь в грязи, Вулф вырвал копье и пополз, не в силах подняться. Плечо горело.
– Трит! – Лязг металла заглушил голос. – Трит!
Он растолкал солдат, увернулся от бескрылого змея. Над ним пронеслась виверна – Вулф нырнул и врезался прямиком в Трита.
– Откуда тебя принесло? – проорал тот сквозь повязку на лице. – Давно здесь?
– Из Лазии. Только вернулся.
Вулф отпустил друга, чтобы подхватить щит убитого рыцаря, взвесил его на руке, и вот они уже стоят спина к спине.
– Обороняем Полый Гребень?
– Как видишь. – Трит смахнул пот со лба. – Там королева Глориан. Рожает.
Вулф ошарашенно вылупился на скалы невдалеке:
– Она как туда попала?
– Так неудачно сложилось.
– Мне надо туда, к ней.
– А то как же, валяй! Покажи принцу Гуме, кто наставил ему рога, – гаркнул на него Трит. – Брось дурить, Вулф. Она бьется там… – Он выпустил две стрелы кряду. – А мы – здесь.
Вулф кивнул и занес копье.
94
Когда Думаи впервые увидела Эпабо – таинственного помощника своего отца, – тот кашлял кровью в снегах горы Ипьеда. Сейчас он был еще слабее и кашлял в тряпицу копотью.
Ему по локоть откусили левую руку. Целители южного лагеря сделали что могли – промыли и прижгли культю, но до того раненому пришлось проделать долгий путь. Даже не потеряй он так много крови, заражение было неизбежно.
Его принесли в лес на растянутой шкуре. Сейчас он умирал в маленькой палатке. Думаи дождалась просветления в его сонливом беспамятстве.
– Ты меня слышишь, Эпабо?
Тот еле кивнул. Обрубок руки был обмотан холстиной.
– Принцесса Думаи. Умоляю, не подходите. Вдруг во мне красная болезнь.
– Что это было?
– Крылатая тварь ночью на дороге. Я увидел, только когда она вонзила в меня железный зуб.
Думаи оглянулась на мать, молча спрашивая, вынесет ли такое человеческое тело. Унора чуть заметно покачала головой.
– Теперь такие твари рыщут по всем провинциям. Сейки в огне, – сказала Думаи. – Как ты решился выйти из Районти?
– Должен был вас увидеть. Рассказать, что творит речной хозяин.
Она опустилась на колени там, где стояла. Страх теснил ей живот.
– Войдя в храм, ты переменил ход моей жизни. Говори. Твои вести снова все переменят?
– Боюсь, что так. Видно, наша история замкнет свой круг.
– Ты нашел меня, выслеживая госпожу Никею?
– Я не спускал с нее глаз, но, когда она ушла из дворца, не счел нужным преследовать. На этот раз нет. – Он поморщился от боли. – Не знаю, хватит ли мне времени объяснить. Зовите Фуртию Буревестницу.
– Сузу нужна помощь?
– Да.
Думаи кивнула и закрыла глаза. Камень висел на шее, укрепляя связь.
«Великая, ты нужна мне. Сможешь прийти?»
«Огонь силен, дитя земли».
«Кажется, он так разгорелся, что грозит моей оставшейся во дворце сестре. Если ты близко, приди, прошу».
«Иду».
Эпабо облизнул запекшиеся губы. Пот блестел у него на ключицах, стекал по лицу. Унора вышла и вернулась с чашкой чистой воды, поставила так, чтобы он мог дотянуться.
– Речной хозяин никогда особо не заботился о провинциях, – заговорил Эпабо, – но, когда стало ясно, что он не защитит народ, смятение и недовольство охватили даже знатных, даже его собственный клан. Огонь уже пожирал большие города. Нас защищали только вы, принцесса Думаи. После исчезновения госпожи Никеи я решил не идти за ней, а остаться и позаботиться об императрице Сузумаи. Однажды ночью речной хозяин верхом ускакал из дворца, оставив двор в беспорядке. Я думал, он разыскивает непослушную дочь. Но он вернулся… другим. Спокойнее, чем был. Он отказался встречаться с Государственным советом, заперся в Водяном павильоне. И по-прежнему ничего не предпринимал против охватившего страну пожара. Показавшись наконец, речной хозяин объявил, что искал средства покончить с нашими страданиями. Он обратился к старинной западной легенде – к легенде о Безымянном.
Думаи оглянулась на мать.
– Я оставила тот свиток твоему отцу, – выдохнула Унора. – Должно быть, он хранился в Водяном павильоне.
Эпабо кивнул:
– Согласно той легенде, огромный красный змей налетел на город Юкала в земле Лазия. Ее правитель Селину нашел способ задобрить чудовище. Поначалу он отправлял ему в пасть скот, потом стал жертвовать людей, каждый день жребием определяя, кому умереть. Наконец жребий пал на его дочь, на принцессу.
– Скота у нас уже не осталось, – глухо сказала Думаи. – Эпабо, где сейчас речной хозяин?
– Таугран устроил себе логово на Муисиме. Ближайший к нему город – Урамези, в нем еще остались тысячи людей. Речной хозяин объявил, что отправляется туда, чтобы сторговаться со зверем и спасти то, что осталось от Сейки. И он решил взять с собой императрицу Сузумаи.
Думаи сглотнула.
– Едва услышав, я через друзей при дворе связался с господином Тайорином. Его люди помогали перешедшим на вашу сторону. Я послал с ними известие вашей бабушке, предупредил ее, а потом, следуя оплетающим Сейки слухам, двинулся на север, к лесу Маюпора.
– Чего ты боишься?
Унора обнимала себя за плечи. Маска скрывала половину ее лица, но глаза ясно говорили: она не ждет ничего хорошего.
– Зачем ему везти юную императрицу на Муисиму, если известно, что там Таугран? – ответил Эпабо. – Я подумал, не решил ли он избавиться от нее под предлогом спасения Сейки. Предложит ее чудовищу, как тот лазийский правитель, что пожертвовал собственной дочерью.
– Сузумаи ему покорна. Зачем бы он стал ей вредить?
– Ради власти дома Купоза.
Все они оглянулись на голос. У входа в палатку стояла Никея, в наброшенном на плечи охотничьем плаще.
– Прости, что перебила, – сказала она. – Здравствуй, Эпабо. Тебе случалось выглядеть лучше.
– Как и вам, госпожа Никея, – с натугой улыбнулся Эпабо. – Рад, что мы оказались на одной стороне.
Никея кивнула.
– Всем уже ясно, что мой отец изменился, – обратилась она к остальным. – В этом хаосе непомерно разрослось его властолюбие. В огне он увидел шанс вырвать власть для клана Купоза, пока боги бессильны помешать. Я могу поверить, что он принесет кровь Нойзикен в жертву под видом драгоценного дара.
– Эпабо, – заговорила Думаи, – спасибо тебе за все. Я поведу богов, мы предотвратим это безумие.
Она вышла из палатки в зябкую ночь, чтобы собраться.
– Думаи. – Унора догнала ее, и Никея следом. – Нельзя тебе лететь. Если это ловушка, способ выманить тебя из укрытия…
– Я не могу бросить Сузу ему на милость, – твердо ответила Думаи. – Мы с Фуртией ее вытащим.
– Таугран много сильнее Фуртии, – возразила Никея. – Ты же знаешь, Думаи.
– Скоро это изменится. Я чувствую приближение звезды.
Она говорила правду. Внутреннее чувство, натянутое, как струна лютни, отзывалось чему-то, приближавшемуся с каждым часом.
– Никея, – тихо попросила Унора, тронув женщину за плечо, – ты не оставишь нас ненадолго? Позаботься об Эпабо.
– Конечно.
Никея, озабоченно оглянувшись на Думаи, вернулась в палатку. Унора взяла дочь за щеки:
– Тебе нельзя на Муисиму.
– Я должна…
– Однажды я пожелала, Думаи… Мне тогда было двадцать лет. – Голос у нее зазвенел. – Я обратила свое желание к Паяти Белому.
Думаи уставилась на нее.
– Я просила средства попасть ко двору, чтобы спасти отца. В ту ночь Сипво увидела меня во сне. – Голос Уноры был немногим громче шепота. – Паяти – из древних драконов, он рожден звездами, а не морем. Его свет был еще силен во мне, когда я зачинала тебя.
– Откуда ты знаешь?
– Он дал мне срок на один оборот солнца. – Она накрыла ладонью низ живота. – Я думаю, он пробудил в водах моего лона древний дар своего рода.
– Тебя же могли казнить. Это запретно!
– Клинок казался мне милосерднее смерти от жажды или изнурительной болезни. Мне нечего было терять – но теперь есть. – Унора не выпускала ее лица. – На Муисиме сгинул мой отец, на том острове лежит проклятие. Прошу тебя, мой воздушный змей, останься здесь, сбереги себя!
Сейчас Унора не походила на суровую женщину, закаленную в холоде гор. При одном упоминании острова она стала умирающей девочкой из пыльной провинции, одинокой в целом мире.
Думаи потянула ее за рукав:
– Ты останешься здесь. Лагерю нужен вождь, которому верят люди. – Она нащупала растрепанный обрезок веревки у себя на запястье, вытянула одну прядь. – Это подарил мне Канифа, когда я уходила во дворец, – кусок нашей страховки. Пусть у тебя останется один конец. Не отпускай ее, нить своего воздушного змея.
Унора зажала волокно между ладонями.
– Я не могу сожалеть о том желании, – сказала она наконец. – Не обратись я тогда к великому Паяти, мои кости лежали бы в пыли Афы, а тебя не было бы на свете.