об утес, но утес стоит твердо. Помни об этом, Думаи. Помни, кто ты есть. И пусть все их угрозы разобьются о тебя.
– Тебя хоть немного, но защищает клан и известность. У Канифы и того нет.
– У него есть ты, и он тебя не оставит. Не скажу, влюблен он или самый верный на свете друг – возможно, и то и другое, но его жизнь переплелась с твоей. И давно.
– Значит, только я сумею его убедить.
– Возможно. Удачи тебе, – пожелала Осипа. – Со мной у тебя не вышло, Думаи.
В Плавучих садах теперь стало слишком опасно. Никея, несомненно, подсмотрела место их встреч. Думаи выбрала для свидания с другом старый павильон, где проклевывались яйца, – отец позволил ей использовать это помещение для себя.
– Думаи, – с порога заговорил Канифа, – Осипа сказала, ты меня вызвала.
– Ты должен уйти. – Думаи обернулась к нему. – Госпожа Никея запомнила тебя в храме. Она просится лететь со мной в Сепул, а если я откажу, ее отец станет вредить тебе и Осипе.
Канифа долго думал, собрав складки на лбу.
– Тогда возьми с собой меня, – сказал он. – Нас будет двое против одной. Трое, если считать великую Фуртию.
– Это поможет только на время. – Она смягчила голос. – Прошу тебя, Кан, возвращайся.
– Предполагаю, о том же ты просила Осипу, и она отказала?
– Да.
– Не понимаю, как ты могла подумать, что я соглашусь.
– Осипа упрямее вола. Я думала, ты умнее.
– Не так уж я умен, – со слабой улыбкой возразил Канифа, – не то давным-давно перестал бы тебя любить.
Думаи онемела. За два десятилетия она ни разу не заподозрила в друге такого чувства.
– Кан… – выговорила она.
– Ничего-ничего. – В его темных глазах стояла давняя печаль, но не было горечи. – Я много лет как понял, Маи.
– Жаль.
– А мне нет. Мне достаточно быть твоим другом. Ты так многое принесла в мою жизнь, и я ни за что от этого не откажусь. – Канифа прижал ладонь к груди. – Скажи одно. Если ты честно ответишь: «Да», обещаю сегодня же ночью уйти в горы.
Думаи ждала.
– Будь я на твоем месте – если бы я оказался пропавшим принцем, если бы это меня ждали боги, – ты бы оставила меня при этом дворе одного?
Она хотела бы солгать, старалась от всей души, но в конце концов сказала:
– Нет. Конечно нет.
– Тогда бери меня с собой, и станем держаться друг за друга. Всегда будем вместе. Ты мне обещала, Думаи.
– Мы были детьми.
– Слово есть слово.
Она беспомощно склонила голову.
– Хорошо. Если согласится великая Фуртия. – Думаи вздохнула. – Хотя бы двор тебе не будет угрожать. А что делать дальше, подумаем, когда вернемся.
– За Осипу не бойся. Ее ничем не проймешь.
– Знаю. – Думаи подняла на него глаза и против воли улыбнулась. – Готов прокатиться на драконе?
Много недель луна не сияла так ярко. Отец ждал ее в Северном дворе, и с ним были самые важные сановники – Государственный совет. Думаи уложила в мешок его личную печать – доказательство, что она представляет императора. Отец отвел ее в сторону.
– Жду твоего благополучного возвращения, – понизив голос, сказал он, – а я к тому времени вместе с твоей бабушкой устрою безопасное пристанище для теневого двора и соберу к нему верных людей.
– Я желаю вам удачи. Будьте осторожны, отец.
– До этого дня я дожил. Рад, что с тобой летит Канифа.
– А еще госпожа Никея.
– Госпожа Никея… – На лбу у него проявилась пара морщин. – Дочь, ты лишилась рассудка?
– Объясню, когда вернусь. Она выкрутила мне руки, – еле слышно призналась Думаи, – но нас больше, а она будет оторвана от своих. Позвольте, я воспользуюсь случаем, чтобы за ней понаблюдать.
Император Йороду прищурил темные глаза.
– Может, и правда пора переиграть их в их же игре, – так же тихо ответил он. – Я доверяю твоим суждениям, но не забывай о бдительности. Никея – самое острое их оружие. У меня для тебя подарок.
Император поманил к себе Эпабо. Тот поднес шкатулку, внутри лежала пара тонких перчаток. Думаи натянула их до локтя: плотные, но движений не сковывают, и правая подшита по ее пальцам.
– Спасибо, отец, – растроганно поблагодарила она.
– Они для тебя сшиты, – сказал он. – Не пренебрегай визитом в Мозом Альф. Фуртия, возможно, не понимает, какая в том нужда, но нам о дипломатии забывать нельзя. Я знаю, ты сумеешь им объяснить. Протянем руку миру, пока нас не заглотили изнутри.
– Да, отец.
Оба оглянулись на речного хозяина. Тот углубился в разговор с Никеей, одевшейся, как для прогулки по снегу: в широкие складчатые шаровары и щеголеватую охотничью куртку.
– Неужто она это всерьез? – буркнула Думаи подошедшему к ней Канифе. Тот, как и она, закутался в привезенную с гор многослойную одежду, не забыв и меховых сапог. – Она же закоченеет.
– И придворным случается делать глупости.
– Да что ты говоришь? У тебя запасные меха найдутся?
– Да… – Он улыбнулся уголком губ. – Дадим ей сначала немножко помучиться?
– Думаю, иначе нельзя.
Обоих отвлек знакомый шум. Все головы повернулись навстречу Фуртии, скользящей ко дворцу в белых искорках соли, – дракана была будто вырезана из ночного неба. Приземлившись, она обратила луны глаз к Думаи.
«Пора».
Думаи встретила взгляд отца. Тот незаметно кивнул – трудно было судить, что выражало его лицо. Она прошла к дракане, коснулась чешуи рукой в перчатке.
– Великая Фуртия, я готова.
Мысленно она добавила: «Я хотела бы взять с собой еще двоих».
«Кто эти дети земли?»
«Один – мой друг и защитник, он отдаст за меня жизнь».
Думаи сделала знак Канифе, и тот, выступив вперед, низко поклонился. Фуртия обнюхала его.
«Другая мне не друг, но я должна постараться выведать ее секреты, чтобы задушить угрозу».
«Да будет так».
Никея вышла вперед с самоуверенной улыбкой, которая погасла, когда Фуртия щелкнула на нее зубами.
– Мой отец просит лететь сначала в город Мозом Альф, к его королеве, чтобы испросить дозволения на поиск камней. – Поглаживая черные чешуи, Думаи скрывала улыбку. – Мне было бы проще держаться, будь у меня седло. Ты позволишь, великая?
Вместо ответа Фуртия распустила мощные кольца своего тела, коснувшись земли.
Седло, густо покрытое пылью, отыскалось в кладовых. Теперь лакированная кожа блестела от смазки, позолота и сталь сияли, как прежде. Чтобы пристегнуть его, потребовалось пятнадцать стражников. Взобравшись на место, Думаи нашла, что ей просторно и для ног есть особые углубления. Канифа полез следом. Один раз он сорвался, но Фуртия подхватила его хвостом и усадила позади Думаи.
– Привяжись. – Думаи указала ему ременные скобы. – Веревку взял?
– Всегда при мне.
Он связался с ней, как раньше на горе, – нитью жизни от пояса к поясу.
Подошла Никея. Ухватившись за край седла, она стала подтягиваться на дрожащих руках, заскребла ногами. Фуртия вдруг встряхнулась, и Никея, не удержавшись, повалилась навзничь. Речной хозяин не перестал улыбаться, но его губы натянулись.
– Попробуйте снова, госпожа Никея, – подбодрила Думаи. – Ручаюсь, на этот раз великая Фуртия не шевельнется.
Никея подняла на нее блестящие глаза, словно сказала взглядом: «Твоя взяла». Она от души рассмеялась, стала отряхиваться.
– Надеюсь, принцесса, – сказала она. – Не могли бы вы попросить ее смилостивиться надо мной?
Раздались вежливые смешки. Со второй попытки Фуртия позволила Никее сохранить достоинство, и та втиснулась за седельной лукой.
– Для третьего всадника креплений нет, – заметила она. – Мне, как видно, придется держаться за тебя, певец богов.
Канифа сжал зубы. Никея с улыбкой обхватила его за пояс и прижалась всем телом.
Думаи держалась за рог. Еще раз оглянувшись на отца, она увидела его маленьким и беззащитным, одиноким среди колоколов.
«Великий Квирики, пусть мой выбор не окажется ошибкой!»
Фуртия подняла голову. Гребень вздымался над ее лбом, словно круглое зеркало, отражающее лунный свет. Придворные вскрикнули в изумлении и раздались, освобождая ей место.
Дракана взлетела. Городские огни уменьшались на глазах, уходили во тьму и наконец исчезли.
33
Эйдаг много часов не могла уснуть. Остекленевшие карие глаза смотрели на что-то, видное ей одной. Закатанные до локтя рукава открывали широкие ладони – прежде белые с розовыми костяшками, теперь сплошь покрасневшие. Она хрипло дышала. Вулф наблюдал за ней из угла, ожидая перемены.
Каждый день дверь приоткрывалась, кто-то забрасывал в каюту меха с водой и лепешки. Всегда в разное время. Непредсказуемо.
Они разошлись по углам, отгородившись друг от друга невидимыми границами. Проветрить каюту было невозможно, но так хоть не дышали друг на друга.
Вулф сглотнул тяжелый комок. Он разглядывал свои кисти в шрамах от учебных поединков. Красноты не было. С тех пор, как он отскреб кровь.
«Нет на этом лесе никакого проклятия, – сказала ему Мара. – И на тебе тоже».
Однако он убил и избежал заразы, а Эйдаг – добрая, нежная Эйдаг – таяла у него на глазах. Он не часто бывал в святилищах, но помнил слова рыцаря Справедливости: «Зло узнает своих».
– Вулф, – позвала Эйдаг, ее грудь вздымалась, – уже скоро. Ты должен меня убить. Пожалуйста.
– Не могу.
– Прошу тебя.
Когда одолевала тоска по Инису, именно Эйдаг сжимала его в костеломных объятиях. Ее смех согревал в самые трудные, самые холодные дни. И теперь рядом с ней стонали двое мужчин. Велл бешено замотал головой, ударил в дверь.
– Кончается! – выкрикнул он. – Государь!
– Велл, – позвала Эйдаг. – Вулф.
Каждая морщинка ее лица выражала мольбу.
– Прошу вас. Я не хочу никому навредить.
Сжав губы, чтобы не дрожал подбородок, Вулф взял ее за руку, коснулся обнаженной кожей – и крепко сжал пальцы.
– Мы давали клятву. Помнишь? – хрипло прошептал он. – Никто не уйдет в смерть в одиночку.
Ее горячие пальцы обхватили его кисть.