Вулф неуклюже поднялся и поклонился. Под грузом потери он чувствовал себя стариком.
За дверью ждал холодный мир. Мир с острыми краями, и не было Эйдаг, чтобы их притупить. Горе вымывало силу из его костей. Ему бы дойти до святилища, молить рыцаря Справедливости о милосердии. И поспать надо бы. Простая нужда. Только ноги как железом сковало.
Он смотрел на крыши Элдинга, на темные суда в гавани, слушал жучков-смертников.
Тик-тик. Тик-тик.
– Вулф!
Мягкий оклик привел его в чувство. Он тяжело поднял глаза на тронувшего его за плечо Трита. Тот без лишних слов обхватил его сильными руками:
– Ничего, все обойдется.
Дружеское тепло стронуло что-то в душе. Вулф вздрогнул всем телом, обнял Трита и заплакал.
34
Сию отбыла срок наказания, и Сагул, вернув ей свободу, позволила занять солнечную комнату. Вся семья дружно старалась ей помочь, ободрить. Между кормлениями новорожденную брали на себя мужчины, позволяя Сию выспаться и оправиться после родов. Преступление ее было если и не забыто, то прощено.
Как раз когда в их дом вернулся мир, Тунуве пришлось уехать. Им с Хидат предстояла дорога к долине Яуда – в одно из укрытий, где они нашли те странные камни. В этот раз они выступали достаточной силой, чтобы сразить любое вылупившееся чудовище.
До отъезда Тунува решила повидать Сию. Она помнила боль и немощь, накрывшие ее после родов. Трудно было даже сидеть, а лодыжки от отеков раздулись вдвое, поэтому она, заглядывая в солнечную комнату, постаралась не шуметь – вдруг Сию спит.
Та сидела на кушетке, кормила ребенка. Под холмом живота виднелась моховая прокладка для впитывания крови. При виде Тунувы Сию улыбнулась:
– Я надеялась, что ты зайдешь.
– Кормить в одиночестве бывает скучновато. – Тунува поцеловала ее в лоб и с облегчением отметила, что тот прохладный. – Ты как?
– Устала. Не знаю отчего бы, когда я столько сплю.
– Оттого, что твое тело месяцами трудилось, вылепливая будущую воительницу. А теперь день и ночь трудится, чтобы выкормить ее и залечить раны. – Тунува всмотрелась в ее лицо. – Говори правду. Что-то болит?
– Я будто вся избита. – Сию переложила младенца. – Тува, по-моему, я что-то не так делаю. Сегодня она вроде бы довольна, а вчера так орала, словно я ее режу.
– Нет-нет. Просто новорожденные не всегда берут грудь. Имин мог бы разбавить молоко долгорога для прикормки. Ты со второго месяца только им и питалась, – заверила Тунува. – Эсбар пыталась сама тебя кормить, но это оказалось так утомительно и болезненно, что пришлось бросить. Это бывает очень трудно.
– А я не голодала?
– Нет. Ты превосходно росла. – Тунува присела с ней рядом. – Сию, я знаю, настоятельнице здоровье не позволило помазать дитя, но имя ты придумала?
– Лукири дю Сию ак-Нара.
Старинное имя означало на селини «дитя сада», Тунува давно его не слышала.
– Красивое, – сказала она, – и ей подходит.
– Когда настоятельница сможет ее помазать?
– Надеюсь, скоро.
Лукири оторвалась от груди, и Сию промокнула ей ротик салфеткой.
– Хочешь подержать? – предложила она Тунуве. – Денаг объясняла, как сделать, чтобы она срыгнула, но у меня никак не получается.
Тунува открыла рот для ответа.
«Да, – произнес голос у нее в голове. – Конечно».
– Это не обязательно, Тува, – тихо сказала Сию.
– Нет-нет. – Тунува заставила себя улыбнуться. – Давай, я тебе покажу.
Сию, улыбнувшись в ответ, отдала ей ребенка. Тунува подхватила Лукири под мышки, и малышка подогнула коленки – сонная, пьяная от молока.
– Эй, солнышко!
Лукири моргнула. Тунува посадила девочку на колено, пригнула вперед и ладонью подхватила под подбородок.
– Ох, – выдохнула Сию. Лукири возмущенно махала кулачками. – А я клала ее на плечо.
– Некоторым и то годится. – Тунува, убедившись, что не уронит ребенка, принялась потирать и похлопывать ей спину. – Другим лучше так.
– Тува… Имин, когда я родилась, брал меня на руки. Он мне рассказывал. Нельзя ли Анайсо подержать Лукири?
– Имин принят в обитель помазанием.
– Можно и Анайсо принять, – просительно заглянув ей в глаза, сказала Сию. – Тува, он мог бы быть счастлив среди наших мужчин. Он такой нежный, терпеливый. Он из семьи пекарей, умеет печь хлеб и пирожные, и он помогал растить двух сестренок. Я ручаюсь, он и шить выучится, и за садом ухаживать.
– А еще он тебя любит.
– А Эсбар – тебя.
– Это разные вещи. Анайсо хотел бы жениться на тебе и забрать в свою семью. Ты должна понимать, чем это грозит.
Сию помолчала.
– Я сумела бы ему объяснить, только мне не позволяют с ним разговаривать. Держать его здесь как пленника – это ужасно, Тува. Он ничего плохого не сделал.
– Знаю, – жалеючи ответила Тунува. – Потому-то мы так стараемся, чтобы нас никто не увидел, солнышко.
– Я не смела выходить к реке. И допускать, чтобы меня увидели, – тревожным шепотом заговорила Сию. – Тува… если ему нельзя остаться и отпустить его нельзя, что же с ним будет?
– Это решит настоятельница, когда окрепнет.
Лукири нарушила молчание, срыгнув и сплюнув молоко, – и сама испугалась. Сию натужно усмехнулась.
– Вот. – Тунува перевернула Лукири, чистой салфеткой утерла ей рот и подбородок. – Отнести ее к мужчинам?
– Да, пожалуйста. – Сию пристроила голову на валик. – Спросишь Имина насчет молока?
– Спрошу.
Тунува подняла Лукири себе на плечо. От ее движения проснулась Лалхар, дернула носом и, взобравшись на кушетку, свернулась рядом с Сию. Тунува оставила их спать вдвоем.
Лукири зевала у нее на руках, от нее пахло молоком и розами. Тунува, спускаясь, тихонько поцеловала ее в головку. Неизменный укол боли оказался мягче, чем она боялась.
Она точно знала, как Сагул решит дело с Анайсо. Сию должна будет его убить. Он слишком много знал с той минуты, как увидел девушку в глубине Лазийской пущи. Если было другое решение, Тунува его не находила.
– Объясни мне, как это вышло, Алану. Объясни так, как объяснял бы ребенку.
Имсурин, держа в руках серый плащ, сердито разглядывал одного из старших мальчиков.
– Брат, у нас кончилось мыло для стирки, – серьезно ответил Алану, – и я подумал…
– Ты прости мое невежество, Алану. Я по глупости считал, что за запасы отвечаешь ты. Или раньше нам мыло посылали боги?
– Очень жаль вас прерывать, – заговорила Тунува, и оба обернулись. – Этому младенцу скоро надо будет сменить пеленки.
– Алану с радостью займется, – коротко бросил Имсурин.
Мальчик, склонив перед Тунувой голову, со вздохом вышел.
– Ее покормили, Тува?
– Животик полный. – Тунува вручила ему малышку. – Сию назвала ее Лукири.
– Лукири… Отличное имя. – Имсурин ловко принял у нее свою внучку. – Денаг уверена, что Сию поправится умом и телом.
– Думаю, да. Может быть, она захочет кормить молоком долгорога.
– Я приготовлю, – обещал Имсурин. Лукири икнула. – Ты не в курсе, настоятельнице стало лучше?
– Насколько я знаю, без перемен. Эсбар будет тебе сообщать о ее состоянии.
Имсурин кивнул. Морщины у него на лбу стали глубже.
– Желаю вам доброй дороги, Тунува, – сказал он. – Да позаботится о вас Мать.
– И о тебе, Имин.
Она поднялась обратно. На кухне старшие мужчины готовили полуденную трапезу, отчего коридоры наполнились запахами молочного хлеба и тушеной баранины.
– Привет, Тува.
От этого голоса она замерла. В конце коридора стояла Канта.
Тунува готова была отвернуться. Канта с такой добротой утешала ее, плачущую, – не задавала вопросов, не осуждала. А она, открывшись перед чужой женщиной, чувствовала себя неловко, словно голая.
– Канта, все ли у тебя хорошо? – сдержанно спросила она. – Здесь помещаются мужчины и дети.
– Какая я бестолковая. Боюсь, заблудилась, – признала Канта. – Тут столько комнат.
– Никто не показал тебе обитель? – смягчилась Тунува.
– Никто.
– Так не годится. Тогда это сделаю я, – сказала Тунува. – Идем. Возьмем на двоих ломоть горячего хлеба.
Они заглянули чуть не в каждую комнату. Тунува провела Канту в Военный зал, в оружейную – оружие сотнями блестело на стенах, – в звонкое разноголосье трапезной, где мужчины усердно кормили детей. Они зашли в дом Огня, где занималась с младшими посвященными Хидат – учила зажигать магией свечи и масляные светильники.
– Прямо над нами солнечные комнаты, – рассказывала Тунува, проходя по коридору. – Они для старших сестер – сейчас это я, Эсбар и настоятельница. Беременные и кормящие тоже могут ими пользоваться.
– Как мило, – растроганно улыбнулась Канта. – И Сию сейчас в такой?
– Да.
– Ты, кажется, очень к ней привязана. – Дождавшись слабого кивка, Канта сказала: – Как я понимаю, ее родительница – Эсбар. Но и для тебя она, видно, в чем-то как дочь.
– Сестра. Все мы – дочери одной Матери.
– Разумеется.
Они вышли на следующий уровень: к журчащему фонтану и растущим в каменных урнах миниатюрным деревцам.
– Здесь живут посвященные, – объясняла Тунува. – Те, кто вырос из низшего ранга послушниц, показав себя перед настоятельницей. Когда та сочтет своевременным, посвященная впервые вкушает от дерева и принимает белый плащ. Мы называем это «воспламенением».
– В каком возрасте это случается?
– Обычно около шестнадцати.
– Ой! – рассмеялась Канта. – Если настоятельница позволит мне остаться, я буду среди них перестарком.
Тунува задумалась, сколько лет этой женщине.
– Посвященных, в которых загорелся священный пламень, посылают поддерживать и оберегать правителей Юга. Мы поклялись хранить царствующие семейства Лазии и Эрсира. Только им известно о нашем существовании.
– Но высший ваш долг – не допустить возвращения Безымянного? Где, по-вашему, он теперь?
– Это одна из величайших тайн. Мать прогнала его мечом по имени Аскалон, но куда – никто не знает. Многие подозревают, что он уполз обратно в гору Ужаса.